Так что к тому моменту, когда «кюбельваген»[13] с гауптманом, в сопровождении двух мотоциклов с коляской, похоже, приданных гауптману на случай неких непредвиденных обстоятельств, въехал в деревню, в ней ничего не показывало присутствия русских солдат. А вот признаков присутствия немецких было хоть отбавляй. Причем, все они были вполне себе безмятежными – на натянутой веревке было развешано на сушку десяток нижних рубах и четыре мундира, на дальней околице два человека, по пояс голых, но в немецких галифе и сапогах, рубили дрова и укладывали поленницу, а в распахнутых воротах одного из дворов носом на улицу стоял «Бюссинг-НАГ», занимая весь проем ворот. Водителя в кабине грузовика не было, но со двора слышался какой-то звон железа по железу и рев фельдфебеля, на чем свет стоит костерившего каких-то «безруких идиотов».
Гауптман, вылезший из кабины остановившегося «кюбельвагена», услышав эти перлы, зло сплюнул и решительным шагом двинулся к полуоткрытой калитке. А немцы на мотоциклах, до того настороженно зыркавшие по сторонам, облегченно расслабились и обменялись понимающими улыбками. Похоже, ничего серьезного, что предполагало начальство, из-за чего их экипажи оторвали от подготовки к выдвижению и отправили на сопровождение этого капитана, здесь не произошло. А вот эти толстожопые ремонтники явно нарвались на нехилую разборку. Один из пулеметчиков откинулся назад, выудил из кармана брюк пачку сигарет и что-то проорал двум «дровосекам»… А в следующее мгновение со стороны приоткрытых ставень той самой избы, возле которой они остановились, послышалось приглушенное: «Сз-тынс…» – и практически сразу же еще несколько: «Сз-тынс, сз-тынс, сз-тынс-с-с…»
Когда Головатюк, бросив самострел со спущенной тетивой, выскочил на улицу, все уже было кончено. Все четверо мотоциклистов, получив по болту, изготовленному из заточенного шомпола трехлинейки еще к моменту их первого нападения на концлагерь (ой как давно это было), были быстро добиты ножами бойцами группы Потапова. Гауптмана приняли еще раньше, сразу после того, как он вошел в калитку. Старший сержант облегченно выдохнул и утер пот.
– Ну что ж, Головатюк, – удовлетворенно произнес комбат, отчего-то оказавшийся за калиткой, в которую вошел гауптман, а не на выгоне, где его последний раз видел ротный. – Похоже, ты подарил себе и нам еще не меньше пары часов. А вот потом – жди гостей. Не думаю, что они еще раз полезут столь незначительными силами в «черную дыру», где тихо и бесследно исчезают их связисты, ремонтники, офицеры и – он окинул взглядом пару оставшихся без седоков мотоциклов – мотоциклисты. Так что мишеней для стрельбы у вас будет предостаточно. Но ты не увлекайся, постреляй – и ходу. У нас еще очень много дел, – он покосился на гауптмана и закончил: – Впрочем, я у тебя тоже еще немножко задержусь, поговорю с господином гапутманом. Может, что интересное расскажет. А ты… знаешь, что – отгоняй «Бюссинг» и «кюбельваген» с мотоциклами к остальным машинам и зажигай их. А то кто знает, может, немцы и быстрее появятся. А нашему костерку время нужно, чтобы разгореться как следует. Чтоб уж точно все собранное не смогли реанимировать никакими ремонтами – только в переплавку…
3
Полевой топливный склад охранялся из рук вон плохо, причем не только по гвардейским, но и по местным немецким меркам. Впрочем, этому было некоторое объяснение. Во-первых, даже сейчас, в три часа ночи, склад работал. У дальнего штабеля бочек[14] в настоящий момент загружалось четыре грузовика. Место погрузки было освещено двумя автомобильными фарами, запитанными от установленной на деревянные плахи под легким брезентовым навесом парочки аккумуляторов. Но даже относительную тишину это не обеспечивало, потому что света фар все равно не хватало, и загружаемые автомобили подсвечивали рабочую область еще и своими фарами. А чтобы не посадить и так уже изрядно изношенные аккумуляторы (а какими они еще могли быть у уже почти два года воюющей армии), водители не глушили моторы. Короче – сплошное нарушение техники безопасности, так сказать… Свою лепту в звуковую маскировку нашего скрытного перемещения вносили также переругивание грузчиков, вкатывающих бочки в кузова грузовиков, скрип досок и глухое буханье самих бочек. Вследствие этого двое часовых и парный патруль, ходивший вокруг легкого забора из кольев и натянутой на них колючей проволоки, являющегося единственным ограждением этого склада, оказались практически глухими и слепыми. Во всяком случае, против моих бойцов… Ну, мне хотелось так думать. А как оно на самом деле – как раз сейчас и будем проверять.
Во-вторых, и рота охраны, как выяснилось из допроса гауптмана, так же оказалось совсем не штатным охранным подразделением с соответствующим образом подготовленным личным составом, а просто маршевой ротой, придержанной здесь на время, пока все находящееся на этом полевом складе топливо не будет выдано в наступающие подразделения и части. Что, по прикидкам вышестоящих штабов, должно было произойти где-то на седьмой-девятый день наступления. После чего этот склад, по планам, должен был начать использоваться как транзитный лагерь военнопленных. А что – место освободится, колючка уже натянута, да и охрана на месте. Нет, роты для этого, конечно, уже будет многовато, но рота-то ведь маршевая. Так что большая часть личного состава будет отправлена на пополнение понесших потери боевых подразделений, а остаток в пару отделений задержится до того момента, пока сюда не перебросят охранное подразделение, hiwi[15], или просто не отберут охранников из присланного сюда же переменного контингента – то есть военнопленных[16].
Я убрал бинокль и осторожно соскользнул с ветки вниз по стволу. Итак, что мы имеем? На стороне немцев более сотни человек личного состава, вооруженных легким стрелковым оружием и, возможно, гранатами. Почему «возможно»? Так это маршевики, вряд ли им уже выдали гранаты. Да и вообще, использовать гранаты рядом с таким складом это… ну, как минимум, неразумно. Так что гранат у них, скорее всего, нет, но исходить придется из того, что они все-таки могут быть. Из этой сотни сейчас бодрствует максимум десятеро – двое часовых, парный патруль и человек шесть в бодрствующей смене караула. Ежели она есть, конечно… Плюс еще человек восемь-двенадцать копошатся у грузовиков на загрузке. Эти – непредвиденные, но как боевая сила не слишком опасны. А вот как лишние глаза, способные, пусть даже случайно, заметить что-то непривычное и поднять тревогу, могут помешать. Так что план придется слегка скорректировать, ибо терять время нельзя. Если ребята на станции (которая тут не слишком далеко) прошумят первыми, спящая сотня стволов явно перейдет в состояние неспящей, что может поставить крест на всех наших планах – в открытую бодаться с таким количеством стволов сил у нас явно маловато. Шестнадцать человек личного состава (считая нас с Кабаном), четыре пулемета (один из которых мой), семь ППД, пять СВТ, двадцать пять гранат, сорок бутылок с бензином. Всё? Нет. Еще – мозги. И это наше самое главное оружие.
– Значит, так, – начал я, отползя в кусты к остальным, на постановку боевой задачи. – Я и рядовые Шабарин, Логвинов и Ойунский тихо проникаем на территорию склада и начинаем дырявить бочки. Испортить нужно не менее десятка в каждом штабеле. Часовые в этом гаме и контрастном освещении не должны ничего увидеть, но всем приказываю – быть максимально осторожными. Остальные тихо окружают место расположения охраны и ждут. После того, как закончим с бочками, мы с Шабариным берем в ножи патруль и двигаем к часовым, а Логвинов и Ойунский занимают позиции у автомобилей и ждут начала заварушки. Если нам с Шабариным удастся так же тихо разобраться с часовыми – мы подтянемся к вам, а нет – сразу после того, как поднимется тревога, начинайте работать по грузчикам и водителям. В случае чего используйте гранаты, но особенно не увлекайтесь: здесь может так полыхнуть, что сбежать не успеем. Да и гранаты нам еще понадобятся. Все понятно? – и я обвел взглядом сидящих передо мной четырнадцать человек. Пятнадцатый сейчас находился в секрете и охранял место нашей временной дислокации. Все молча кивнули. Я мысленно усмехнулся. Да, с момента начала операции в батальоне снова и, что очень радует, сам собой, то есть безо всяких дополнительных команд начался «режим тишины».