Юрий Иоаннович не хотел подниматься на волю старшего брата. Отвечал клеветникам, подталкивавшим к узурпации, что не преступит крестного целования у одра царственного покойника, готов умереть в сей правде. Дознались: усерднее других подбивали Юрия Иоанновича, воспользоваться Иоанновым малолетством и надеть шапку Мономаха не кто иные, как плодовитые Шуйские. Стремились через то воссесть на лучшие места наместниками, приобресть откупа, расширить собственные земли. Юрий Иоаннович не поддался на уговоры, довольствовался отписанной старшим братом вотчиной в Дмитрове. Разочаровавшиеся в Юрии Шуйские поспешили очернить его прежде, чем он поспеет выдать. Обвинили, на что сами безуспешно подталкивали.
Видя, как разваливается умысел, Борис Горбатый назвал родственника. Андрея Шуйского заключили в темницу, в ту самую, где кончил жизнь юный Дмитрий, неловко венчанный на царство Иоанновым дедом. Дьяк Тишков подтверждал навет Шуйских на Юрия. Мать Иоанна, правившая опекуншей при младенце, известила о заговоре Боярскую Думу. Дядю государя тоже посадили в тюрьму. Не давая еды, уморили там голодом.
В связи с Юрием заподозрили другого царского дядю – Андрея Иоанновича, четвертого отцова брата. Со страху дядя Андрей бежал из вотчины в Старице в Новгород поднимать народ на свою защиту. В дороге его перехватил воевода Телепнев–Оболенский. Через шесть месяцев Андрея Иоанновича умертвили. Потом похоронили с почестями в Архангельской церкви, потеснив великокняжеские останки. От дяди Андрея остался сын-сирота Владимир Андреевич. Долго сидели он с матерью в монастырском заключении, но были выведен заступничеством юного Иоанна, сучившего ножками, в реве закатывавшемся, требовавшем себе для игр двоюродного братца.
Мать не властна была на троне, отправила на казнь собственного дядю Михаила, составившего ее брак с царем Василием. Ища рассеяния, взяла она сердечным другом князя Ивана Телепнева–Оболенского. Воевода Телепнев, будучи другом и братом надзирательницы царских отпрысков боярыни Агриппины Челядниной, заручался ласкою расположения Иоанна да Юрия. Дарил братьям деревянные лошадки, мечи, луки детские и немецкие гравированные картинки с показом сражений наземных и морских. Дети, не вникая в отношения Телепнева с матерью, искренне привязались к князю. Верша опалы и одаряя милостями, покачивал он детишек на коленях, усевшись в красной царской горнице.
На восьмом году Елена Глинская нежданно скончалась. Робкий заслон боярскому властолюбию пал. Еще при жизни Василия Иоанновича первым по старейшинству севший в ближнем государевом совете и Думе боярин Василий Васильевич Шуйский объявил себя главой правления. Воспитательницу царевичей боярыню Агриппину и брата ее князя Телепнева оковали и бросили в застенок. Телепнева, лишив пищи, уморили, подобно как Елена и он, уморили Михаила Львовича Глинского и царских дядьев. Складывалось: стоило младому Иоанну к кому-нибудь привязаться, как завистники немедля очерняли фаворита, боясь его влияния на царевича. Иоанн стал таить предпочтение.
Порядки в Московии устроились по Шуйским. Правили Василий Васильевич и освобожденные из опалы родной брат его Иван, троюродный брат Андрей Михайлович и сродственник Шуйских - Федор Иванович Скопин. Старший в роде Василий Васильевич, вдовец лет пятидесяти, упрочил боярскую доминанту браком с юной двоюродной сестрой Иоанна – Анастасией, дочерью Петра, или Куйдакула, татарского царевича. Мать ее была дочерью Иоанна III. Молодожены поселились в доме убиенного дяди Андрея Иоанновича.
Василий Васильевич Шуйский, «молодожен» и предстатель Думы, выторговавший у бояр еще и московское наместничество, в послеобеденном упадке сил полюбил с братом Иваном являться в царскую палату. Грузно опускались братья на стулья, задирали ноги поперек кровати, на которой отдыхал некогда Василий Иоаннович, и так дремали. Дети царские играли на полу у постели. В расстегнутых до пуза камилавках, с вылезшими рубахами председатель Боярской Думы и его зам храпели, сопели. Подле наготове стояли ковши с ледяным, из погреба квасом для роздыха после сна. Василия Васильевича прозвали Немой, ибо был он немногословен, а если и говорил, то не иначе, как через брезгливую губу, так что и понять едва можно. Придворные льстецы прислушивались невразумительности председателя, дети же ненавидели косноязычие неласкового смотрителя. Подкрадываясь, клали на голову и тучный живот храпевшего Василия Васильевича игрушки. Те скатывались при дыхании, вызывая смех Иоанна и Юрия. Поджигали они и штаны обоим боярским верховникам, дождавшись, когда в сонном беспамятстве пустит он зловонные ветры. В ковши с квасом кидали мух.
Старый Шуйский на деле полагал себя царем Московии, отдавал распоряжения своим именем, возглавляемую Думу приказывал писать себя ниже. Иоанна вообще в грамотах и указах не упоминал, как дотоле было при жизни матери. В проницательном мальчике своим небрежением взращивал смертельного врага роду Шуйских.
Все же считаясь с Думой, составленной и из других знатных семейств, вместе с Шуйскими вынужден был Василий Васильевич освободить из тюрьмы посаженного Телепневым и Еленой Глинской князя Ивана Федоровича Бельского, который страдал, будто бы причастный к побегу в Литву своего брата Семена, воеводы. Вместе с другим думским старейшиной братом – Дмитрием Иван Бельский составил оппозицию Шуйским. По закону о местах, изложенном в Разрядной книге, Бельские, родственники царя, едва уступали Шуйским в родовитости. Взаимная ненависть меж Шуйскими и Бельскими вернула в память, стрясшееся в былые времена у Мономаховичей со Святославовичами, Ольговичами, у Мстиславовичей с Юрьевичами. Бельские обличали корыстолюбие Шуйских не из правдолюбия, а потому, что им самим не давали править. Бессильная алчность одних умеряла до кормушки дорвавшихся. Бельские хулили Андрея Михайловича Шуйского и князя Василия Репнина-Оболенского. Те, наместники во Пскове, «свирепствовали, как львы». Жители пригородов избегали ездить в Псков, боясь градоначальников с их приказчиками хуже могольских хищников. Шуйские обнажили псковичей непомерными неправедными налогами, обогащались вынужденными дарами богатых, бесплатной работой бедных. В столице Иван Васильевич Шуйский тащил из царевой ризнице домой золотые сосуды, перебивал клейма на свои. Шуйские спешили разжиться, жили днем.
Василий Васильевич Шуйский правил шесть месяцев. Скоро он скончался, дав ход лукавым толкам. Иван Васильевич не преминул обвинить виновными в смерти брата Бельских. Ивана Бельского снова посадили в темницу. Ближнего его дьяка Федора Мишурина опозорили и убили, не постеснявшись случившегося при том младого царевича Иоанна. Митрополита Даниила, вошедшего в согласие с Бельскими, свергли с митрополии, сослали в Иосифов монастырь. Вместо него поставили, надеялись - послушного Троицкого игумена Иоасафа Скрыпицына. Новый митрополит год хранил верность Шуйским, потом его переманили Бельские. Иоасаф ходатайствовал за князя Ивана перед десятилетним царем. Именем Иоанна Ивана Бельского торжественно вывели из тюрьмы. Ивана Шуйского сместили. Ивана Бельского стал душою правительства. Где были Шуйские, теперь – Бельские. Простой люд не заметил разницы, зато Иоанн с Юрием склонились к ласковому Ивану Федоровичу.
Январской ночью Шуйские с выводком родни, надворной командой, холопами перебудили Кремль. Монархи-дети сидели обнявшись, дрожали в спальне. Шуйские переходили из горницы в горницу, ища нового царского любимца. Во дворце его не было. Иван Бельский затворился в собственном доме. Его вытащили, били, оплевывали. Наконец, отвели в темницу. Князь Петр Щенятев из партии Бельских прибежал в царскую комнату, просил управы на злодеев. Шуйские вытянули его с заднего хода.
Во дворе мелькали факелы, грохотали камни, разбивавшие окна покоев митрополита. Иоасаф мчался в царский дворец, молил о заступничестве царственных отроков. Иоанн трепетал, тоже ожидал казни, не открывал митрополиту дверей. Монахи, бывшие с Иоасафом, сломали двери. Митрополит упал перед царем плашмя, ниц. Полез под царскую кровать прятаться. Шуйская толпа вломилась, ища. Монахов раскидали. Митрополита извлекли из-под полога. Иоасаф от просьб перешел к брани. Стыдя обоих братьев Шуйских – покойного Василия и живого Ивана, клал анафему. Указывал на государя как на спасителя и зеркало пристойности. Шуйские затыкали митрополиту рот. Чтоб занять, велели придворным священникам за три часа до света петь заутреню. Поставили и царских отроков у крестов. Митрополита, связав, посадили в телегу везти подалее. Из Владимира прискакал Иван Шуйский. Не утерпел, пошел трепать Иоасафа на Троицкое подворье. Митрополит схлестнулся с налетчиком в прении. Иван Шуйский недолго слушал главу русской церкви. Схватил рукав митрополитовой рясы, оборвал до пояса. Скинул с шеи святителя большой серебряный крест, рассек митрополиту тем крестом темя.
