Казачья вольница поворачивалась  симпатией к Марине.

         Болтали:

- Королевские послы обманули и разлучили нас с Димитрием. Поедем к тому, за кого умирали!

         Донские казаки поехали в Калугу. Роман Рожинский вбежал к Марине, грозя ей кулаком. Он несся остановить казаков, месяца не прошло, как поклявшихся королю. Рейтары изрубили до тысячи донцов. Заставили остальных вернуться.

         Подчиняясь требованию Сигизмунда, звавшего всех под Смоленск,   12 января 1610 года другой гетман – Ян Сапега снял осаду с Троицкой Сергиевой лавры. Защита лавры, не менее славная, чем  Пскова, длилась полтора года. Сергиевцы тут же отправили инока Макария со святой водой в столицу объявить царю, что лавра спасена Богом.

         Марина  не чувствовала безопасности, сидя под домашним арестом. В ночь на 11 февраля она продиктовала ведшей дневник Казановской:

- «Без друзей и ближних, одна со своей горестью, я должна спасать себя от наглости моих мнимых защитников. В упоении шумных пиров гнусные клеветники равняют меня с презрительными женами, умышляют измену и ковы. Сохрани Боже, чтобы кто-нибудь дерзнул торговать мною и выдать меня человеку (королю), которому ни я, ни мое царство не подвластны. Утесненная и гонимая, свидетельствую Всевышним, что не перестану блюсти своей чести и славы, и, быв властительницей народов, уже никогда не соглашусь возвратиться в звание простой польской дворянки. Надеясь, что храброе воинство не забудет присяги, моей благодарности и наград ему обещанных, удаляюсь».

         С Варварой Казановской и Ханкою, все верхами, Марина ускакала в Калугу. Казаки узнали о бегстве и возобновили мятеж. С обнаженными саблями, поднятыми пиками они окружили дом Рожинского:

- Злодей, ты выгнал злосчастную Марину своею буйностью, в чаду высокоумия и пьянства. Ты, вероломец, подкупленный королем, чтобы обманом вырвать из наших рук московскую казну! Возврати нам Димитрия или умри, изменник!

         Стреляли из пистолетов, порвали слюду на окнах. Требовали избрать нового начальника. Гетман Рожинский неустрашимо вышел к сборищу и убедил не пороть горячку, но ждать ответа короля.

         Рожинский написал к королю:

- «Ни за что не ручаюсь, если ваше величество не соблаговолит удовлетворить желаниям войска и московских бояр, с нами соединенных».

         Мудрый король диктовал, что согласен на миллионы отступных храбрым воинам, отдает им доходы с земель Новгород – Северской и Рязанской после закрепления за короною, даже не ссорится с Димитрием и Мариною. За Мариной признает Великий Новгород и Псков, ее мужу даст княжество особенное. Не зовет долее тушинцев к себе, напротив, высылает к ним  на подкрепление вельможу Потоцкого с сильным войском. Пусть связывают атаками Шуйского, Скопина и шведов.

         Марина же, сбившаяся с пути, сидела в Дмитрове у Сапеги, ушедшего туда из-под Сергиевой лавры. Сапега убеждал ее ехать к отцу. Выбор Марины был тверд. Сапега милостиво выделил соотечественнице эскорт из немецких наемников для безопасного сопровождения в Калугу. Гетман рассматривал усиливающегося Димитрия как ненадежного союзника.

         В Калугу Марина явилась в образе юного рыцаря. Она сняла шлем с плюмажем, простоволосая, в штанах и нагрудной броне. Она ехала среди приветственных кликов, раскланиваясь на четыре стороны. Картина, достойная XVIII века.

         Полупьяная вольница была в восторге. Димитрий ездил стремя к стремени с атаманшей, выставлявшей  на холод шикарный мужнин  подарок - где-то умыканную роскошную парюру. Супруги везде вздымали  победные чары, никому не отказывали в поцелуях и  братании. Кричали: жди - Москва  наша! Глохли от собственных выстрелов и фейерверков.

         В Волоколамске неожиданно умер гетман Рожинский, единственный, кто удерживал остаток тушинцев от переезда в Калугу. Остаток войско немедля рассеивается: русские и татары шли в Калугу к Димитрию, поляки ехали в Дмитров к Яну Сапеге.

         Пан Лисовский с атаманом Просовецким еще грабят под Суздалем, но оттуда выдавливаются. Напоследок обчищают Колязинский монастырь и уходят в Псков, Маринино вено.

         2 марта 1610 года Скопин и Делагарди въезжали в  освобожденную Сергиеву лавру, а 12 марта - в Москву. Им подносили хлеб – соль, били челом за спасение государства. Михаила провозглашали отцом отечества.

         Будто бы Дмитрий Шуйский – брат царя и правительственный полководец завидовал успеху двадцатитрехлетнего августа. 23 апреля 1610 года Михаил обедал у родственника. Екатерина, в девичестве – Скуратова, супруга Дмитрия, преподнесла ему винную чашу. Михаил отхлебнул и упал замертво. Густая кровь лилась из носа, лекари не могли остановить. Смерть напоминала Борисову.

         Юношу похоронили в приделе Архангельского собора недалеко от царей. Про Василия распространяли: с его подачи брат брата убил. Властолюбивый опасался венценосного соперничества! Ему де предсказали: верно – Михаил именем станет вместо него Русью править.

         Громче других об измене трубил кликом народа и  еще Болотниковым в рязанские воеводы  утвержденный Прокопий Петрович Ляпунов. Он призвал рязанскую землю отложиться  не к Димитрию, а - безыменно против Василия за убийство Михаила. Захар Ляпунов, родной брат Прокопия, ненавидел Бориса, приказавшего принародно кнутом его высечь  за продажу боевого казенного запаса вольным донским казакам. Шуйского Ляпуновы полагали из Годуновской обоймы, потому не терпели по определению. Рязанская земля послушалась и опять отошла от центральной власти. Только Зарайск с воеводой князем Димитрием Михайловичем Пожарским остался Шуйскому верным.

         Дмитрий Шуйский, сменивший мертвого Скопина, и Делагарди выдвинулись освобождать Смоленск. Король бросил  навстречу спасителям  две тысячи всадников и тысячу пеших жолнеров гетмана Жолкевского. Дмитрий Шуйский промедлил. Жолкевский успел соединиться с остатками тушинцев, приведенных ему Зборовским мимо Сапеги, и шел к Займищу.

         Шведское войско было таковым лишь по названию. Помимо шведов, оно состояло, помимо шведов, из ливонцев, пруссаков, саксонцев, датчан, французов и шотландцев с англичанами. В преддверии боя наемники  не удержалось соблазна потребовать денег за сложную военную операцию. Делагарди переадресовался к московским спонсорам. Дмитрий Шуйский приказал выдать солдатам удачи по два рубля на душу. Те посчитали себя оскорбленными и обещали воевать в соответствии с вознаграждением.

         Михайло Салтыков, советник Жолкевского, убеждал гетмана поторопиться: при малейшем нажиме недовольные  наемники разойдутся.

         23 июня 1610 года Жолкевский счастливо подкрался к лагерю московитов, спавших у села Клушина, Смял тридцатитысячное  беззаботное войско. Дмитрий Шуйский и Понтус  Делагарди под звуки проснувшихся труб спешили выслать вперед конницу. В кустарнике расставляли с пищальными рогатками стрельцов.

         Ляхи  не смущались двенадцатикратным  перевесом противника, побеждали. В клубах пыли и дыма орлиный штандарт республики вознесся над русскою ставкою. Московская конница повернула от выставленных рогаток и алебард. Под горою ее встретила польская картечь. Всадники давили собственную пехоту.  Сброшенных и полегших   топтали лошадиные копыта. Наемники подняли руки, повязали на рукава белые платки.

         Дмитрий Шуйский бежал, не оглядываясь. Под Можайском увяз с коем в болоте. Бросил погибать скакуна, пеший вошел в город сказать жителем:  все пропало. Храбрый Делагарди поставил круговую оборону у обоза, торопился спасти войсковую казну. Там было свыше пяти тысяч рублей серебром и на семь тысяч мехами. С генералом Горном и четырьмя тысячами сохранивших боеспособность шведов Делагарди поворачивал на Новгород, проклиная неумеющих воевать россиян.

         На другой день Жолкевский вышел против другого русского корпуса. Им  командовали воеводы Елецкий и Волуев. Они торопились соединиться с Шуйским и Делагарди, да не поспели.  Московским воеводам показали захваченные хоругви Шуйского и потребовали присягнуть новому русскому царю Владиславу Сигизмундовичу. Михайло Салтыков и другие перебежчики выступили главными убедителями. Волуев присягнул, за ним -  войско. Жолкевский беспрепятственно вошел в Можайск.