В сени грузно вошел старший Басманов. Глянул на выложенные письма. Сказал: Годунова Иван-царевич  зовет. Годунов и Шуйский ушли. Матвей, одолеваемый  предчувствиями, поехал хоронить деда Константина. По завещанию внуку досталось изрядно леса. Разгоняя дурные мысли, Матвей прикидывал, как сожжет лес на корню, а золу продаст иноземцам на вывоз, для тамошних  земель  удобрения.

         Царь призвал Годунова в церковь Вознесения. Храм был пуст, темен. За высокими окнами белесо распросталось небо. Серый свет накинул на пол дымный покров. Государь простоволосый, в длинной парчовой однорядке ходил от иконы к иконе, зажигая свечи. Желтый огонь  очерчивал круги возле шандалов. Длинная фигура царя в красном переходила яркого света в темень, как уток ныряет и является вновь, когда ткут.

         Иоанн заговорил не сразу, и Годунов был вынужден ходить за ним по пятам, подавая свечи, тоже зажигая. Все, что делал Годунов, Иоанн не принимал: поправлял все его свечи. Сам торопился опередить зажечь. Подлаживаясь царя, Борис стал лишь ставить свечи. Но и это вызвало недовольное сопение. Царю хотелось, чтобы Борис делал не так, он же исправлял.

- Привез Басманов царевичу девок?

- Привез.

- Грязь все то и непорядок, блуд. Хотел тех курв себе, потом - думаю, сыну. Уж больно в вере он  рьян. Без разуменья, все однозначно принимает. Пока в Новгороде, седьмой своелично сочиненный тропарь мне преподнес. Меру во всем, в вере - особенно надобно знать. Да и пускай на баб не залипает.  Ценны они, пока желание. Кончил дело, гуляй смело. А то некоторые мыслят, только у них такая. Вот бабы дурачьем и вертят. Бабы, как куры, только  опереньем разнятся. Чего одна даст, в том и другая не откажет. Чувство телесное – не больше, не меньше.

         Годунов глядел на острую бородку царя, на рассеченный багровый от земных поклонов лоб и не говорил ни слова. Обильные казни возогнали религиозное  рвение государя. Он удалялся в сугубую строгость, не терпел собственные и чужие слабости.  Если чего-то одобрял на словах, никогда не значило - то и душевно.

- Гляди, не загордись! Призвал тебя, Борька, как человечка  при дворе  незначительного. После тебя – лишь карлы. Особо насмешил при въезде в Новый город. Не пойму: колоколах изобразил ты песнь торжественную или набат?

         Годунов наклонил голову. Хотел сказать, что играл «Аллилуйю», да неумело. Не дав Борису звука молвить, Иоанн продолжал.

- По грехам новгородцы проучены. Есть за что, знают. Токмо и мы, учителя, грешны. Жениться не собираешься?

- Нет, игумен.

         Иоанн хмыкнул. Хоть он и требовал наименованья игуменом, сейчас то отодвинул. Вздрогнул, словно удивленный неожиданным словом. До Годунова мгновенно дошло: ошибся назвать игуменом, сейчас – царь.

- Чего?

- Молод.

         Царь согнул свечу.

- Моложе тебя женятся - ничего. Мой сын Иван – много ли младше тебя? Не двумя ли годами разошлись? Ищу невесту ему.    Молод, да пора излечиться от нарождающихся  соблазнов. По себе знаю: натыкавшись, легче к духовному идешь. Погрязши в желаниях, Богу кланяешься,  глаза же черт голыми бабами застит.

         Полностью отдавшись вере, Иоанн перекрестился Спасителю на иконе, подле которой стоял. Поискал Богородицу, и ей поклонился. Борис тщательно крестился на те же иконы, что и государь.

- Хочу поручить тебе жену мне новую сыскать. Неразлучницу – сыну, чтоб тоже успокоился. И себе заодно супругу сыщешь. Законными сожительствами похоти и придавим. Господь щедр: дарует  и наследников. Трех прекрасных жен на Святой Руси найди. Которая не подойдет мне – сыну Ивану. Прощупай, окончательно ли швед король Эрик не хочет отдать ему дочь Виргинию. Портрет ее прислан, ты глядел. Худа да корона за ней древняя почетная варяжская… С Виргинией не случится, и моя отставная невеста станет царевичу не в  сласть, тебе  за труды - сладкий остаток. После отца и сына женишься на отвергнутой с царева ложа.

         Годунов перекрестился на Богоматерь с низким  поклоном. Исполнение поручения по розыску царю с Иваном невест могло и вознести его в царских  милостях  до небес, и привести на пытку с  плахою.

- Какая же супруга угодна тебе, Иоанн Васильевич? – попытался выговорить он бесстрастно, откинув навязываемую болезненную игривость вопроса.

         Иоанн свел густые брови в линию. Изложил намерение серьезно, где удовольствие неважная черта..

- Новая супруга мне надобна, не походящая на покойных Анастасию и Марию Бекбулатовну. К первой привязался я страстно. Умерла, горю предела не имел. Во второй желал позабыть первую. Ищи третью, чтоб ни одну предыдущую не напоминала. Мой отец Соломонию из полутора тысяч избрал. И ты за числом не постой. Со всех уездов девок на осмотр мне сгони.

- Девиц?

- Кого же еще! Не вдовицу, не чужую жену, не порченную. Я – государь преемственный византийский! И царевичу, после - себе!

- Смиренную?

- С семью библейскими добродетелями: мужа любящую, верную,  нравом кроткую, веселую и покорную, чадолюбивую, богобоязненную.

- Красавицу?

- Непременно. Самую прекрасную на земле русской. Для царя! Одну до гроба… На третий брак мой разрешение у митрополита Кирилла вытребуешь. Не по моей воле жены мои помирали! Попы сочетание разрешат. Не велят, мы им кадыки на сторону. Кликну Малюту. Пятерня на попов у него набитая.

         Иоанн засерчал. Тенорок пошел вниз, хриплость явилась в голосе.

- Дело начинай с осторожностью. Насмешников примечай. Мы их осадим. А то загогочут: царь опять женится. Хохотунам придирки сыщем, перевешаем на осинах подлецов. Не важно, боярин или холоп с длинным языком вылезет.

         Годунова почуял в ногах слабость. Явственнее стало, какой размах приобретет отбор царской невесты, каковы будут и последствия. Ему грозит перессориться со столькими  именитыми людьми, что ум выешь. Всем-то не угодишь! В первую голову – государю.

- Неименитость твоя, Годунов, на пользу тебе пошла. Кому, поторопясь, скажешь о моем желании, тебе – царскому холопу от врагов моих скорый упрек. Верю, как человечишка без связей с родами боярскими к делу подойдешь непредвзято и трезво.

         Царь повернулся к Годунову:

- Не чист на глаз будешь, залециприятничаешь, взятку  с родни за девицу возьмешь, пошлю под колесо… Иди с Христом.

         Годунов с охапкой непоставленных свечей пошел к выходу. Внутренность храма пылала огнями, зажженными Иоанном. Он смотрел Годунову в спину, а тот старался не пошатнуться от охватившей слабости и головокруженья.

         От Новгорода Иоанн повернул с войском не к Москве, как молились и надеялись, а на Псков. Положил царь низвергнуть другую северную столицу древней свободы. После себя в Новгороде оставил он выгоревшую пустошь, на многие лета невосстановленную. Удивительно, но на расчищенной большой части Торговой стороны сразу стали строить дворец для повторных наездов государевых. Ребята и нищие потащили на погосты разлагающиеся трупы отцов и матерей. Птицы же, от поклевов трупов зараженные, несли стаями прилипчивую смертную болезнь из Новгорода во Псков.

         Сей град тоже не смел защищаться от  государя. В субботу второй недели Великого поста Иоанн  ночевал в монастыре Св. Николая на Любатове. В полночь услышал он благовест и звон церквей псковских. Призвав Годунова, бодрствовавшего на пороге соседней кельи у постели  царских сыновей, вопросил: чего значит? Колеблясь, робея другого спроса, Годунов отвечал, что идут псковичи к Заутрене  молить Всевышнего об избавлении их от гнева государева. Знамо, со слезами припадают к святым иконам.

         Государь, встав, живо представил переполненные народом соборы, призвал к себе Малюту-Скуратова, князя Вяземского, Василия Грязного и Алексея Басманова, гневно обвинил их в прежних христианских убийствах, когда правые с неправыми огульно корыстолюбиво казнились. Приказал: «Иступите мечи о камень!»  Борис слышал такую речь и облегченно перевел дух.