В преддверии венчаний собрались черные тучи на родственников второй жены Иоанна, расчищались места для наград отцам и братьям Сабуровой и Собакиной. Князь Михайло Темгрюкович, за истекшее десятилетие неоднократно обогащаемый и лишаемый всего, назначен был с опричным полком идти тревожить пределы Девлет-Гирея, как вдруг его сместили, осудили, посадили на кол. В острастку и на поучение царевичу с невестой Е казнили Иванова пестуна воеводу Замятню Сабурова с братом Василием, а так же - племянников Соломонии, первой супруги отца царя. Не первым ли им следовало поддержать опричный заговор в пользу мнимого Георгия? У них не было явленного дела, да существовал мотив. Смерть Сабуровых прошла мучительно. Их засекли до смерти. На приближение новых казней указывало и удушение боярина Льва Андреевича Салтыкова, насильственно постриженного в монахи Троицкой обители, оттуда в монашеском облачении привезенного.
Марфа по-прежнему принимала приворотное средство и от него с каждым днем таяла. Ее недуг заметили. Кремлевскому консилиуму она созналась в приеме снадобья. Его пить запретили, но Марфа не поправлялась. Отрава отложилась в костях, печени, почках. Везде - оттуда испускала губительные выжимки. Царская невеста бледнела, худела, рассыпалась на глазах. У нее явились мучительные обмороки, изнуряющая рвота с кровью. Скоро узнал царь: и третью суженую его уморили. Но чем скорее кончалась Марфа, тем настойчивее желал он на ней жениться.
Являлся он к больной в келью, страшными провалившимися глазами своими копался в ее голубых, угасавших. Взгляд Марфы не выдавал ни Григория, ни Матвея, блеклые уста не называли имен губителей. Иоанну открылись знаки неизбежной смерти. На примере гибели очередной он видел смерть общую. Ежели бы он мог спасти эти синеющие длани жесточайшими приношениями варварской тризны, он произвел бы то незамедлительно. Он омыл бы плечи Марфы кровью младенцев, окатил хладной испариной посаженных на кол корежащихся мертвецов. Из упрямства он желал жениться на полумертвой. Он хотел бы спасти ее женитьбой. Вы, эти многочисленные вы, отравляющие царский покой, ставившие препоны его правлению, убойтесь! Иоанн мечтал о физической близости с умирающей, дабы объятиями, излитым семенем возродить к жизни. Никогда ему не хотелось столь неистово обладать женщиной и именно Марфой. Он жалел, что упустил время и ранее не выделил ее среди последних избранниц. Дурного слова о Марфе молвить не смели, боялись расправ наиужаснейших. Москва, Слобода, города русские молились о выздоровлении нареченной царицы. Возрожденная милостивая Анастасия Романова в конечный раз за царствование мерещилась смятенным дрожащим умам круга ближнего.
Прошло скоротечное расследование. У Марфы чаще других видели Годунова с сестрой и Грязных. Первых обелили. Помимо Ирины, нашлись служки, заметившие как Григорий приносил Марфе питие в емком сосуде. Слабодушного Матвея, часто подменяли Григорий Борисович Большой и Григорий Борисович Меньшой с сыном Никитой, двоюродные братья и двоюродный племянник Григория Григорьевича. Потерявший в горе голос царь прошипел схватить пятерых Грязных. Дополнительно вменялось, что ездили они летом к хану, указывали дорогу на Москву, как обойти стражи. то виноватыхидывались.
Григория искали. Не придумав лучшего, он бежал в спальню отравленной Марфы. Она лежала в полуобмороке. В безумии ужаса Григорий лез к ней за полог, в кровать. Лежал подле обреченный, бледнее царской невесты, трясся мелкой дрожью, сжимал неотвечающую девичью руку. Заклинал: «Спаси! Я не хотел зла». Верил себе, не удовлетворялся мщением, превозмогшим иные мотивы. Грязного схватили, притащили волоком к государю. Григорий рыдал. То кусал, то лизал руки мучителей. Показывал крест, божился что яд давал Матвей. Привели и Матвея в опричной ризе разодранной. Григорий указал на племянника и объявил, что тот еще прежде лишил девства царскую невесту. Плеву же ей сшил голландец Бомелий. В указании Григория на Бориса Годунова сомневались. В ожидании казни многие мешались разумом, стремились утащить в могилу супротивников. О соперничестве и стычках Григория с Борисом за Марию Скуратову было известно. Неудачливого интригана с племянниками отдали Малюте. Он взвил им руки на дыбе.
Матвей сознался во всем: и как, поддаваясь дяде Григорию, нес в келью Марфы названное приворотным снадобье, украденное у Бомелия, и как прежде снасильничал над Марфой, девство которой вернул чернокнижник. Хоть не спрашивали, не умолчал Матвей, что другая царская невеста, крымцами умыкнутая, была его нареченной и тайной женой. В свое оправдание Матвей ссылался на тяжесть ранения на Дону в разъезде, ожидание скорой смерти, подвигнувшие на поспешное венчание в Суздальской церкви. Матвей рассказал, как попали они с Яковом в зависимость к Годунову из-за Магнусова письма. Но про то доносить было не в интересах Малюты, Борисового тестя. Григорий Лукьянович высылал палачей. Сев на полено, слушал Матвея из любопытства или расчетов на будущее.
Григорий фонтанировал от страданий. Сыпал нежными именами, коими звал Иоанна. Выплакав глаза, молил о пощаде. Никто не любил его, завидуя красоте и близости к государю. Ему уродовали лицо, ломали пальцы, рвали ноздри и уши. Стягивали голени испанским сапогом, усаживали на бревно, усеянное гвоздями, поднимали, опускали, заставляя скакать. Разорвали промежность, некогда нежную. Добивались, чего хотел он от названной царицы. Григорий не умел выразить. Воцарение Марфы при нем в фаворе было для него всем: и судьбой, и счастьем, и мщением. Спутано, как снадобье, где доктора нашли ртуть, сурьму, мышьяк и действительные средства возбуждающие, приманивающие. Адская смесь, смешанная, содержала лекарство и яд. Последний победил.
Василий Григорьевич ждал расправы со всей семьей, но тронули лишь пятерых, ограничившись в отношении остальных допросом с пристрастием, поверив или сделав вид, что поверили: они ничего о проделках Григория не знали. Царь не желал омрачить приготовлений к свадьбе казнями. Осужденных не вели к плахе в преддверии светлого церковного праздника. К их удовлетворению в подземную келью, где они томились, втолкнули Бомелия. Елисей сел в угол. С Григорием и Матвеем рта не раскрывал, сверкал глазами на неучей, опозоривших его искусство.
Малюта усердствовал. Председатель следователей, мимо Бориса, он хватал всех, кого называли осужденные. Круг от Марфы зацепил посетителей Гирея. На дыбе, под кнутом и обручем, в испанском сапоге выбивали раздумья да взвешивания, не перебежать ли к сильнейшему. Нашли мнимых и действительных проводников хана до Москвы. Все пошли и по делу отравления. Застенков и пустых монастырских келий не хватило. Арестованных заставляли рыть себе глубокие ямы во дворе. Там они и сидели. Мимо бегали бродячие псы, с рыком набрасывались на головы жертв, из ям высовывавшихся.
28 октября царь женился на Марфе. В притворе Троицкого собора Слободы сестры Скуратовы разложили по плечам невесты расплетенные толстые косы, осыпали хмелем. Борис Годунов с женой подвели Марфу к аналою. Марфа шаталась, клонилась падать, оступилась расстеленного сукна. Свечу держать не могла. Мария сжимала своей рукой ей руку. Обняв подругу, Ирина Годунова поддерживала ей спину. Опричники черными воронами вдавились в белые стены. Насупившийся Иоанн глядел исподлобья. Метал молнии. Тишина стояла такая, что залетевшая осенняя муха издавала рев сражения.
Царь воевал со смертью. Сверхобыденным волевым усилием, изнурительным постом и отчаянной молитвой, раздиравшими его плоть, он звал Христа отодвинуть земное небытие нареченной. Держа в храме под локоть неизлечимую, на каждом шагу заваливающуюся Марфу, он внушал наполнить ее энергией бытия. От него – к ней. Он не даст ей умереть, как умерли другие его жены. Он вмешался вовремя. Он победит, как победил Спаситель. Но он был только человек. И отец его был смертным, не Вседержителем. Вопрос: «По что оставил Ты меня?» растворялся в дыму мирры и ладана, уходил вместе с тихими шагами священников, неосторожным бряцанием кадил, шорохом одеяний. Намного выше ростом невесты он своим знаменитым буравящим взглядом пронзал кику с обвисшим покрывалом, видел курносый славянский нос, кусок румян и над ними - он затянутые сеткой преждевременных морщин веки Марфы. Озера глаз были затуманены. Достигнув цели мечтаний, невеста едва понимала, что происходит. Она выбрана из двух с половиной тысяч, а потом из двадцати четырех. Непростая, но купеческая дочь превозмогла боярок с дворянками. Она – лучшая, она – красивейшая, достойнейшая. Вот и отец с дядей рады. Успели пошить кафтаны окольничих да глядят остро на брата Каллиста, сменившего в кравчих Григория Грязного. Недолго торжество Собакиных. Шесть годин царь потерпит, питаемый мучительной сладкой памятью, а там сметет их вал родни иной царицы.
