– Да, конечно.

– Я слышала новости, Лу. Мне так жаль, – она прервалась. – По радио. Они передавали, как ты отвечал на какой-то вопрос. Звучало это очень солидно.

– Да? Я рад.

– Но ты уверен, что с тобой все нормально?

– Да, Рэчел. Все хорошо.

– Приезжай, – сказала она.

– Да-да, еду. – Дом казался ему спасением.

Она встретила его в дверях, и у него просто отвалилась челюсть. Она была в лифчике сеточкой, который ему так нравился, в полупрозрачных трусиках и… больше ни в чем.

– Выглядишь просто прелестно, – сказал он. – А где дети?

– Мисси Дэнбридж взяла их. Мы одни до восьми тридцати… то есть у нас два с половиной часа. Не будем терять их зря.

Она прижалась к нему. Он ощутил дивный аромат – розовое масло, что ли? Он обнял ее, сперва за талию, потом его руки дошли до ягодиц в то время, как ее язык вытанцовывал между его губ, все глубже забираясь в рот.

Наконец они разомкнули губы, и он чуть хрипловатым голосом осведомился:

– Ты ужинала?

– Только десерт. – И она принялась медленно тереться низом живота о его чресла, постепенно наращивая скорость. – Но обещаю, что накормлю тебя только тем, что тебе по вкусу.

Он потянулся к ней, но она отстранилась.

– Сперва наверх, – сказала она.

Она подвела его к горячей ванне, медленно раздела и окунула в воду. Затем взяла жесткую губку, висевшую на двери, густо намылила его и принялась тереть. Он чувствовал, как весь этот день – дьявольски трудный первый день смывается с него вместе с потом. Она сама вымокла, и трусики облегали ее, как вторая кожа.

Луис попытался выбраться, но она мягко толкнула его обратно.

– Что…

Она осторожно сжала его губкой – осторожно, но с едва заметным трением, вверх-вниз.

– Рэчел… – его прошиб пот, и не только от горячей воды.

– Тсс…

Это длилось почти вечность – когда блаженство достигло предела, рука, двигающая губку, замерла. Потом снова принялась сжимать и тереть, пока он не кончил с такой силой, что почувствовал боль в барабанных перепонках.

– О Господи, – сказал он, когда снова смог говорить. – Где тебя этому научили?

– В скаутах, – ответила она жеманно.

Она приготовила бефстроганов, который разогревался во время сцены в ванной, и Луис еще в четыре дня думавший, что захочет есть не раньше Хэллуина, с аппетитом съел две порции.

Потом она снова повела его наверх.

– Вот теперь, – сказала она, – покажи, что ты можешь сделать для меня.

Луис подумал, что все кончилось не так уж плохо.

После Рэчел надела свою старую пижаму, а Луис напялил фланелевую рубашку и почти бесформенные штаны, которые она именовала не иначе, как «ветошью», и так пошел за детьми.

Мисси Дэнбридж хотела узнать о происшествии, и он рассказал ей немного, меньше, чем она могла назавтра прочитать в «Бангор дейли ньюс». Он чувствовал себя сплетником, но Мисси не брала денег за сидение с детьми, он был благодарен ей за чудесный вечер, доставшийся им с Рэчел, и решил отблагодарить хотя бы таким образом.

Гэдж уснул еще до того, как Луис прошел милю, отделяющую дом Дэнбриджей от его собственного, да и Элли уже зевала. Он переодел малыша и уложил его в кроватку. Потом он почитал Элли книжку. Как обычно, она потребовала «Где живут дикари», но Луис уговорил ее согласиться на «Кота в шляпе». Она уснула через пять минут, и Рэчел подоткнула ей одеяло.

Когда он спустился вниз, Рэчел сидела в комнате со стаканом молока. На бедре у нее лежала открытая книжка Дороти Сэйерс.

– Луис, с тобой правда все в порядке?

– Конечно, дорогая, – сказал он. – Спасибо тебе. За все.

– Мы должны жить друг для друга, – сказала она, улыбаясь довольно весело. – Ты не пойдешь к Джуду выпить пива?

Он покачал головой:

– Ты что? Я совсем вымотался.

– Надеюсь, я смогла тебя хоть немного взбодрить?

– По-моему, да.

– Тогда налей себе молока, док, и пошли спать.

Он думал, что не сможет заснуть после всего пережитого за день, но стал медленно погружаться в сон, будто спускаясь по гладкой поверхности. Он читал где-то, что у среднего человека уходит всего семь минут на то, чтобы стереть все впечатления дня. Семь минут на обновление сознания и подсознания, как смена мишеней в тире. Во всем этом было что-то жуткое.

Он уже почти заснул, когда Рэчел откуда-то издалека произнесла: «…послезавтра».

– Ммм?

– Джоландер. Ветеринар. Он заберет Черча послезавтра.

– Ааа, Черч. Прощайся со своими яйцами, старина Черч. – Тут он окончательно заснул, крепко и без сновидений.

Что-то разбудило его позднее, какой-то шум, заставивший присесть в кровати, раздумывая, то ли это Элли упала на пол, то ли сломалась кроватка Гэджа. Тут луна вышла из-за туч, осветив комнату холодным белым сиянием, и он увидел стоящего в двери Виктора Паскоу. Шум раздался, когда Паскоу открывал дверь.

Он стоял там, с проломленной с левой стороны головой. Кровь у него на лице засохла, и он стал похож на индейца в боевой раскраске. Белела сломанная ключица. Он усмехался.

– Пойдем, доктор, – сказал Паскоу. – Нам нужно сходить в одно место.

Луис оглянулся. Жена спала мирным сном, свернувшись под желтым одеялом. Он снова поглядел на Паскоу, который недавно умер, а теперь стоял тут, живой. Луис не испугался. Он почти сразу понял, почему.

«Это сон, – подумал он с облегчением, что не нужно опять бояться. – Мертвые не возвращаются. Это физиологически невозможно. Этот молодой человек сейчас в Бангоре, на столе у патологоанатома. Может быть, тот поместил его мозг в грудную клетку после анализа ткани, а черепную коробку проложил бумагой – это легче, чем запихивать мозг обратно в череп, как деталь конструктора». Дядя Карл, отец несчастной Рути, говорил ему, что патологоанатомы иногда так делают, и еще всякое, что могло бы вызвать у Рэчел, с ее страхом смерти, непреодолимый ужас. Но Паскоу не было здесь. Он лежал в холодильнике, с биркой на ноге. «И уж во всяком случае, с него сняли те дурацкие красные шорты».

Однако встать было необходимо. Паскоу смотрел прямо на него.

Он откинул одеяло и спустил ноги на пол. Ковер, свадебный подарок бабушки Рэчел, впился холодным ворсом ему в пятки. Сон был потрясающе реальным. Настолько реальным, что он не решался последовать за Паскоу, пока тот не повернулся и не пошел назад. Луис не хотел, чтобы его касался живой мертвец, пусть даже во сне.

Шорты Паскоу блестели в лунном свете.

Они прошли через комнату, через столовую, через кухню. Луис ожидал, что Паскоу отодвинет засов двери, отделяющей кухню от пристройки, где стояли старый «форд» и «сивик», но Паскоу не стал этого делать. Вместо того чтобы открыть дверь, он просто прошел сквозь нее. Луис, глядя на это, подумал: «Вот как просто! Наверное, любой может это сделать».

Он попробовал и слегка удивился, натолкнувшись на деревянную преграду. Даже во сне он оказался твердолобым реалистом. Луис нажал на кнопку замка, поднял засов и прошел в гараж. Паскоу там не было, и Луис не удивился бы, если бы тот просто исчез. В снах это часто бывает. Может быть, исчезновение Паскоу знаменует собой начало следующего акта.

Но, как только Луис вышел из гаража, он снова увидел его, стоящего в лучах луны на краю лужайки – там, где начиналась тропа.

Теперь пришел страх, мягко вползающий в душу, обволакивающий ее удушливым дыханием. Он не хотел идти туда. Он остановился.

Паскоу оглянулся через плечо, и глаза его в лунном свете показались серебряными. Луис почувствовал холодный, безнадежный ужас. Сломанная ключица, полосы засохшей крови на лице. Но хуже всего были эти глаза. Во сне он не мог ни сопротивляться, ни изменить что-либо… как не мог изменить факт смерти Паскоу. Можно учиться двадцать лет, и все равно ты не сможешь помочь человеку с дыркой в черепе. Тут у тебя не больше возможностей, чем у водопроводчика или вызывателя дождя.