Зверообразный ящер иностранцевия нападает на крупных растительноядных животных парейазавров (Время Великих Озер на Северной Двине) — по рисунку А. П. Быстрова.
Ученый представил их в виде крупных хищных ящериц. Мало еще что предвещало в облике этих животных их потомков — млекопитающих.
Шло время и оказалось, что тайна возникновения млекопитающих до конца не была раскрыта. У нас в стране многое прояснили в этой проблеме труды крупного советского палеонтолога Л. П. Татаринова.
Во-первых выяснилось, что териодонты и некоторые другие родственные им группы ископаемых животных никогда не были настоящими пресмыкающимися. Они также произошли от земноводных, но принадлежат к совсем другой родословной линии. Поэтому настоящие пресмыкающиеся, так сказать, доводятся им лишь двоюродными братьями. Териодонты были сходны с ними лишь по уровню развития, как анатомическому, так, видимо, и биологическому: непостоянству температуры тела, размножению путем кладки яиц и т. д.
Во-вторых, пришли к заключению, что поэтому и облик у них несколько иной, чем думали. Кожа вовсе не была покрыта роговыми чешуями, как у ящеров, а имела железы (подобно земноводным и млекопитающим), а также первоначально редкие волоски, служившие для осязания. Лишь затем волоски превратились в меховую шубу. У териодонтов рано появились мягкие губы и усы, которые никогда не имели настоящие ящеры. Очевидно, это были совершенно причудливые животные, походившие внешне не столько на пресмыкающихся, сколько уже на млекопитающих и отчасти — на своих предков земноводных.
О большом многообразии когда-то существовавших териодонтов мы знаем в основном по многочисленным находкам в Южной Африке и гораздо менее — по раскопками в Южной Америке, Китае и Западной Европе, где чаще всего обнаруживали лишь отдельные кости и зубы. До сих пор остатки их не удалось найти в Северной Америке и Австралии.
В нашей стране еще со времени В. П. Амалицкого были известны находки териодонтов в пермских отложениях. Именно их внешний облик и реконструировал А. П. Быстров. Триасовые же териодонты, особенно близкие к млекопитающим, долгое время вообще не встречались. И вот в 1953 году при больших раскопках на реке Донгуз недалеко от Перовки в отложениях Времени Озер и Южного моря Б. П. Вьюшков нашел, наконец, маленькую нижнюю челюсть териодонта. В ней не сохранилось ни одного зуба. Но и в таком бедственном виде это была драгоценная находка. На следующий год Б. П. Вьюшков был увлечен идеей добыть новые остатки этих редких животных. Он с торжественным и таинственным видом доставал из бумажника маленький пакетик и извлекал из него два зуба, которые могли принадлежать териодонтам. За находку достоверного зуба териодонта им был установлен даже приз, который так никому и не удалось получить: редкий зверь не встретился.
В последующие годы, когда я провел не одну крупную раскопку, во многих местонахождениях среди сотен костей мне иногда удавалось обнаружить то обломок челюсти, то зуб, то косточку конечности териодонта. В Палеонтологическом музее Академии Наук Л. П. Татаринов показывал мне находимые изредка на севере целые челюсти этих животных.
И вдруг сенсация — в триасе от териодонтов нашелся целый череп. И подарили его нам вновь недра Оренбуржья.
Сделал эту замечательную находку уже знакомый читателю по предыдущим рассказам Саша Данилов — один из самых удачливых охотников за ископаемыми, которых мне приходилось встречать. Я познакомился с ним летом 1961 года, когда странствовал по Оренбургским степям с буровыми бригадами. Кропотливую работу геолога трудно было выполнять одному, и мне обещали прислать помощника. Новый сотрудник — это и был Саша — оказался большим любителем древностей и охотником до их поисков. Мои рассказы о предстоящих раскопках увлекли его. Он так и остался работать вместе со мной и в конце концов сам стал специалистом по ископаемым животным. Ему всегда помогали два хороших качества — зоркий глаз и неутомимость. Любимым занятием Саши Данилова, очень действовавшим другим на нервы, было, сидя за спиной у кого-либо из раскопщиков, подбирать из-под рук незамеченные мелкие косточки, случайно упускаемые в отвал. Утомившись от земляных работ на жаре, все мы время от времени располагались на короткий отдых. В такие минуты каждый старался отыскать хотя бы небольшую тень и укрыться под ее защитой. Из всех, с кем меня до сих пор сталкивали раскопки, лишь Б. П. Вьюшков, дав команду на отдых, сам садился у костеносного слоя и продолжал разбирать его ножом. Почти никогда не отдыхал и Саша Данилов. Он начинал лазить по склонам вокруг раскопки, и это нередко приводило к неожиданным и интересным находкам.
В конце лета 1964 года, как я уже упоминал, мы раскапывали крупное кладбище лабиринтодонтов в овраге, впадающем в реку Бердянку. Это была одна из самых трудных раскопок в моей жизни. До самого конца не верилось, что мы сможем одолеть лежащее перед нами скопление скелетов. Вместе с грудами желтого песка, покрывавшего костеносную линзу, нож бульдозера выгреб много мелких плотных конкреций[12]; из которых иногда торчали кости. Поначалу я заинтересовался ими, так как знал, что в конкрециях встречаются подчас редчайшие находки. Но в подобранных мною нескольких конкрециях были лишь жалкие обломки костей все тех же лабиринтодонтов. Поглощенный заботами о грандиозном кладбище, я решил не терять времени на сбор такого материала.
Саша при своем несносном любопытстве никак не хотел оставить без внимания эту мелочь. Несмотря на мои недовольные реплики, что дел, мол, и так по горло, а времени мало, Данилов молча упорно подбирал конкреции из отвала и складывал их в кучу. Во время коротких перерывов на раскопке он, верный себе, неустанно ползал по склонам вырытого бульдозером котлована и выуживал все новые конкреции с костями. На этом морока с ними не окончилась. Зимой в лаборатории мой сотрудник невозмутимо развлекался между делом их препарировкой. И вот, кроме выбрасываемых нами негодных обломков костей, передо мной вдруг изредка стали появляться необыкновенные вещи. Нашелся сначала ряд позвонков, а затем и кусок черепа какой-то неизвестной мне псевдозухии. Наконец вид одной из очередных конкреций заставил меня буквально остолбенеть.
В обмытом водой и подчищенном куске песчаника явственно выступали контуры маленького черепа. Крутой лоб над смотрящими почти вперед орбитами, острая мордочка, воинственные клыки — сомнений не было: это он — неуловимый до сих пор териодонт. Что бы сказал, увидев его, к сожалению, уже покойный Б. П. Вьюшков? Зверь был величиной со щенка. Саша Данилов насладился до конца. Череп был им дочиста тщательно отпрепарирован. Затем его изучил специалист по зверозубым Л. П. Татаринов, который установил, что он принадлежит к новому ранее неизвестному семейству и назвал его нотогомфодон данилови (в честь Данилова). А счастливый Саша Данилов написал о своей находке статью в журнале[13].
Череп териодонта нотогомфодон данилови, найденный в Оренбургской области.
Дождавшись следующего лета, мы с азартом бросились к замечательному местонахождению на Бердянке, чтобы основательно заняться содержимым встречавшихся там конкреций, но увы — ни одной из них более не попалось. Видимо, природа решила наказать меня за недостаточное уважение к ней. С тех пор я не оставляю без внимания ни одной попадающейся мне на глаза конкреции.
Впоследствии в триасовых отложениях СССР были встречены другие остатки зверообразных пресмыкающихся. Однако долгое время нотогомфодон оставался уникальной находкой — это был единственный целый череп териодонта, обнаруженный в северном полушарии. Лишь недавно экспедицией Палеонтологического института сделано еще одно подобное открытие.
