Воротынский упрямо не предпринимал ничего. Знать теснилась к нему, то и дело оборачиваясь на серебристую Оку, где по приказу воеводы сожгли мост. Бежать было невозможно, так реку можно перейти по мелководью, его полки и прикрывают.
Толстый зверь продолжал ворочаться в застлавшей небо пыльной тьме. Воротынский чуял: удар падет на наемников. Те слышали приближение опасности и спешно затягивали латы. По звуку воевода определил, что наемники расступились, выпустив вперед копейщиков. Безудержные крики: «Алла! Алла!» - взорвались у строя немцев. Хлипкие разрывы вспоротых лошадиных животов вкрапились в степную симфонию. Шуйские, все двадцать человек, встали родовым клином, оскалились дротиками. Каждый подтянул локтем раскрытые сабельные ножны. На русую бородку Василия Шуйского из серой пыли брызнуло полосой крови. И вдруг смертоносным валом выскочили из пыльного смерча крымчаки. Федор Иванович и Иван Андреевич успели неуслышанно окликнуть: «Умрем, не посрамим дедов!», как вздрогнули от обломков копий, сломанных о круглые турецкие щиты. Сверкнули молнии сабель. Василий и Дмитрий весом налегали на сабли, выдерживали косые удары, отводили прямые. Василий успели затолкать в середину родни младых Александра и Ивана – Пуговку, не знавших смерти, лезших с потешным оружием бить ворога.
Юзбаши орали, отзывая своих на иную задачу. Удар был отвлекающий. Основные силы огибали русских. Телеги со снаряженьем и пушками проскрипели за конницей. Воротынский дальнозорко глядел, приложив козырьком сухую ладошку. Он слал гонцов развернуть орудия, послать начиненные гвоздями разрывные гостинцы. Пушки гаркнули в серо-сизую мглу. Рев раненых людей и животных сообщил – попали.
Когда пыль немного развеялась, увидели неприятеля внизу по течению, переплавлявшегося через Оку с конями вброд, а для сухого - на плотах. Ту переправу знали, там Воротынский заготовил сторожевой отряд. Его смяли. Непрерывно палили турецкие пушки палили, не давая главным русским силам поспеть помешать переправе. Воевода готов был локти кусать от бессилия. С тяжелым сердцем он распорядился отходить за опередившим противником к Серпухову, лепить разрушенный мост.
Опричников считали героями, поздравляли не от души. Отягощенной завистью и страхом. Малюта жарко спорил с Воротынским, требуя немедленно ударить крымчакам в хвост. Воевода, удерживая основное войско, нуждавшееся в отдыхе, передал лучших скакунов Шереметьеву. Велел ему с тридцатью тысячью гнаться за Девлетом, преградить дорогу на Москву и в вязком бою дожидаться подхода главных полков. Следом за Шереметьевым послали без роздыха полк Хворостинина. Опричников Воротынский удержал, позаботился о царских избранниках.
Соперники оказались в парадоксальной ситуации. Русские гнались за перехитрившим врагом, оказавшемся к Москве ближе, чем защитники. Воротынский, ужасаясь Иоаннова гнева, ночью отправил гонца к нему в Новгород, что победа одержана.
Иоанн получил донесение на пиру, празднуя женитьбу шурина и нового любимца Григория Колтовского. Доброе известие родило государев тост. Иоанн длинно высказался о славе нашего оружия. Все верили, что Воротынский не солгал. Пиршество продолжилось со смехом, веселым не для всех потоплением в Волхове осужденных новгородских боярских отроков. Где царь, там и наветы.
Шереметьев нагнал Девлета на следующий день на подступах к столице. Выполняя приказ Воротынского, он приказал обогнуть хана, дабы встать между ним и Москвою. Татарское войско превосходило русский отряд вчетверо. Вида многочисленной прекрасно вооруженной крымской, ногайской, турецкой молодежи, лихо гарцующей на маленьких степных скакунах, пускающей в русских стрелы, осыпающей их дротиками, стало достаточно, чтобы душа Федора Васильевича Шереметьева дрогнула. Он приказал остановить коней. Воеводин послух не успел поднять ни сорвавшегося с луки щита, ни сабли, упавшей с лопнувшей перевязи. Боковое движение превратилось в бегство.
Вступив в Москву, Шереметьев объявил Думе и жителям, что явился защитить столицу. Князья Юрий Токмаков и Тимофей Долгорукий, бывшие воеводами обороны, сдержанно приняли беглеца. Запершись в Кремле, все трое ежедневно обходили стены, проверяли готовность расставленных пушек, считали ядра и порох.
Передовой русский полк Воротынского, уверенного, что Шереметьев впереди, смело насел на крымчаков, сломил обоз и задние ряды. Девлет, не ведая где Шереметьев, заколебался. Турецкие мурзы советовали ему скорым ходом оторваться преследователей, скакать поспешно в Москву. Овладеть Кремлем, объявить миру об окончательном разгроме Московии, заставить Думу подписать согласие на отдачу под турецкую руку Казани и Астрахани, назначение там послушных правителей Гиреева дома. Ежели нагнавшие русские насядут, превратить Кремль в неприступную крепость, ожидая подкрепления от султана и из Речи. Мнительный хан не верил лести советчиков. Сильны да далеки покровители. Литва и Польша сами дрожали в ожидании крымского набега. Воюя с Иоанном, не поддержат они обидчиков. Решено было остановиться и разделаться с передовым русским полком. Девлет надеялся: русский авангард бежит после легкого наскока.
В крымском стане ударили барабаны, посылая всадников рассеять русских. Опустившаяся ночь отложила разгром подавшегося передового полка. Однако под покровом тьмы подошли основные русские силы. В полночь, обойдя крымчаков, Воротынский встал у села Молодь в полста километров от Москвы.
Русские поставили деревянные щиты на подводы, укрылись за ними и предстояли крымчакам, видимо готовые умереть, чем уступить. Тактика древняя, последнее прибежище обреченных. Привычная кривая ухмылка схоронилась в седую бороду Девлет-Гирея. Он мог обойти препятствие, как сделал на Оке, но решил зажечь лагерь стрелами, поскольку полагал тридцать тысяч Шереметьева впереди. Гикая, вереща, улюлюкая и посвистывая, крымчаки полетели с факелами на русский лагерь.
Семейство Грязных вместе с Шуйскими и прочими, каждый своим родом, стояло в промежутках меж возами и, натягивая луки, осыпало крымчаков и ногаев стрелами, не давая добросить огонь. Василию с братьями пришлось понатягивать тетивы. У них неплохо получалось. Отрок Иван отличался меткостью от природы. Как не пустит стрелу, так в цель. Только силы ему не хватало. Из слабо натянутого лука стрела летела несильно, поражала, не пробивая доспех татарина. Не отставали сорванца родичи, заострившие воинскую науку на охотничьих гонах и молодецких стрельбищах. Иван Андреевич и Иван Петрович тряхнули стариной. Покряхтывая, натягивали звенящие тетивы наравне с отроками. Старый Федор Иванович указывал куда пулять и хрипло смеялся удаче. Часто мнимо, ибо глаза обманывали. Было что защищать: дома в Китай-городе только что заново выстроены, лучше, чем были. Опять спалят недруги. За добро покоились, не как прежний раз, загодя вывезли в Ярославль. Отличился Василий Федорович, сын Старого. Один выскакивал вперед возов. Бесстрашно колол, рубил, оглушал, обезоруживал. Привел четверых пленников с лошадьми.
Крымчаки и ногаи скатывались с лошадей. Факелы падали под конские ноги. Гляди6 первый, второй, третий факелы упали на щиты, облили горящей нефтью. Обоз вспыхнул. Зажженная трава от оброненных факелов лезла бледными трепещущими языками. Выгорая, чернела. Дымящееся пятно росло, ползло неумолимо. Крымчаки водили круги округ «гуляй-города», повозок, осыпали его защитников смертоносным каленым дождем.
Внезапно возы раздвинулись, поставленные на них щиты поползли живой, оскалившейся копьями и стрелами тварью. Русские охватывали край крымского войска, жали в тиски. Девлет–Гирей, встав на походное возвышение, крикнул старшим сыновьям Мухаммаду и Исламу сильным отрядом рассечь «гуляй-город». Зятю же своему астраханскому претенденту Мураду скакать против выходивших из «гуляй-города».
Братья Гиреи шпорили жеребцов. Взмахнули стальными дамасскими саблями с золотыми насечками. Топот слился с натянутой стрелой. Движение возов там-сям открывало скрывавшихся за ними русских воинов. Многие падали, сраженные стрелами. Когда крымчаки готовы были уже ворваться в лагерь между раздвинутыми телегами, сказалась задумка Воротынского. Пищальщики стояли в три ряда: первые в присест, далее – на колене и в полный рост. Промеж них – легкие орудия. Грянул залп. Крымчаки смешались.
