- Ну, что вы, женщины? - умоляющим голосом повторил бригадир.
Несмело, вышла Солоха, к ней присоединилась пожилая женщина Марфа Ивановна и сказала: "Да как-то боязно... И как ее брать? Вон как кишки вывалились!
Поднялась Дуся и подошла к убитой подруге, она знала, что ей одной не поднять Раю, но хотела своим примером побудить женщин к действию. И она не ошиблась. К ней подошла Солоха, затем Марфа Ивановна, Анна Соломатина.
- Подгони ближе повозку! - крикнула Солоха бригадиру, и когда тот подогнал повозку и остановил ее почти рядом с трупом Раи, Солоха сказала: "Ты, Дуся, помоложе, бери подмышки, а ты, Ивановна, за ноги, ну а мы с тобой, Нюр, возьмемся вот здесь."
- А кишки? - спросила Анна.
- А что кишки? Прикроем их фартуком, - и она, отвязав у себя фартук, прикрыла им обнаженный живот Раисы.
- Взялись! - скомандовала Солоха. - Подняли! - повторила она. Женщины взяли труп Раисы и перенесли на повозку. Дуся схватила оторванную руку подруги и положила ее рядом с трупом.
- Хотя бы соломки подложили, - заметил кто-то из женщин.
- Ей теперь, бедняжке, все равно на чем лежать, - сказала соседка говорившей.
- А что же с коровами делать? - кто-то спросил в толпе.
- Сейчас отвезу Раю, найду пару стариков и приедем за коровами, - ответил бригадир, окидывая коров взглядом - Одна еще дышит, и не знаю, что с нею делать, а другая, видать, наповал. Скажу хозяевам, пусть сами решают, что с ними делать.
Дуся взяла за руку Полину и повела к повозке, та не сопротивлялась и ко всему происходящему была безразлична. Дуся посадила ее на повозку и рядом села сама.
- Вы пока не расходитесь, - попросил бригадир женщин, - а то мы втроем не погрузим коров.
Хорошо, хорошо, подождем, только побыстрее там разворачивайся, -пообещала от имени всех женщин Мария Козлова.
Подвода увезла нескольких женщин и труп Раисы. Остальные остались возле коров и, ошеломленные происшедшим, не знали, что дальше делать. Работа на ум не шла, все только и говорили о страшном случае.
Постепенно они разбились на небольшие кучки и говорили, охали, каждая заново переживала то, что недавно случилось на ее глазах.
- Я вела коров за поводок и думала о ребятишках, оставленных дома одних. Оно, как бабахнет! Поначалу я удивилась, думала гром при чистом небе. А потом, смотрю, дым...
- А мы бежим с Марфой - плачем. Слезы глаза застилают...
- А оно, как бабахнуло! До сих пор звон стоит в ушах...
- А у меня, бабоньки, верите, понос объявился. И стыд, и срам...
- Что же так рвануло?
- А кто его знает. Может, снаряд, может, мина… Тут их пропасть валяется. Вон Олейников сын на мине подорвался.
- Да разве один Олейников! Их страсть сколько покалечило. . .
- Я своему говорила не шастай по оврагам, подорвешься. Не послушал матери - пока палец оторвало. Теперь бегает на перевязку.
- В такой суматохе забыли спросить у бригадира, что с боронованием делать? - произнесла Мария.
- Что спрашивать!? - злобно закричала на нее Валентина Курденкова, как будто Мария во всем случившемся была виновата. - Я теперь не в жизнь, даже под дулом пулемета бороновать сюда не поеду. Ты что хотела, чтобы мне, как Раисе, здесь живот распороли? Да?
- Да ничего я не хочу! Что ты ко мне привязалась?- Уж и не рада женщина, что спросила.
- Надо бригадиру сказать, чтобы председатель позвонил в военкомат и вызвал сюда, как их, - она запнулась, вспоминая непривычное слово, - минеров,- кто-то подсказал из женщин. Во-во, минеров, - обрадовавшись подсказке, сказала она,
- Пусть они пройдут по-за дорогой. Видать, немцы отступая, заложили противотанковые мины, зная, что танки идут всегда рядом с дорогой, когда дорога занята пехотой. Вот сволочи!
- Откуда мы знаем, может, и на наших участках заложены мины! - не унималась Валентина. - Просто случайно не зацепили!
Из-за могилок вначале показалась лошадь, а через некоторое время и телега, на которой с обеих сторон сидели мужики.
- Вон и мужики едут, - сказала Мария, первая заметив подводу.
Она подъехала к женщинам и, слезая с воза, бригадир сказал: "Вот и мы приехали."
Деды медленно слезли с повозки и, поздоровавшись с женщинами, подошли к коровам.
- Вот та уже отжила свое, - заметил старик, высокого роста, худощавый, с белой головой, как одуванчик после цветения. В народе его звали дедом Минаем. Другого - дедом Федором. Он был среднего роста, коренаст, с кривыми, "кавалерийскими" ногами, хотя в кавалерии никогда не служил.
Обошли они вокруг обеих коров молча. Женщины в сторонке стояли кучкой и наблюдали за ними, дожидаясь от них заключения.
Окончив осмотр и остановившись у коровы Раисы, стали наблюдать за ее поведением.
- Прирезать всегда успеем, а может, она поправится, - думал дед Минай. - Коровы сейчас не купишь, а пока вырастишь - пройдет три года. Как без коровы жить эти три года семье, только крестьянину понятно.
- Ну что, Федор, прирежем? - как-то спокойно спросил он соседа.
- А что ты меня спрашиваешь, я ж не ветеринар, не знаю, будет она жить или нет. Кровь вроде приостановилась, но может, внутрь вытекает, а это значит, через несколько часов ей все равно наступит хана. То хотя людям мясо достанется, может, часть продадут. А так что?
- А что мы с тобой решаем, - спохватился он, - бригадир тут, пусть он и решает.
- Что бригадир? Если бы раньше, то выдали бы корову с колхоза и весь сказ, а теперь и там нет, по дворам телят будут собирать, - говорил дед Минай.
- О чем вы тут толкуете? - подойдя к старикам, спросил их Иван Петрович.
- Советуемся, резать корову иди подождать, спросить дельного совета не у кого, - ответил ему дед Минай. - Паршивого ветеринаришки и того нет.
- Да, это так, - согласился бригадир. - Бедны мы. А мне кажется, не жилец она на этом свете. Видите, как она голову откинула, жвачку не жует. Разве нормальная корова вела бы себя так!
- Что она ранена, нам понятно, а вот будет она жить или через несколько часов подохнет, мы не знаем, - сделал заключение дед Федор, до этого молча слушал разговор бригадира с дедом Минаем.
- Давай, режьте! - решил бригадир и пошел к женщинам, все еще стоявшим в сторонке кучкой.
- Ну, что там на селе? - спросила Мария Козлова бригадира.
- А что там хорошего, крик на всю деревню. Еле вырвался..,
- Да, такое не каждый перенесет, - говорила Мария с выражением полного страдания на лице. - И надо так случиться: утром проводили со двора здоровую дочь, а через три часа привезли мертвую, с распоротым животом и оторванной рукой, и корова подыхает. Какие же людям надо иметь нервы, чтобы пережить такое! С фронта придет бумажка, и то как убиваются, а тут привезли любимое дитя прямо на двор, да такой обезображенной. Какое матери надо иметь сердце.
Иван Петрович, слушая Марию, чувствовал, как к горлу медленно подкатывался ком и тут же спазмом сдавило сердце, а на глазах выступили слезы. Он усилием воли переборол себя, и чтобы не заметили женщины, шатающейся походкой поспешил к повозке. За спиной он услышал голос Солохи: "Иван Петрович, надо срочно вызвать саперов или минеров, как их там называют, и прочесать этот клин от дороги, а то ненароком еще кто подорвется. Да и бабы не поедут бороновать после такого случая, побоятся."
- Хорошо, хорошо, - пообещал бригадир, приходя в себя от наступившей слабости. Внезапно перед глазами возник образ живой, вчерашней Раи, когда она стояла возле коров, строгая, задумчивая, слушая его разговор с Полиной. «Эх, Рая, Рая» - вздохнул он...
- Иван Петрович! - услышал он голос деда Миная, - давай гуртом корову погрузим на повозку и отвезем на двор хозяину, там и освежуем. А то в пыли ее так заделаем, что мясо и собаки есть не будут.
- А вы ее уже прирезали? - уточнил бригадир, приходя в обычное, повседневное состояние.
- А долго ли умеючи, - не без бахвальства ответил дед Минай.
