- А что кричит, на то его и поставили, чтобы колхозное добро беречь. Если не будет отнимать у других, то его быстро выгонят из сада.

- Да, ты прав, - говорит Борис.

- Вот ты, Боря, лучше скажи, - начал Вася. - Почему люди работают от зари до зари, а взять, то же яблоко, не могут? Это же они вырастили и посадили сад, ухаживают за ним, а как созреет яблоко, сорвать и съесть не могут. Не трожь. это не твое. А чье же?

- А ты вроде не знаешь, чье оно. Государственное, - с иронией произнес Борис, бросив перекусывать зубами сухую травинку.

- Государственное, я понимаю, как общественное, а я член этого общества, взять не могу. Надо идти, просить дядю, чтобы он мне выписал, да выпишет ли, а я должен заплатить, и тогда только я могу взять... Свое... Для меня эта система непонятна, хотя объясняют с самого детства.

- Тогда ты тупой, как валенок, - смеется Борис.

- Эй, вы, на пароме! - кричит Костя с другой арбы. - О чем речь ведете? О девочках?

- Нет! - кричит Вася, - о государственной справедливости!

- Это не по вашим мозгам, голова от натуги лопнет! А справедливости нет и не будет. Так что, берите что-нибудь попроще.

- Да, он прав, - соглашается Борис, - разговора много, а результата нет. Этот вопрос нам с тобой не по плечу. Грабили простой люд и будут грабить во все века, а справедливость только на словах у власть держащих.

Вася не ответил Борису, обозревал местность.

"Костя, стервец, правильно подметил, назвав арбу с сеном "паромом", - думал Вася.

По обе стороны дороги раскинулось ячменное поле, под дуновением легкого ветерка ячмень колыхался, как морские волны, и издали арба с сеном в ячмене, как бы плыла, по этим волнам; а дальше у горизонта колосилась светло-желтая пшеница: вот-вот подойдет, созреет. Хорошо летом в поле, когда у тебя еще в голове свежо и тебе пятнадцать лет.

Солнце поднялось уже высоко и начало припекать. Оводы закружились над спинами волов.

Вдруг слышим крик Егора. Оглянулись и увидели: воз лежит на боку, он барахтается в сене, лошадь с перекосившимися оглоблями стоит понуро.

Пришлось останавливаться.

Поругав Егора, не от большой злобы, а так для порядка, не спал ведь человек ночь и задремал, не увидел перед возом ямки, перевернулся.

Они зашли с противоположной стороны и стали поднимать воз, но силенок у них оказалось мало. Пришлось развязывать веревки, раскидывать сено и снова укладывать. "Работа пыльная, но не денежная", - по выражению Кости. А тут еще оводы. Лошадь машет хвостом, бьет копытами, не стоит на месте и не дает нам укладывать сено. Пришлось распрячь, а чтобы не убежала, привязали вожжами к колесу повозки. Почувствовав свободу, она отошла на длину вожжи, легла в ячмень и стала кататься по нему.

- Ах, так, перетак! Ах, вашу мать! - слышат ребята чей-то голос. Обернулись. Перед ними, как в сказке, на вороном коне и с плетью в руке, гарцует объездчик.

Они не испугались, а наоборот, развеселились и стали подтрунивать над ним.

- Ну что, дядя, крутишься, губы лошади рвешь удилами? - спросил Вася, улыбаясь.

- Что вы тут делаете! Мать, перемать вашу! - кричит он, все больше ярясь.

- А матом ругаться перед детьми не советуем, - говорит спокойно ему Егор. - Мы работаем честно, усердно, а вы нас матом. Стыдно папаша.

- Вы еще вздумали надо мною издеваться? - кричит он издали, подъехать ближе не решается. - Вот я вам покажу! Вы у меня наплачетесь!

- Ах, дядя, дядя, мы в таком возрасте, что слезы зря уже не льются, - снова отозвался Вася. А сам подумал: "И надо же в такую тяжелую минуту появиться этому обормоту. Еще надумает нас в контору тащить. Что-то надо придумывать, чтобы оторваться от него."

Смотрит Вася на объездчика и под ним вороного коня и припомнился ему еще довоенный случай, когда вот так, на вороном коне, мужик с черной бородой и с плетью в руке гнался за ними - пацанами семи-восьми лет. К их счастью, недалеко был глубокий овраг и они, как горох, скатились на его дно, затихли с ужасом слушая крик девочки Оли, которой в то время было всего семь лет.

Он ее догнал за несколько шагов до оврага и преградил путь вороной лошадью. Она присела и обмочилась от страха, а он, гарцуя на вороном вокруг нее, стегал землю плетью.

С тех пор девочка стала заикаться и непроизвольно мочиться по ночам. Да и часто во сне бородач с плетью или саблей в руках на вороном коне.

С того времени колоски собирали недалеко от оврагов или леса, наших спасителей, от объездчиков. И еще Вася подумал: "Попадись такому дяде один на один в поле - затопчет лошадью".

Но в данный момент их было пять человек и все, что называется, в силе, с вилами в руках. И в случае чего, могли постоять за себя и колхозных быков.

Они его не боялись, но чувство вины за вытоптанный ячмень залегло в глубине души и нет-нет тревожило разум, хотя внешне и старались доказать объездчику обратное. И было досадно за то, что допущенную ошибку уже не исправишь - ячмень не поднимешь.

- Проваливай-ка, дядя, отсюда по-хорошему и не мешай нам сено укладывать. Нам и без тебя тошно. Мы не специально стали ячмень топтать, а по нужде, сам видишь. А не то твоей лошади брюхо пропорю, - сказал ему Борис с угрозою.

- Так вы еще угрожать мне будете, мать вашу так! - закричал он.

- Не велика птица, можно и между ребер пощекотать, - пригрозил Борис, поднимая вилы и направляя в его сторону.

Мужик продолжал ругаться, но отъехал подальше от греха и чего-то ждал, не уезжал.

Ребята нагрузили воз, увязали.

- А он что-то замышляет, - предупредил Егор.

- Сопровождать нас собрался, - сказал Костя, а там в контору сдаст. Мы же через село будем ехать, а там он найдет себе подмогу.

- Тогда до села едем тихо, а как поравняемся с конторой, дружно вдарим по быкам, - внес предложение Егор. Чем они нас остановят? Да ничем.

- Ну что ж, так и сделаем, - сказал Борис. - Поехали! - скомандовал он. Ребята забрались на сено и тронулись. Впереди, в метрах двадцати, ехал объездчик.

Костя оказался прав. Мужик решил задержать нас.

Подъехали к селу, где дорога раздваивалась: одна, чуть повернув направо, вела в село, где на широком выгоне виднелось здание конторы другая сворачивала чуть влево, по которой им и предстояло продолжить путь.

Мужик приостановился и преградил им дорогу. Слева объехать его нельзя, мешает канава, справа ровный выгон.

- Едем по дороге, ведущей в село, - решают Борис с Васей. - А как проедем объездчика, резко сворачиваем влево и мимо него на свою дорогу.

- Передай ребятам сигнал: "Делай, как я", - сказал Вася Борису. Он переполз на задний край арбы и, привлекая внимание ребят, сказал им: "Делайте, как мы'.

С соседней арбы, Костя кивнул головой - понял вас.

Когда первая арба поравнялась с объездчиком, он, указывая рукой, закричал: "Сворачивай вправо, так вашу мать!" Вася молча свернул.

- Что радуешься, дядя? Поймал с поличными, - стал подтрунивать над ним Борис.

- Поговорим там, в конторе, - пригрозил он.

- А что тебе орден за нас дадут? - снова подковырнул его Борис. Он промолчал.

Они минули его, и Вася стал наблюдать за задней арбой.

"Как только она минует объездчика, так сразу надо сворачивать влево и гнать быков, чтобы он не успел заехать вперед и перехватить нас", - думал Вася.

Настала самая напряженная минута. Ребята отвлекали мужика, что-то ему кричали. Как только последняя подвода проехала мимо объездчика, Вася стал нахлестывать быков, заворачивая их влево. Быки перешли в галоп и вскоре они оторвались от объездчика. Когда он понял, что ребят ему теперь не завернуть, он погрозил им плетью и поехал к конторе.

Ребята гнали быков, оглядываясь назад, и когда поняли, что их не догнать, остановились, давая передышку животным.

Посмеявшись над прошедшим приключением, ребята двинулись дальше.