Вопрос об управлении государством был решен, и можно было переходить к дележу добычи. Монморанси, которого утвердили на должности коннетабля и главного распорядителя двора, достались управление Лангедоком, сто тысяч экю¹⁰⁷ недополученного жалованья и двадцать пять тысяч жалованья ежегодного; его племяннику Оде де Шатильону, который уже был архиепископом Тулузским, — епископство-пэрство Бове и через какое-то время кардинальский сан; другому его племяннику, Гаспару де Шатильон-Колиньи, — должность генерал-полковника пехоты; Франциску Лотарингскому — возведение в герцогство-пэрство графства Омаль, губернаторство в Нормандии и Дофине, равенство титула с первым принцем крови (Антуаном де Бурбон-Вандомским), Карлу Лотарингскому — кардинальский сан (он получил его в июле и с тех пор стал называться кардиналом де Гизом), приносящее немалый доход право судопроизводства, множество аббатств или пребенд; Сент-Андре — разнообразные чины, масса свободной земли, губернаторства в важнейших областях — Лионне, Оверни, Бурбонне, затем — маршальский жезл; между коннетаблем, Омалем и Сент-Андре были поделены две десятых части церковного имущества стоимостью в восемьсот тысяч ливров, то есть два с половиной миллиарда франков (в ценах 1955 года).¹⁰⁸

Королева получила какие-то крохи, выплату двухсот тысяч ливров и должность командующего галерным флотом для своего кузена Пьера Строцци.

Ослепленные алчностью Монморанси, Гизы и сама Диана принялись оспаривать между собой богатейшее аббатство Сен-Тьерри-ле-Реймс, которое приносило двенадцать тысяч ливров дохода. Король примирил их, отдав его маршалу де Вьейвилю. Это был практически единственный его самостоятельный поступок, так как, вновь по словам д'Лобепина, «они вчетвером (не считая Сент-Андре) раздирали его, как лев свою добычу».

Нужно отметить, что характеры этих хищников благоприятствовали их сближению. Если жадность Монморанси превосходила его честолюбие, то Гизы, несмотря на свою любовь к золоту, ценили славу выше богатства. Поэтому именно им легче было найти общий язык с фавориткой, которая, как и ее прежний компаньон, отдавала предпочтение только деньгам.

Диана выбрала для себя подарки, которые недвусмысленно намекали на ее господство: для начала, как если бы другой королевы и вовсе не было, драгоценности короны, к которым добавился бриллиант стоимостью в пятьдесят тысяч экю, вырванный у госпожи д'Этамп; земельное владение Бейн, замок Лимур, также бывшие в собственности ее соперницы. Затем произошло неслыханное: при каждой смене правления обладатели различных должностей обязаны были платить налог, чтобы быть «подтвержденными» обладателями этих должностей. Вся прибыль после его уплаты — огромная сумма в сто тысяч экю, по Брантому, триста тысяч, по Сен-Морису, — отправилась не в государственную казну, а в сундуки Мадам, которая, кроме того, получила весь доход от выплаченной пошлины на колокола.

«Король, — сказал Рабле, — повесил колокольни на шею своей кобылы».

Во Франции было множество «невозделанных земель», то есть земель, у которых не было неоспоримых владельцев; каждый из этих случаев подлежал судебному разбирательству. Красавица прибрала их к своим рукам. После чего, вспомнив о непреклонности своего веропослушания, она присвоила также имущество, конфискованное у протестантов или отобранное у евреев. Оценка примерно в три миллиарда современных франков первых подарков, сделанных Угрюмым красавцем своей любовнице, не будет преувеличением.

В июне фаворитка получила также поместье и замок Шенонсо. Эта история стоит нашего более пристального внимания, так как невозможно подобрать лучшего примера, чтобы показать, как вела себя вдова Великого Сенешаля в случаях, когда дело затрагивало ее интересы.

Перестроенный финансистом Тома Бойе в 1513 году, приобретенный Франциском I в 1535-м, восхитительный Шенонсо с тех пор принадлежал короне и, согласно королевскому эдикту от 30 июня 1539 года, являлся неотчуждаемым имуществом. Поэтому царственный Амадис окружил этот недозволенный законом поступок предосторожностями, которые сделали бы честь опытному юристу.

В письмах, предназначавшихся для огласки, король ссылался на неоценимые услуги, за которые его «досточтимый господин и отец, да спасет его Господь, обремененный делами и затрудненный ведением важных сражений вплоть до самой своей кончины, не смог соответственно вознаградить Людовика де Брезе». Это вознаграждение он с радостью передавал, наконец, «своей милейшей, любезной кузине». Контракт, санкционирующий это деяние, содержал ответы на все возражения, которые, так или иначе, могли возникнуть.

Но последний пункт контракта содержал в себе подвох: он позволял получающей выгоду стороне оспорить соглашение, заключенное в 1535 году между Франциском I и Антуаном Бойе, наследником Тома, если доходы от поместья не достигали той суммы, которая послужила базой для определения продажной цены.

Третьего июля Диана отправилась на поклон к Его Величеству уже как владелица замка Шенонсо.

Все же она не была спокойна: проклятый эдикт 1539 года представлял для нее угрозу, пока ее земля считалась ранее принадлежавшей короне. Существовал только один способ избавиться от этого «домениального пятна»: потребовать аннулирования сделки по продаже 1535 года, обвинив несчастного Антуана Бойе в том, что он преувеличил сумму доходов от Шенонсо.

Уличенному в этом мошенничестве бедняге пришлось бы вернуть девяносто тысяч ливров, которые он получил двенадцать лет тому назад, чего он никак не смог бы сделать. Тогда бы его имущество конфисковали, поставили на торги, и ничто уже не помешало бы Мадам с чистой совестью приобрести собственность, превратившуюся в частную. Таков был макиавеллевский план, разработанный божественной Орианой.

В суде Бойе показал, что оценкой занимался не он, а люди короля. Когда стало ясно, что парижский Парламент удовлетворился таким ответом, король тут же передал дело в Анжуйскую Палату, от услуг которой отказался, так как она оказалась тоже слишком снисходительной. Когда процесс начался в Большом Совете, то есть на чрезвычайном суде, Бойе понял, в чем дело, и сбежал в Венецию.

Тем не менее дело рассматривалось и дальше в течение многих лет. Из-за беззаконного отказа в правосудии оно завершилось так, как того хотела Диана, и 8 июня 1555 года она смогла, наконец, купить Шенонсо с аукциона, заплатив пятьдесят тысяч ливров (сумма затем была возмещена из казны). Так как Большой Совет одобрил этот акт, невзирая на прерогативы Парижского Парламента, король был вынужден издать специальный эдикт, даровавший Большому Совету такую же власть, какой обладали другие суды с их юрисдикцией. И он заранее отменил все приговоры судов, препятствующие осуществлению этого нового права.

Тем временем документы, подтверждающие право владения, оставались в руках Бойе. Он приехал и отдал их, согласившись с условиями сделки, которая позволяла ему вернуться во Францию и вновь обрести свою должность.

Отныне Мадам считала себя мирной собственницей великолепного поместья, откуда начиная 1547 года она не переставала доказывать свое неограниченное могущество.

Приобретать, укреплять, обеспечивать: эта тройная забота никогда не оставляла ее. Ее вторая дочь уже давно вышла из того возраста, в котором обычно выдавали замуж девиц такого знатного рода. Дело было в том, что Диана собиралась с ее помощью скрепить могущественный союз Гизов и Пуатье, на тот момент особенно полезный для семьи зятя, но и способный в дальнейшем сделать неуязвимой семью тещи. Ощутив в самый последний момент угрызения совести, Франциск Лотарингский, по свидетельству Брантома, обратился за советом к Колиньи. Суровый сеньор заявил, «что он ценит немного доброй славы больше, чем много богатства». Эти слова были «очень неприятны для обоих братьев», но, в конечном счете, не изменили их решения.