Согласно диспозиции «Красный Кавказ» должен был швартоваться левым бортом, с ходу. При определенных условиях это был выигрышный вариант: сокращалось время швартовки и, стало быть, время пребывания крейсера под огнем, уменьшались потери. Но могли возникнуть и осложнения. Дело в том, что ветер менялся на глазах — задул с берега и достиг силы шести баллов. В таких условиях «Красный Кавказ» на малом ходу попросту перестал бы слушаться руля. Швартовку же на большой скорости затрудняла находившаяся поблизости от мола каменистая банка, на которую можно было выскочить при малейшем просчете. Наконец свободному маневру мешало и минное поле, выставленное немцами в непосредственном соседстве с молом. Не пришлось бы менять вариант швартовки, думалось мне. Последующие события показали, что я оказался прав...

На берегу уже бушевал огненный вал. Десантники с катеров подавляли сопротивление немцев у пирсов, но из города по нашим били пушки и пулеметы многочисленных огневых точек. Наступил час пик.

— Вперед! — услышал я сквозь грохот команду капитана 1-го ранга Басистого.

«Красный Кавказ» медленно двинулся к тому месту, где в зареве пожаров виднелся бок широкого мола. Уменьшаю скорость и сразу же чувствую, как под напором ветра начинает уваливать в сторону нос корабля. На минное поле!

Мгновенно определяю: швартоваться надо не левым, а правым бортом, а для этого следует отдать якорь и, работая машинами «в раздрай», прижать правый борт к молу. Успех дела будет зависеть от боцманской и швартовной команд.

Прошу разрешения на швартовку правым бортом, но капитан 1-го ранга В. А. Андреев приказывает действовать по ранее утвержденному плану. Приходится спускать на воду баркас для подачи на причал швартовов. Отдаю команду.

А пространство вокруг крейсера уже наполнено шумом и свистом пролетающих рядом осколков и пуль. Пока это еще не прицельный огонь, но и шальные пули находят свои цели. Кое-кто из матросов, спускающих баркас, ранен, но ни один не уходит в укрытие.

Баркас спущен. В нем шесть человек: старший лейтенант Лев Кудиш, командир отделения Василий Цебренко, краснофлотцы Александр Зайцев, Александр Чава, Андрей Максимкин. Им предстоит перевезти к молу тяжелый стальной трос, который удержит «Красный Кавказ» у причала.

Баркас исчезает в темноте, но вскоре показывается, попав в полосу света от луча вражеского прожектора. Видно, как с берега к баркасу протягиваются трассы автоматных очередей. Но краснокавказцы упорно идут к молу. Вот он уже рядом. Кудиш и Чава первыми выскакивают на бетон, швыряют гранаты. Остальные тем временем заводят швартовы. Но тут с другого конца мола по морякам ударил пулемет. Правда, он работал недолго: его тотчас подавили зенитчики крейсера, внимательно следившие за берегом. Попытка пришвартоваться левым бортом продолжалась.

Однако мне был ясен ее исход. Ветер с берега по-прежнему относил крейсер от мола, и с каждой минутой его напор становился все ощутимее — наши мачты, надстройки и трубы прекрасно выполняли назначение парусов. Происходи это в другом месте — мы бы подработали машинами, но пустить их в ход здесь нам не позволял запас глубины. К тому же мне было известно, что на дне Феодосийской гавани лежат потопленные нашей авиацией суда фашистов, так что первый же поворот винта мог окончиться для нас плачевным образом. А без винтов «Красный Кавказ» стал бы не боевым кораблем, а мишенью.

Приближался ответственный момент. Инерция хода угасала, вот-вот должно было наступить положение равновесия — положение, удобное для швартовки. Но ветер, ветер! Он делает свое дело. «Красный Кавказ» останавливается лишь на мгновение, недостаточное для того, чтобы закрепить швартовы, затем нос крейсера снова уваливает под ветер. Расстояние между нами и пирсом увеличивается на глазах. Краснофлотцы на причале из последних сил удерживают трос, но их усилия тщетны. Трос падает в воду. Неуправляемый крейсер начинает сносить прямо на минное поле.

Выбора нет: приказываю дать задний ход. Опасность подрыва на время устранена. Но тут немцы наконец-то разглядели и опознали крейсер, и с этого момента все, что могло в Феодосии стрелять, обрушило свой огонь на «Красный Кавказ». Фашисты понимали, какую угрозу мы представляем, и решили во что бы то ни стало уничтожить корабль.

Скажу по совести: нам пришлось туго. Мы не могли маневрировать и представляли собой идеальную цель. Правда, наша артиллерия вела яростную дуэль с батареями противника, но преимущество в этом поединке было всецело на стороне немцев. Мы стреляли по площади, по вспышкам, тогда как крейсер был у всех на виду.

— Швартуйтесь правым бортом! — распорядился наконец В. А. Андреев.

Дважды приказывать не приходится. Я быстро ввел «Красный Кавказ» в проход между молом и волноломом, форштевнем притопил бревна бонового заграждения — чтобы отдать якорь в нужном месте, необходимо было выйти за боны хотя бы на полкорпуса. Скрежещут под днищем бревна, удары сотрясают корпус корабля. Как будто достаточно, теперь можно отдавать якорь. Командую:

— Левый якорь отдать!

Грохот стоит такой, что мою команду едва слышно по корабельной трансляции. Угадав наши намерения противник усилил огонь до предела. По крейсеру от крыли стрельбу даже армейские минометы!

На носу работать в рост невозможно. Краснофлотцы боцманской команды выполняют все операции с якорь-цепью и шпилем лежа, помогая себе железными крюками. Задним ходом «Красный Кавказ» медленно подходит к молу. Теперь ветер уже не в силах совладать с махиной корабля: ее прочно удерживает зарывшийся в грунт якорь. Нос крейсера уже у мола; с полубака на него подается швартовый трос. Остается подтянуть корму, и задача будет выполнена.

И тут происходит первое попадание в крейсер. Мина с оглушительным треском и воем разрывается на сигнальном мостике. Наклоняюсь к переговорной трубке. Сначала никто не отзывается, затем слышны привычные слова:

— Есть, сигнальный!..

Спрашиваю о результатах попадания. Сигнальщик Краковский докладывает: убито три человека, на мостике пожар, уцелевшие и раненые сигнальщики борются с огнем.

Как выяснилось потом, вместо убитого лейтенанта Денисова командование боевой частью связи принял политрук Шишкин. Он же руководил тушением пожара на сигнальном мостике. Контуженые и раненые сигнальщики сбивали пламя одеждой, заливали водой и пеной из огнетушителей. И огонь был побежден. И ни на миг не прекращал отбивать точки-тире фонарь-ратьер: сигнальщик Алексей Печенкин поддерживал устойчивую связь с другими кораблями отряда, передавая им приказания флагмана...

Медленно, очень медленно приближается к молу корма. По-прежнему упорствует ветер, хотя теперь уже швартовка — дело времени. А его-то и нет. Каждая минута пребывания крейсера под огнем чревата новыми жертвами. Окаменев, слежу за тем, как почти незаметно для глаз сужается полоска воды между бортом крейсера и стенкой мола. На пределе воют моторы шпиля[2], но трос, обнесенный вокруг баллера[3], скользит по нему вхолостую.

На юте появляется высокая фигура старшего помощника. Опытным взглядом Константин Иванович вмиг оценил положение, и вот уже слышны его команды:

— Стоп шпиль!

— Пошел шпиль!

Дело двинулось быстрее, но не настолько, как бы хотелось. Секунду раздумываю и принимаю решение начать высадку десантников, не дожидаясь окончания швартовки.

— Левый трап вывалить!

Команда подхвачена, скрипят блоки талей, с которыми ловко управляется помощник боцмана старшина Василий Калинин. Вот трап уже за бортом. К нему подходят катера и увозят пулеметную роту. Вскоре разнесшиеся над молом заливистые очереди наших «дегтярей» возвестили о том, что рота вступила в бой.

Возле меня словно из-под земли вырос возбужденный военком:

— Гордись, командир, не подвел тебя твой крестник! — закричал он мне на ухо.

Я удивленно посмотрел на Щербака. О ком это он?