Так Саша узнал, что у времени существует, как минимум, три формы, или по-другому, скорости. Словно бы где-то стоит машина времени, которая тянет секунды вперед (как кинопроектор – пленку) и кто-то наугад переключает «коробку передач» – сегодня первая… Завтра третья… В четверг пусть будет опять первая…
Иногда Саша вроде бы успевал только прийти на работу, как пора было идти обедать, а там уже и до конца смены «всего ничего» осталось. В такие дни время летело, словно стрела, метко пущенная в жизнь. В-ш-шик! И все, пора идти домой.
А иногда, наоборот, день или ночь тянутся так, словно бы время вообще забывало о своем существовании. И странный механизм, толкающий секундные стрелки всего мира вперед, непонятно почему переставал работать. Такие дни были для Саши настоящей каторгой. Как он ни пытался себя чем-нибудь занять, время, уверенное в своей правоте, все не хотело ускоряться. И, словно бы назло, стрелки на наручных часах передвигались еле-еле, готовые и вовсе остановиться.
После такой «долгой» смены Саша возвращался домой измотанный и уставший, будто бы не бездельничал целый день, изображая грозного охранника, а в одиночку разгружал вагоны чугунных батарей. Саша понял, что бездельничать – еще тяжелее, чем трудиться в поте лица. Есть большая разница между усталостью тела и усталостью души. Тело легко восстанавливается, подстраиваясь под новые нагрузки, а вот когда усталость добирается до измотанного духа, заполнить пустоту становится не так-то просто.
Уткнувшись взглядом в пол, стараясь не наступать на швы между плитками, Саша медленно, бесцельно расхаживал по залу. Шаг за шагом он отмерял секунды, что вытекали, словно вода из плохо закрытого крана, из его сознания, и, капля за каплей, падали вверх, теряясь, растворяясь в отражении. Зеркальный потолок… Словно еще один мир, существующий сам по себе, переворачивая, отражал все, что происходило в Сашиной жизни. Ему иногда даже казалось, что над ним единым куполом зависло не отражение реальности, а сама реальность… Что он и окружающий его мир – не больше, чем пародия на настоящую жизнь… Иногда казалось, что люди, копошащиеся за автоматами, и вышагивающий в красивом костюме тот, «другой» Саша, более реальны, чем он сам.
Стоило лишь отвлечься, заговорить с кем-нибудь или выполнить какое-либо поручение, как наваждение рассеивалось и все становилось на круги своя. Саша чувствовал, что он – это он, а окружающий его мир вновь пропитывался запахом привычной обыденности. Но любой разговор когда-нибудь иссякает, любое дело приходит к завершению… Так или иначе, Саша вновь возвращался к бессмысленному блужданию между яркими автоматами. А вместе с тем приходило и чувство, будто жизнь маленькими каплями покидает его тело, убегая вслед за секундами…
А еще в зале было постоянно накурено. Несмотря на то, что кондиционеры работали на пределе возможностей, смолянистый туман никогда не рассеивался. Вентиляторы были просто не в состоянии справиться с таким количеством дыма. Посетителей это вроде бы не беспокоило. Казалось, они и вовсе не замечают едкого смога, вязкой ватой лениво переваливающегося в воздухе. Особенно под конец смены, когда усталость неподъемными килограммами давила на тело, а глаза жгло так, что хотелось и вовсе остаться слепым, белая пелена в зале становилась настолько густой, что сквозь нее приходилось пробираться, словно через дикий, непроходимый лес…
Ему часто хотелось схватить этот дым руками и разорвать его на малюсенькие кусочки, точно газету, полную плохих новостей, и наконец-то раз и навсегда покончить с этой никотиновой вонью, не позволяющей нормально вздохнуть… Чтобы хоть немного подышать свежим, свободным от затхлого смрада воздухом, Саша выходил на крыльцо клуба. Но делал он это крайне редко… Потому что каждый такой выход приносил лишь разочарование.
Тихая музыка из динамиков в потолке, вечерний сумрак и практически никакого движения – вот порядок, что царил в зале. Мир, покой, размеренность… Но стоило Саше лишь слегка приоткрыть дверь и выглянуть на улицу, как на него со всей своей жестокостью накидывалась реальная жизнь. Шум города – крики, пиликанье клаксонов, свист и грохот… Яркий, бьющий по глазам дневной свет или густая темнота ночи в противовес искусственным сумеркам зала – все это шокировало. Несметное количество снующих туда-сюда людей, длинные очереди автомобилей – самый обычный хаос города казался чем-то неестественным, неправильным.
Такая большая разница между миром зала и настоящим миром буквально сбивала Сашу с ног. Ему начинало казаться, что жизнь во всем своем разнообразии, с бесчисленными возможностями и богатством проходит мимо, выкипая до пустоты за толстыми стенами зала… Ощущение, что жизнь, как и время, ускользает из его рук, обидными пощечинами давало о себе знать, стоило хоть на секунду задуматься о людях, что постоянно куда-то спешат.
Возвращаясь внутрь раз за разом Саша исступленно таращился на столп сигаретного дыма… Ему начинало казаться, что и эта белая пелена заодно с уставшим временем и снующим в бесконечном движении городом. С каждым днем ему было все сложнее понять, что же больше – дает или отнимает эта работа? С одной стороны, именно здесь он нашел уверенность и стабильность, которые так ценил. Клуб оказалось тем самым метом, где не надо никуда бежать, спешить… С другой – покой, о котором Саша мечтал, все не приходил. Лишь день за днем ощущение, будто он предает и теряет самого себя, все сильнее отзывалось болью в груди…
Времени присуще ставить все на места, расфасовывать по полочкам. Хочешь-не хочешь, а постепенно все начинает делиться на хорошее и плохое, правильное и неправильное, на правду и ложь… Когда такое разделение завершено – ВСЕ. Можно спокойно утверждать, что человек создал вокруг себя свой собственный привычный мирок, и теперь лишь будет его обживать.
Мир зала игровых автоматов был завершен еще задолго до Сашиного появления в нем. Здесь каждый знал свою роль, от нее не отнекивался и даже ничего не пытался менять – все играли себя и вполне этим были довольны. Саше лишь было достаточно познакомиться с главными действующими лицами, занять свое место, и тогда уже с чистой совестью играть отведенную ему роль по заведенным здесь правилам. Это устраивало бы всех, это устраивало и самого Сашу.
Как он понял, мир игровых автоматов вмещал в себя три основные группы людей – собственно персонал, игроки и так называемые «свои». С первыми двумя Саша определился сразу, как пришел сюда работать, что и понятно: ведь без этих «официальных» групп существование зала было бы невозможно – нет персонала, некому обслуживать посетителей; нет игроков… Сам смысл зала теряется – ведь некому приносить доход…
Что существуют «свои» Саша, понял чуть позже. Сначала он принимал их просто за чьих-то знакомых или чаще всего вообще не понимал, кто эти люди и что они здесь делают. Ведь девочки всегда с ними были милы и приветливы, постоянно шутили и заигрывали. Иногда «свои», также как и большинство посетителей, могли подолгу просиживать за автоматами, но отношение к ним было совсем другим, нежели к обычным игрокам.
По большей части «своими» становились обычные игроки, только чрезмерно болтливые. Когда сам игрок делал шаг, чтобы перейти из отношений «игрок ↔ персонал», к отношениям «Ну, как настроение? ↔ Хорошо, спасибо!», у него чаще всего появлялось свое имя. Обычно постоянных игроков все знали в лицо и почти всех – по фамилии. Но лишь когда такого игрока начинали называть по имени, ему искренне были рады.
Что же касается собственно игроков, среди своих персонал относился к ним пренебрежительно, хотя и был всегда тактичным: «Нажмите, пожалуйста, вот эту кнопку… Распишитесь здесь…» К кому-то (особенно, кто играл по большим ставкам и оставлял щедрые чаевые) отношение было более терпимым. Но все же игрок оставался игроком, то есть человеком ненормальным.
