А дальше за домом начинался парк, место еще более дикое. Оттуда доносилось воронье карканье.

   Стоял небольшой мороз, снег поскрипывал. У забора горбилась куча хворосту. Из-под снега торчало быльё. По пути мне попалась ржавая бочка, вкопанная в землю на треть. Вода в ней давно обратилась в лёд.

   Чем более я удалялся, тем в менее ухоженное пространство вступал. Сосны, совсем уж дикий кустарник, вроде шиповника, разрушенные деревянные и кирпичные постройки, дырявый навес - бесхозная территория, прихваченная Гартамоновым на всякий случай. Вот и столбики сохранились от бывшей ограды, на одном из них болталась калитка. Забор, ограждавший прихваченное, выглядел более свежим. Центром этой территории являлся старый-престарый дом.

   Дом был в один этаж, но с мезонином, а мезонин с балконом. Балкон подпирали колонны, которые сами нуждались в подпорках. Окна, конечно, все были выбиты, но дверь цела. В петлях висел ржавый замок, запертый навсегда, ибо ключ утерян.

   С левого боку, словно флюс, примостилась пристройка. С другого лепилась кочегарка. Дом изменил геометрию, но, тем не менее, облик его являл что-то знакомое. На крыше лежал снег, а под ним проглядывала старинная красная черепица.

   Красный Дом! Ну как же: часть моего лучшего прошлого! Однако, как это прошлое потускнело, поблекло, вылиняло! Это была крайняя точка, до которой мы добирались на велосипедах. На мотоциклах уезжали дальше, но в байкерскую пору дом нам стал не интересен. Он тогда уже пустовал, и был без стекол. Но в том доме рамы были деревянные, а здесь - пластик. Вероятно, за то время, что мы не виделись, он успел обрести и вновь потерять хозяев. Вероятно, у Гарта есть планы на его счет. Но руки еще не дошли.

   Дом влачил старомодное существование, не обращая внимания на смену эпох и хозяев. Небольшая империя. Правда, без подданных. Экспонат почти что музейный, памятник старины. Словно из детектива прошлых времен - древних, далеких. Калитка, через которую лет двести назад удалился убийца дворецкого, так и осталась распахнута. Здесь мы любили разыгрывать сцены из прочитанных книг. Или, как я сказал бы сейчас, ставить перфы.

   За домом виднелись развалины флигеля, а далее - новый забор, уже гартамоновский. К нему вплотную подступали сосновые полчища. Я обошел вокруг дома, прежде чем войти внутрь. Кроме замка мне ничто не препятствовало. Я его сковырнул, подобрав стальной заржавелый прут. Со скрипом, от которого с деревьев вспорхнули птицы, дверь подалась

   Запустение было еще большим, чем в наши дни. Хотя последние из хозяев приложили к обустройству кое-какие усилия. Во-первых, провели водяное отопление с батареями, сваренными из трёхдюймовых труб, а раньше были печи, так называемые, голландки. Большую комнату разделили на две перегородкой из гипсокартона, ныне проломленной в трёх местах. Тем не менее, штукатурка с потолка осыпалась, торчала сбитая крест накрест дранка, почти все полы были сорваны, гнилые лаги с рядами ржавых гвоздей лежали параллельно друг другу. Ну и конечно, мусор: тряпьё, ржавьё, стекло, пластик.

   Наверх, в мезонин, вела лестница. Половины ступеней в ней не было, но совершить восхождение было возможно. Я совершил.

   В мезонине более ощутимо гулял ветер, и собственно, не стоило бы сюда подниматься, но у меня была цель.

   Я ступил на балкон - с некоторой опаской и с задержкой, зацепившись плечом за торчащую дверную петлю. Наружная стена мезонина была не оштукатурена, а выложена декоративным кирпичом. Вернее, кирпичом, который некогда считался декоративным. С тех пор здесь в этом отношении ничего не изменилось, хотя поверхность, конечно, подверглась разрухе, косметическому ремонту и снова разрухе, но я без труда нашел нужную мне пару кирпичей. Надо было поковырять меж ними ножом. Пришлось скалывать и края кирпичей, ибо пальцы теперь были гораздо толще тех давних, первых моих, детских.

   После некоторого сопения и повторных ковыряний ножом я выудил из моего тайничка то, что искал. Это было монета. Тогда, сотню лет назад, я и рассмотреть-то её не успел, спрятав в щель от друзей. Мне до сих пор стыдно за этот поступок. Я, в общем-то, был неплохим товарищем, но что тогда случилось со мной, до сих пор понять не могу. Во всяком случае, это послужило прививкой от более мерзких поступков, которыми меня позже искушала судьба. Я так и оставил эту денежку там. А вскоре мы повзрослели.

   Конечно, тогда я решил, что она золотая. Однако это была "одна деньга" 1749 года, медная. Тем не менее, я сунул её в карман.

   Кроме того, я обнаружил в мезонине старые валенки.

   Валенки я решил почистить снегом и уже заканчивал процедуру, как вдруг со стороны нашей усадьбы прогремел выстрел, встряхнув пространство, вспорхнув ворон, да признаться, я и сам встрепенулся, но тут же понял, что это Викторович, наш комендант, по пернатым палит. Не любит он ворон и сорок. Я, прихватив валенки - Викторовичу на пыжи - двинулся в обратный путь.

   Пока меня не было, Джус вылепил снеговика. Снеговик чем-то напоминал Джуса. Поставил, значит, себе в саду памятник. У меня даже мысль мелькнула, использовать это чучело в перфе. Вместо Джуса. Вместе с Джусом. Куклы, копии... Тут я отвлекся на второй выстрел и увидел у самой ограды Викторовича с дымящимся двуствольным ружьём. Однако мысль насчет кукол, копий, снеговиков и, возможно, чмо я велел себе запомнить и в дальнейшем развить.

   Дунул холодный ветер, пробрал насквозь. Солнце спряталось, тени мгновенно зарылись в снег. Я вернулся в дом.

   Никого не встретив, поднялся к себе. Вынул монетку и потер о валенок. Она тускло блеснула. Давненько я не держал в руках ничего медного. Не знаю почему, но с прикосновением к этому кусочку детства всё преобразилось в душе. Стало волшебней, во всяком случае. В таком настроении я провел остаток дня, стараясь никому его не выказывать.

   Кстати, насчет охраны. Гарт вполне бы мог содержать для этой цели небольшой батальон, я так и полагал, отправляясь с Джусом сюда, что периметр будет напичкан охранниками, однако ни внутри, ни за оградой ни одного гвардейца не обнаружил.

   Викторович как-то сказал: пёс охраняет. Я сначала счёл это за шутку, но потом подумал, что в мозг этого спаниеля и впрямь могут быть внедрены сторожевые программы, реагирующие на нарушение территории, или хотя бы утилиты, утончающие слух, нюх и дающие ему необыкновенные преимущества по части шестых чувств.

   Вероятней всего замок снабжён узнавателем с зоной действия по периметру, который улавливает и идентифицирует фанки. В случае проникновения незнакомца этот интеллектуальный бодигард бьёт тревогу и выстраивает защиту. Я слышал, что из последних разработок по этой части особым успехом пользуется "паутинка", чрезвычайно прочная и липкая сеть, срабатывающая при несанкционированном проникновении на объект. В обычном виде она может быть замаскирована под сосновую шишку или сучок, или быть элементом ограды. Активированная - разворачивается и набрасывается на незваного гостя, в считанные секунды превращая его в туго спеленатый кокон.

   Кроме того мне приходили в голову различные типы ловушек, растяжек, рвов, с применением высоковольтного электричества, лазера, лучей инженера Гарина, живого огня и концентрированных кислот. Это имело бы и символическое значение - занавес, изоляция, несоединенность замкнутого мира замка с внешним миром, большой землёй. И хотя я мог выйти отсюда вполне легально в любой момент, у меня на миг возникло ощущение, что ворота ведут в один привычный знакомый (но лучший ли?) мир, тогда как все другие пути-дороги в иные миры этими ловушками-запретами-паутинами отсечены. Приходится из бесконечного множества возможных миров выбирать самый доступный.

   Вероятно, были наружные и внутренние видеокамеры. Без спецаппаратуры их обнаружить почти невозможно. Они могли скрываться в самых неожиданных местах. Выплевывая вишневую косточку, нельзя было ручаться за то, что это не жучок. Однако я выявил один такой, замаскированный под пуговицу на каком-то старинном портрете.