В бешенстве коннетабль публично обвинил короля в том, что он потакает «причудам женщины, столь же несправедливой, сколь бесчестной», и высказал желание вновь жениться на вдовствующей королеве Португалии, сестре Карла Пятого.

С тех пор Франциск начал прислушиваться к советам канцлера Дюпра и его легистов, говоривших о необходимости довести последнего явного врага монархии «до состояния дворянина, чей доход составляет четыре тысячи ливров».

Этот процесс действительно сокрушил вассала. Дело против него возбудили в августе 1522 года: корона требовала Овернь и Бурбонне, госпожа Ангулемская все остальное. По прошествии долгих недель судебных разбирательств в духе древних римлян, где неистовствовали королевские адвокаты, воодушевляемые Дюпра, Парламент настоял на дополнительном разбирательстве. Но Франциск в нетерпении приказал наложить секвестр на имущество, которое являлось предметом спора.

Госпожа де Бурбон поняла, что та феодальная башня, которую она возвела в центре Франции, готова обрушиться.

Однако она не испытала никаких угрызений совести. Более точно: будучи уже на краю могилы, старая больная принцесса объяснила своему зятю, что единственным действенным оружием против их врагов могло стать создание могущественного союза. Карл Пятый еще не напомнил ему о старинном союзе дома Бурбонов и Бургундского дома, потомком которого он являлся? Нужно было прислушаться к его словам и объединиться с Цезарем, чтобы одолеть короля.

Такое ужасное завещание оставила та, которая была хранительницей и правительницей королевства. Она скончалась 14 ноября 1522 года. Король тотчас же завладел вотчинами, которые достались ей от Людовика XI, а остальное ее имущество передал во владение Мадам.

Не видя другого выхода, Бурбон решился последовать роковому совету. Он направил послание императору, а также Генриху VIII Английскому, который не отказался бы от короны, которая одно время принадлежала Генриху VI. В секретной переписке двух монархов по этому поводу было сказано, «что этот доблестный принц (коннетабль), видя недостойное поведение короля и многочисленные злоупотребления, хочет реформировать королевство и облегчить жизнь несчастного народа».

Двадцать второго июля 1521 года граф де Сен-Валье остановился в Лионе, чтобы набрать рекрутов в подкрепление итальянской армии. Это удалось ему с большим трудом. В то время ни один сеньор не мог с ним сравниться в преданности королю. «Если сравнивать их со мной, — писал он королю, — я отдал бы жизнь и все то немногое, что у меня есть, за возможность служить вам». В качестве благодарности за его услуги господин выплатил ему пятьсот ливров.

Жан де Пуатье повел свои войска из Ла Грав в Оулкс, оттуда в Турин и, наконец, в Асти. Именно там им овладела «непонятная и длительная лихорадка», приступы которой преследовали его до самой смерти. Так, знаменитая «лихорадка Сен-Валье», как нельзя более кстати подходящая для драматизации легенды, появилась в лагере, а не на эшафоте.

Сразу по выздоровлении отец Дианы присоединился в Милане к Лотреку. Он принял участие в кровопролитном сражении в Бикоке, вновь лишившего Валуа обладания Миланской областью, отступил к Лоди. Италия была окончательно потеряна; он вернулся во Францию, поприветствовал короля и направился в Дофине, в надежде поправить там свое здоровье.

Весной 1523 года он узнал о том, что коннетабль покинул Париж после серьезной размолвки с королем, которая произошла в покоях королевы. Бурбон обедал с государыней, когда внезапно вошедший король спросил его:

— Так, значит, Вы действительно женитесь?

— Нет, Сир.

— Я знаю, я в этом уверен, мне известно все о Вашей сделке с императором… Запомните как следует то, что я Вам сказал!..

— Сир, Вы мне угрожаете! Я не заслуживаю такого обращения.³⁴

Он уехал в сопровождении нескольких сеньоров, и никто не смог его задержать.

Сен-Валье отправился к своему выдающемуся родственнику и позже неоднократно возвращался к нему: он пытался утешить Бурбона и успокоить бурю, которая разыгралась в его сердце.

В пятницу, 17 июля, они вместе пообедали в Бутионе-ан-Форез и обсудили возможную женитьбу брата Дианы. Затем они отправились в Монбризон, где они должны были остановиться на ночь.

Коннетабль, погруженный в серьезную меланхолию, был сама любезность по отношению к своему собеседнику, подарил ему флакон с бальзамом и арбалет. Вечером он заявил, что хотел бы быть с ним откровенным, но только при условии соблюдения тайны. Внезапно достав «кусочек креста Христова», он показал его Сен-Валье и потребовал, чтобы тот торжественно поклялся, что все услышанное им останется между ними.

Граф поклялся, и в ответ Бурбон раскрыл свои карты. Карл Пятый и Генрих VIII предлагали ему: один свою сестру и двести тысяч экю, другой — примерно такую же сумму, оба обещали ему практически целое королевство — Прованс, Лионне и Шампань — за содействие императору обрести «его» Бургундию, а королю Англии — «его» вожделенную корону. Коннетабль слушал, но не брал на себя никаких обязательств и ни с чем не соглашался: ему хотелось обвести вокруг пальца обоих суверенов, которые, в свою очередь, пытались надуть друг друга.

Сен-Валье был ошеломлен. Видя, что сказанное не вызвало у собеседника большого возмущения, Бурбон решился сжечь мосты: этой же ночью он ожидал приезда сеньора де Борена, графа де Рё, посланника императора, и хотел попросить своего кузена присутствовать на их встрече.

Жан де Пуатье не отказался. Борен появился в назначенное время и ознакомил Бурбона с новыми предложениями своего господина. В его намерения входило раздробить Францию после ее завоевания, которое должно было произойти на фоне восстания в поддержку популярного в народе принца, желавшего «облегчить жизнь страны». Бурбон не дал определенного ответа. Кода Борен уехал, он позвал господина де Сен-Бонне, одного из преданных ему людей, и, дав указания, послал его к императору. Речь шла о том, чтобы сначала уладить дело со свадьбой.

Ночью Сен-Валье не сомкнул глаз. На следующий день он сказал Коннетаблю:

— Месье, я все слышал, как Вы и хотели, я проникся Вашими надеждами и ожиданиями, всю ночь я думал только об этом. Умоляю Вас, скажите мне: полагаетесь ли Вы на мое благородство? Доверяете ли Вашему другу?

— Я никого так не любил, как своего брата, которого я потерял, но даже на его благородство я не полагался бы больше, чем на Ваше.

— Прекрасно! Представьте тогда, что Вы говорите с братом, которого Вы так любили, и примите как добрый совет то, что он Вам скажет. Вы погибнете сами, или погубите Вашу родину. Взвесьте все, как следует. Если Ваш замысел раскроется… Вы умрете, и умрете бесславно. Если Вам удастся его осуществить, Вам придется противостоять Вашим родным, друзьям, всем, кто Вас любит, всему, что было Вам дорого.

Он говорил так много и так пылко, что, по крайней мере, в тот момент можно было поверить в его искренность.

— Ах! — вскричал Бурбон. — Чего же ты от меня хочешь? Они все у меня забрали, у меня больше ничего нет, они хотят, чтобы я закончил свои дни в нищете и позоре!

Они упали друг другу в объятья и зарыдали.

— Кузен, — сказал, наконец, коннетабль, — не будем больше говорить об этом, я отрекаюсь от своего плана… Поклянись мне снова, что не расскажешь об этом никому, а я клянусь, что больше тебе не придется думать об этом постыдном безумстве.³⁵