Словно здесь маньяк или людоед погулял, подумалось мне, пролиставшему пачку рисунков, изображавших части человеческих тел. Однако подобие этих органов человеческим было весьма приблизительным, вернее, они были намеренно искажены приданием животных или мифических или даже растительных черт. К иному лицу лепился поросячий нос, рука имела признаки кошачьей или драконьей лапы, а одну из голов украшал петушиный гребень, причем несколько вариантов этого гребня я нашел на другом листе. Несоединенные в организм, оторванные от тел, эти органы выглядели, словно детали трансформеров. Ничего забавного в этих набросках я не нашел.
- Странное хобби, - сказал я.
- Что вы имеете в виду? - спросил Викторович.
- Всю эту живопись, что же еще? Анатомический театр, если угодно.
- Это не живопись. И тем более не театр. Это комплектующие для челомутов. Хотя хобби, конечно. Но не сказать, что странное. В нашей системе дебатируется вопрос об ужесточении наказаний. Предполагается наказание безобразием сделать еще более невыносимым для субъекта. Особенно - за самовольный летальный исход или содействие оному. - Здесь он на секунду склонил голову, как бы отмечая мою причастность последней статье. - Так что все эти наработки в скором времени могут оказаться востребованы.
Я вспомнил разглагольствования таксиста Вадима о борделе с гарпиями и химерами. Неужели, пока я в лазарете был, завелось и такое?
- Такое впечатление, что я в лазарете не сорок дней, а сорок лет провел, - сказал я. - Столько всего нового. Похоже, придется проститься с профессией. Не хотел бы я иметь в качестве наказание такое туловище или лицо.
- Не отчаивайтесь. У босса есть планы на ваш счет.
У Бога, вероятно, тоже были. Да махнул на меня рукой Бог.
- А именно? - спросил я.
- Вам понравятся, - обнадежил Викторович.
- Имейте в виду оба, в живописи я не силен. Конечно, приходилось нанимать рисовальщиков, чтоб расписать декорации.
- Мне поручено вас развлекать - я развлекаю. Не более того, - сухо сказал Викторович, заподозрив, наверное, колкость в моих словах, которой не было - Я вас покину на пару минут.
Он еще раз кивнул и быстренько удалился, словно опасаясь наговорить лишнего. А я вернулся к картинкам.
У меня не было никакого сомнения в том, что все они выполнены вручную. Хотя свое место в студии занимал монитор с присущим ему железом и соответствующей графической софт-начинкой, и может быть даже такой, какой еще и на рынке-то нет.
Часть студии занимали полотна, где предметом авторского внимания были всяческие человечки, выполненные в полный рост. Изображения были, конечно, голыми, ибо целью автора было пофантазировать на тему всяких телесных уродств, а не прикрывать их одеждой. Многие из них (а некоторые и совсем) не были антропоморфны, и даже в качестве чмо выглядели экстравагантно. Девушка на курьих ножках и с рыбьей башкой, отчего казалось, что она в косынке (и к тому же циклоп). Баба Яга с хвостом в виде метлы, а метла - с фаллическим черенком, торчащим спереди в полной готовности. Или афишная тумба, анахроничная, цилиндрическая, с конической нашлепкой сверху и даже не без афиш, но что-то в ее "фигуре" или "афише" твердо указывало на то, что она живая и даже мыслящая. Так что слово "чмо" или "человечки" можно было заменить выражением "мыслящие формы". Причем казалось, что целью живописца было наибольшее разнообразие этих форм.
В упорстве художнику нельзя было отказать. Варианты и вариации соперничали в разнообразии. Например, задавшись целью изобразить такую необходимую деталь чморганизма, как стопа, причем чтобы в ней непременно присутствовали утиная перепончатость, петушиная шпора и пальцы человечьей ноги, чмо-дизайнер выполнил на бумаге восемнадцать набросков, так и этак тасуя эти три атрибута в различных ракурсах и пропорциях. Я тут же обнаружил эту ногу (или, может быть, лапу) у одного из персонажей, приделанную к туловищу таким образом, чтоб ею в то же время можно было пользоваться как рукой. Доносить, например, ложку до рта или протягивать для знакомств.
Пока все эти организмы оставались на холстах или картонах, выглядели они уродливо, но безобидно. Содрогало другое. Неужели это всерьез, то есть с намерением осуществить? До сих пор хвостатость или, например, трехрукость, курья нога или приапическая метла были законодательно запрещены, ибо нарушали природное чувство ориентации собственного тела в пространстве. Ведь рано или поздно срок заключения у наказуемого таким злом истекал, и человек возвращался в нормальное тело. Однако приобретенное ощущение, например, хвоста фантомно продолжало существовать и всячески мешало жить - не только выполнять движения, но и сидеть. Поэтому энтузиастам из ведомства наказаний было предписано ограничить полеты фантазий. А тут - вона какой разгул.
И куда все это девать, если, конечно, и впрямь задумали воплотить? Ну ладно, некоторые чмо, то есть функциональные формы еще можно как-то использовать. Тумба, например, могла бы украсить сквер или театральный подъезд. Яга с метлой - тематический парк. Но ведь их было множество. Даже подумалось, что дизайнер намеревается превратить всю материю, до которой сможет дотянуться его кисть, в мыслящую. Что ж, достойная цель. Материя - союзник сознания. У меня был рассказ, в нем мир, в отличие от реального, нашего, был фантастически перенаселен. Преступность зашкаливала, в местах лишения свободы находилось четверть взрослого населения. Чтобы как-то решить проблему с колониями, разгрузить пенитенциарный бюджет, заключенных стали попросту уничтожать, скопировав предварительно их сознание на четырехтетрабайтовый жесткий диск. Диск помещался в сверхпрочный контейнер размером с кирпич и с подобием USB-ввода. Чтобы миллиарды "кирпичей" не валялись зря, из них стали строить здания - те же тюрьмы, а потом и жилые дома. Представляете, в стенах вашей комнаты, где вы спите или едите, томятся тысячи угнетенных душ. Я не люблю слишком мрачных финалов. Поэтому по окончании срока соответствующий кирпич отыскивали где-нибудь в Барнауле, личность з/к перекачивалась из него в новое тело, и бывший кирпич, то есть преступник, и закон, то есть его служители, расходились, взаимно довольные друг другом. Освободившееся пространство на диске занимал другой бедолага.
Присмотревшись тщательней, я обнаружил, что многие созданья определенно кого-то напоминали. Что были у них прототипы, реальные люди. Персонажи заслуженные, исторические. И даже ставшие символами своих эпох. Так один из символов очень явно намекал на дядюшку Джо в изображении наемного империалистического юмориста. К главе нашей некогда бывшей советской державы было приделано бабье туловище. Усы, натянутые, словно струны, стремились вперед и параллельно друг дружке - словно его за эти усы куда-то вели - евреи, масоны, империалисты или какой-то иной, находящийся за пределами полотна доппельгенгер - а вместе с ним и всю нашу родную страну с покорно поджатой Камчаткой. Это нас опускать ведут, догадался я.
Постепенно мне открывались и другие, знакомых еще с юности, лица. С фигурами, разумеется. Бедный Пушкин! У него баки так загибались, что казались крылами: вот-вот голова оторвется от туловища и взлетит. А композитор Мусоргский! Его тучное туловище было списано со снеговика, а щеки настолько обвисли, что с шеей срослись. С писателя Гоголя была бесцеремонно содрана кожа, мышцы разобраны на волокна, как в анатомическом атласе, ничем не прикрытый кишечник казался живым. Я не стал задерживаться возле этого ню. Всех персонажей было около сотни - в ассортименте и разнообразии. За каких-то четверть часа десятка два бывших кумиров я нашел и осмотрел. Угрюмый Маяковский с лицом, точно яйцо всмятку, растекшимся по холсту. Толстой, толстожопый, сиятельный. Менделеев, в химическом браке с натуральным ослом, что, вероятно, порадовало бы его зятя, Блока. Найти приют уму в таком теле, томиться в нем, быть приговоренным к высшей мере подобного остроумия... Однако я, в отличие от поэта, Дмитрию Ивановичу унижения не желал. Все это выглядело достаточно отвратительно. Словно создатель этих живописных пасквилей был на них серьезно сердит. Интересно, за что? За какие грехи сие правосудие?