И вот так каждая из планет жукеров сделалась колонией человечества. Солдаты спускались на поверхность, чтобы жить среди останков своих врагов. У колонистов было мало женщин, но были разработаны социальные нормы, которые позволили бы довести рождаемость до максимума и не оставить слишком много мужчин без надежды на обретение пары. Через одно-два поколения, если девочки и мальчики будут рождаться в обычной пропорции пятьдесят на пятьдесят, можно будет вернуться к привычной норме – моногамии.

Но деятельностью человека на новых планетах Эндер интересовался лишь постольку-поскольку. Изучал же он то, что осталось от жукеров. Структуру их поселений. Изучал туннели, где некогда размножались королевы ульев, – норы, которые кишмя кишели личинками с такими крепкими зубами, что могли прогрызать скалы, создавая еще больше туннелей. Добывать пищу жукерам приходилось на поверхности, но для размножения они спускались под землю. Там же они растили молодняк, ничуть не менее смертоносный и сильный, чем взрослые особи. Исследователи нашли тела личинок – те быстро разлагались, но их все равно можно было сфотографировать, препарировать, изучить.

– Так вот, значит, как ты проводишь время, – сказала Петра. – Рассматриваешь картинки жукерских нор. «Мама, роди меня обратно»?

Эндер улыбнулся и отложил в сторону фотографии:

– Думал, ты уже улетела в Армению.

– Улечу, но не раньше, чем выяснится, каким боком выйдет нам дебильный трибунал, – ответила она. – Не раньше, чем армянское правительство будет радо меня встретить. То есть сначала им нужно решить, хотят ли они моего возвращения.

– Разумеется, хотят.

– Они сами не знают, чего хотят. Это же политики. Полезно ли для них мое возвращение? Действительно ли оставлять меня здесь, в космосе, хуже, чем позволить мне вернуться домой? Это очень, очень трудные вопросы для тех, чьи убеждения ограничены желанием остаться у власти. Разве не чудесно, что мы вне политики?

Эндер вздохнул:

– Ох. У меня больше не будет должности. Командир Армии Драконов – это уже было слишком, а ведь это всего лишь детские игры.

– Именно это я и пыталась им втолковать. Мне не нужны чьи-то должности. Я никого не собираюсь утверждать в должности. Мне просто хочется пожить с семьей, узнать, помнят ли они меня. И помню ли я их.

– Они тебя любят, – сказал Эндер.

– Ты это знаешь, потому что… что?

– Потому что я люблю тебя.

Она оцепенело посмотрела на него:

– На такое как я, в принципе, могла бы ответить?

– О! А что мне следовало сказать?

– Понятия не имею. Я что, должна писать тебе речи?

– Ладно, – отступил Эндер. – Стоило немного пошутить? «Они тебя полюбят, потому что кто-то обязательно должен полюбить – и не здесь, в космосе». Или вот еще, как насчет этнической шутки? «Они тебя полюбят, потому что ты армянка и женщина».

– Так, а это что еще за фигня?

– Почерпнул идею от азербайджанца в Боевой школе, когда возникла та буза насчет Дня святого Николая. Очевидно, суть ее была в том, что армяне единственные, кто считает армянских женщин… Ладно, Петра, вряд ли стоит вдаваться в межэтнические оскорбления. Их можно бесконечно переиначивать для других народов.

– Когда они тебя отпустят домой? – спросила Петра.

Вместо того чтобы увернуться от вопроса или ответить уклончиво, Эндер на сей раз произнес совершенно искренне:

– Начинаю думать, что этого может и не случиться.

– Ты о чем? Думаешь, этот идиотский трибунал завершится приговором тебе?

– Под судом же именно я, не так ли?

– Определенно, нет.

– Лишь потому, что я ребенок и не несу ответственности. Но все дело в том, какой я злобный маленький монстр.

– Совсем не в этом.

– Я видел заголовки в Сети, Петра. Это то, что видит весь мир, – у его спасителя есть одна маленькая проблемка: он убивает детей.

– Ты защищался от хулиганов. Это понимает каждый.

– Кроме тех, кто размещает комментарии о том, что я военный преступник покруче Гитлера или Пол Пота. Убийца. С чего ты взяла, что я хочу вернуться домой и столкнуться с этим лицом к лицу?

Петра стала совершенно серьезной. Она села рядом с ним и взяла его за руки:

– Эндер, у тебя семья.

– Была.

– Ох, ну не говори так! У тебя есть семья. Родители любят своих детей, даже если их не было рядом восемь лет.

– Меня не было только семь лет. Почти. Да, я знаю, что они меня любят. По крайней мере, некоторые из них. Они любят того, кем я был. Милого шестилетнего мальчугана. Должно быть, я радовался, когда меня обнимали. В промежутках между убийствами других детей, конечно же.

– Значит, с этим связана твоя одержимость жукерским порно?

– Порно?

– Я о том, как ты все это изучаешь. Классическая зависимость. Требуются все большие и большие дозы. Фотографии разлагающихся личинок крупным планом. Съемки вскрытия. Слайды их молекулярной структуры. Эндер, с ними покончено – и ты их не убивал! Или, если их убил ты, мы все их убили. Но мы никого не убивали. Мы играли в игру! Нас просто готовили к войне, вот и все.

– А если бы это и правда было игрой? – спросил Эндер. – А потом, после выпуска, нас бы приняли во флот, и мы по-настоящему пилотировали бы эти корабли или командовали соединениями? Мы убивали бы их по-настоящему?

– Да, – ответила Петра. – Но мы их не убивали. Ничего этого не было.

– Было. Жукеров больше нет.

– Ну, изучая строение их тел и биохимию их клеток, назад их не вернуть.

– Я и не собираюсь их возвращать, – сказал Эндер. – Это было бы кошмаром!

– Нет, ты сам себя пытаешься убедить, что все эти гадкие слова, которые о тебе говорят на суде, – правда, потому что, если это правда, тогда ты не заслуживаешь возвращения на Землю.

Эндер покачал головой:

– Петра, я хочу вернуться домой – даже если не смогу там остаться. И у меня нет никакого внутреннего конфликта насчет войны. Я рад, что мы сражались, рад, что победили, и рад, что все это позади.

– Но ты от всех отгородился. Мы выражали понимание, симпатию, но ты держал нас всех на расстоянии. Ты всякий раз притворяешься крайне заинтересованным, когда кто-то из нас приходит поболтать, но это выглядит не по-дружески.

Это просто возмутительно – то, что она так говорит!

– Это же обычная любезность!

– Ты никогда не говоришь «погоди секундочку», ты просто все бросаешь. Это настолько… демонстративно. Ты словно говоришь: «Я по уши занят, но все еще считаю, что отвечаю за тебя, а потому я сейчас брошу все, чем занимаюсь, потому что тебе приспичило урвать толику моего времени».

– Ух ты, – сказал Эндер. – Черт возьми, да ты столько всего обо мне понимаешь! Ты такая умная, Петра. Из девчонки вроде тебя в Боевой школе вполне мог выйти толк.

– Вот это уже намного искреннее.

– Не настолько правдиво, как то, что я сказал раньше.

– Что ты меня любишь? Эндер, ты не терапевт. И не священник. Не надо со мною нянчиться, не надо говорить мне слова, которые, по-твоему, мне нужно услышать.

– Ты права, – согласился Эндер. – Я не должен бросать все на свете, когда один из моих друзей ко мне забегает.

И он вновь взял в руки фотографии.

– Положи их.

– Ага, вот сейчас положить их уже можно, ведь ты так грубо меня об этом попросила.

– Эндер, мы все вернулись с войны, – сказала Петра. – А ты все еще там. Ты не вернулся, ты по-прежнему воюешь… с кем-то. Мы без конца говорим о тебе. Задаемся вопросом, почему ты не повернешься к нам. Продолжаем надеяться на то, что есть хоть кто-то, с кем ты разговариваешь.

– Я разговариваю с каждым, со всеми. Я болтун, каких поискать.

– Вокруг тебя каменная стена, и эти твои последние слова – новые кирпичи.

– Кирпичи – в каменной стене?

– Ага, значит, ты все же слушаешь! – возликовала она. – Эндер, я не пытаюсь лезть в твои дела. Занимайся чем хочешь и сколько хочешь…

– Я ничего не скрываю, – сказал Эндер. – Секретов у меня нет. Вся моя жизнь выложена в Сеть, она теперь достояние человечества, и меня это правда совсем не беспокоит. Я бы сказал, я даже не живу в своем теле. Только в голове. Я просто пытаюсь найти ответ на вопрос, который не дает мне покоя.