Когда первая волна восторга отхлынула, Диана невольно залюбовалась им, а Володя, скользнув по ней равнодушным взглядом, запрыгнул в некстати подошедший трамвай…

Чертов трамвай, вечно он подкатывает когда не надо! Если бы его не было, Володя в ожидании мог бы заинтересоваться девушкой на остановке. И как знать…

Тут Диана снова увидела свое отражение в киоске «Союзпечати» и поняла, что такой девушкой Володя не заинтересуется, даже если трамвая не будет несколько лет. Долгое ожидание окрасило ее нос в красный цвет, глаза заслезились, а волосы растрепались и обвисли от сырости. В таком виде не стоило маячить перед глазами кумира.

Расстроившись, она побрела домой.

Сняв верхнюю одежду, осторожно заглянула в комнату: мама еще спала. Лучше было, конечно, погулять хотя бы часок, чтобы дать маме выспаться после суточного дежурства, но Диана так продрогла, что почти не чувствовала под собой ног.

Она сняла колготки и сразу постирала, чтобы успели высохнуть до вечера, если она вдруг соберется погулять с подругой.

А что делать, если у тебя одна пара на все случаи жизни? В семье вообще было мало вещей, и когда мама устраивала большую стирку, порой вдруг оказывалось, что, увлекшись, она постирала всю одежду и выйти из дому членам семьи решительно не в чем. Приходилось срочно сушить вещички феном для волос и лихорадочно гладить или изобретать костюмы из подручных средств.

Кухня встретила Диану блеском алюминиевых кастрюлек и сверкающей белизной кухонного шкафчика. Как обычно, мама тщательно прибралась, приготовила обед и лишь затем бухнулась в койку.

Диана заглянула в кастрюли – рассольник, рыба по-польски, картошка и салат из редьки. Наверняка все очень вкусное, но одной есть скучно. Она, хоть и голодная, дождется отца.

Заварив себе чайку, она устроилась на табуретке с книжкой: роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» Диана перечитывала в тысячный раз и грезила наяву, представляя себя в роли Джейн, а Володю соответственно в роли мистера Рочестера.

Если книжный Рочестер смог разглядеть в невзрачной и плохо одетой дурнушке прекрасную любящую душу, значит, на это способен и Володя. Правда, Джейн воспитывала ребенка Рочестера, помогала ему, когда он повредил ногу, а Диана всего лишь смотрит на Стасова влюбленными глазами. Что бы такое сделать для него? Но Володя жив, здоров и совершенно не нуждается в ее поддержке. Если бы была война… Он – командир, она – бесстрашный санинструктор, выносит его с поля боя и осторожно, нежно обрабатывает рану…

Диана усмехнулась, обуздывая свои романтические мечты.

– Ты что сидишь на кухне как бедная родственница? – Окунувшись в призрачный мир любовных переживаний, Диана и не заметила, как мама вошла в кухню. – Я сто раз говорила, что меня невозможно разбудить, когда я сплю после дежурства. Даже если ты приведешь подружек и устроишь дискотеку, я не проснусь!

– Я чаю хотела попить.

– Давай.

Мама достала из шкафчика печенье.

– Нет, печенье не буду.

– Фигуру блюдешь? Но с нашими доходами ты не растолстеешь, даже если захочешь.

Мама поцеловала ее в макушку и налила себе чаю.

– А то, может, пообедаешь? Папа когда еще придет.

Диана решительно помотала головой.

Вздохнув, мама заново закрутила волосы на затылке, скрепив их длинными, как у японской гейши, шпильками. Диана залюбовалась: какая у нее длинная тонкая шея, маленький, но твердый подбородок…

Удивительно, в свои тридцать четыре мама смотрелась молоденькой девушкой. На родительских собраниях, которые она изредка посещала, среди расплывшихся, обабившихся мамаш она выглядела провинившейся старшеклассницей, и Диана очень этим гордилась.

Причем впечатление юности создавалось не гладким лицом и не легкой фигурой – после родов мама приобрела внушительный бюст и вообще располнела. Просто она была быстрой и веселой женщиной, а выражение лица у нее все время было такое, словно она вот-вот расхохочется. Хотя, на беспристрастный взгляд, веселиться было не с чего. Муж – учитель русского языка и литературы, сама – фельдшер на «Скорой помощи». Жили с почти взрослой дочерью в коммуналке, в одной комнате, и понятно, что отдельная квартира семейству Кутеповых не светила.

Покупали только «продукты первого звена», как выражался папа, любивший систематизировать, то есть муку, яйца, крупы, овощи, масло, молоко, рыбу и мясо. Никаких колбас и прочих деликатесов.

Но скудным набором продуктов мама ухитрялась кормить семью вкусно и сытно. Вегетарианский борщ получался у нее так, что никто не сомневался в присутствии в нем сахарной косточки с добрым куском мяса.

А суп из голов лососевых рыб!.. Всего-то и надо пару картошек, морковок, луковку и ложку подсолнечного масла. Ну и рыбью голову, только не забыть вынуть из нее жабры.

Или взять гречневую кашу – казалось бы, скучное блюдо, но мама добавляла туда жареный лук, крутое яйцо и щепотку сушеных грибов, и обычная каша превращалась в амброзию.

Воистину супруги Кутеповы принадлежали к злосчастной категории людей, которых деньги упорно обходят стороной. На службе им выписывали самые маленькие премии, бригадир грузчиков постоянно обманывал папу и недоплачивал за смену, а маму ставили дежурить только с теми врачами, которые или не брали с пациентов деньги, или не считали нужным делиться со средним медперсоналом. Если семье все же удавалось что-нибудь отложить, моментально возникали непредвиденные расходы, сжирающие невеликие сбережения: в старом доме то прорывало трубы, то замыкало проводку. Старушки соседки в ликвидации аварий не участвовали, а мама безошибочно находила ремонтников, выполняющих работу из рук вон плохо, причем за самую высокую плату.

Часто в семьях таких бессребреников вырастают прагматики, больше всего на свете ценящие деньги и то, что можно на них купить. Дети вообще тяжело переносят нищету, она не позволяет им добиться популярности в среде более обеспеченных одноклассников, чутко реагирующих на социальные различия. В результате они конфликтуют с родителями, требуют денег, начинают ненавидеть и презирать «предков» за то, что те не умеют зарабатывать. Но Диана переносила бедность с таким же достоинством, как ее родители.

Конечно, иногда она думала, что, будь у нее побольше красивых вещей, ее шансы на Володину любовь резко возросли бы… Но в целом Диана принимала жизнь такой, как она есть, а уж обвинять родителей в отсутствии денег ей и в голову не приходило.

Может быть, потому что они никогда не возводили свою бедность в принцип и достоинство? Или потому, что папа два-три раза в неделю разгружал по ночам вагоны на Московском вокзале, а мама каждую свободную минуту вязала шапки на допотопной вязальной машине? Родители никогда не кичились бедностью и не утверждали, что если они не умеют заработать, то обладают особенной духовностью, недоступной более обеспеченным людям.

«Ты не носишь модных тряпок только потому, что мы не в состоянии их купить, – вздыхала мама, – а вообще в стремлении красиво одеваться нет ничего плохого».

В дверь позвонили – отец не любил открывать ключом, ему нравилось, когда жена встречает и целует его на пороге.

– Посеял разумное, доброе, вечное? Когда урожай будешь собирать?

– Вот и ты туда же! – донесся до Дианы возбужденный голос. – В этом и заключается главная ошибка наших педагогов. Они ждут немедленного результата и злятся на детей за то, что его нет. По их мнению, после уроков дети должны стройными рядами нестись в библиотеку за книгами Пушкина и Толстого, а потом, не заходя домой, сразу в Эрмитаж и консерваторию. А на самом деле такого быть не может! Как говорится, порой звук имеет очень низкую скорость. То, что детям говорят в четырнадцать лет, иногда доходит до них лишь к сорока. А уж тем более, если это такие неблагополучные и запущенные дети, как у нас в путяге. Пусть шатаются в подворотнях, курят, выпивают, слушают свой тяжелый рок и болеют за «Зенит», благослови их бог. На данном этапе я не могу их убедить, что Пушкин лучше Кинчева. Если потом, в зрелости, когда жизнь больно стукнет их по голове, они вспомнят, что я им говорил, и, может быть, найдут в этом утешение или способ выйти из кризиса, я буду считать, что прожил жизнь не напрасно.