После завтрака оба генерала проследовали в кабинет, где довольно долго разговаривали. Через некоторое время Андерс вышел очень красный и взволнованный. Коротко мне сказал:
— С этим Янушайтисом надо что-то придумать, а то в самом деле может приехать. Посол Кот его не любит, поэтому мне поможет. Сегодня устроим званный обед, надо уговорить Сикорского.
А уже через несколько часов начались сборища, разговорчики, шушуканья. Андерс жаловался профессору Коту, что Сикорский его не понимает, и искал у профессора поддержки, а это послу очень льстило и давало удовлетворение. Он мог повлиять на премьера своим хорошим сотрудничеством с Андерсом. Андерс предостерегал посла Кота относительно Янушайтиса, что он будет стремиться захватить власть в свои руки, будет вмешиваться в дела посольства, что никакой он не военный, а лишь политик, и притом плохой, словом, будет вмешиваться в компетенцию посла. Это могло бы устраивать некоторых офицеров, с которыми он, Андерс, и так имеет хлопоты, о чем послу хорошо известно. И наконец, что он может быть угрозой Сикорскому, потому что как будто хотел создавать польское правительство и т. д. и т. п. Он напомнил также о том, как Янушайтис готовил государственный переворот против Пилсудского. Подобные беседы были проведены с Богушем, Климецким, Окулицким и доктором Реттингером, имевшим большое влияние на Сикорского. Все они обещали свою помощь в ликвидации конфликта.
После стольких стараний несколько успокоенный Андерс устроил обед, во время которого он очень льстил Сикорскому и выражал ему свое почтение. Он произнес речь, в которой приветствовал Сикорского, как верховного главнокомандующего и премьера, заверил присутствующих, что теперь Польша как никогда может быть спокойна за свою судьбу, потому что она находится в руках такого опытного политика и государственного деятеля, каким является верховный главнокомандующий. Он заверил Сикорского в своей неизменной поддержке и сотрудничестве. В конце довольно длинной речи поднял тост за здоровье Сикорского с пожеланием ему большого личного счастья и больших успехов в руководстве делами Польши.
Сикорский был приятно удивлен и польщен. Так постепенно таял лед. Продолжая свою инспекцию, Сикорский направился в Тоцкое. Ехали мы туда около часа.
Состояние конфликта между Сикорским и Андерсом было еще неясным. Эту неопределенность понимал и использовал как мог Климецкий. Он старался, так это выглядело внешне, смягчить недоразумение между обоими генералами. Когда почва была в основном подготовлена, он с помощью телеграммы, направленной якобы генералом Андерсом на имя генерала Сикорского, окончательно ликвидировал между ними внешний конфликт. Дело обстояло таким образом. Мы сидели в столовой вагон-салона, когда Климецкий обратил внимание Андерса на огромные трудности, испытываемые Сикорским в Лондоне с оппозицией, особенно с такими политическими противниками, как Соснковский и бывший министр Август Залесский. Сказал о том, что Сикорский очень рассчитывал на помощь Андерса. Между тем, по вине Андерса у Сикорского могут возникнуть дополнительные хлопоты. Вместо того, чтобы помогать и быть благодарным Сикорскому за свое назначение. Андерс не только не помогает верховному главнокомандующему, а затрудняет его деятельность как в Лондоне, так и здесь. Климецкий сказал, что Андерс может оказать огромную услугу Сикорскому и укрепить собственную позицию в военном и политическом отношении. Это заявление Климецкого вызвало у Андерса самодовольную улыбку. Опасаясь приезда Янушайтиса и ущемления собственной власти, он спросил Климецкого: «Но каким образом?».
На что Климецкий ответил: — «Направьте телеграмму в Лондон на имя Сикорского», — и подал Андерсу исписанный листок бумаги.
Андерс взглянул на записку, усмехнулся и с удивлением спросил «Но ведь Сикорский находится здесь, зачем же мне телеграфировать ему в Лондон?»
— Это не может быть препятствием, — ответил Климецкий. — Мы ее вручим Сикорскому здесь.
Тогда Андерс взял бумажку из рук Климецкого, поправил в двух-трех местах набросанный проект, посмотрел на меня, на Богуша, который, казалось, все понимал и дал одобрительный знак рукой, чтобы Андерс подписал. Андерс, продолжая улыбаться, сказал:
— Согласен.
Я не знал содержания телеграммы, поэтому подошел ближе к столу и, находясь за спиной Андерса, прочитал следующие слова:
«...Вся польская общественность, армия и я считаем Соснковского и бывшего министра Августа Залесского предателями польских интересов, учитывая их нечестное и весьма негражданское поведение в вопросе июльского договора...»
Для меня все стало ясным. Андерс прохаживаясь удовлетворенно потирал руки.
Климецкий взял подписанный текст и направился с ним в соседнее купе к Сикорскому, чтобы вручить ему эту «телеграмму». Богуш высказывал Андерсу свое одобрение:
— Ну уж теперь, Владек, со стороны Сикорского тебе нечего опасаться, — говорил он.
Через минуту вошел Сикорский вместе с Климецким. Верховный главнокомандующий, обрадованный, с протянутой рукой подошел к Андерсу со словами: «Так Вы действительно такого мнения? Это замечательно, большое спасибо. Мы сейчас пошлем это в Лондон с указанием, чтобы Вашу телеграмму опубликовали в прессе».
Андерс вытаращил глаза: он считал, что содержание телеграммы не будет обнародовано и останется лишь между ним и Сикорским. Он уже открыл рот, пытаясь что-то сказать, но в это время, привлеченные оживленным разговором, в салон вошли посол Кот, Воликовский и Ксаверий Прушинский. Разговор между Андерсом и Сикорским оборвался.
Телеграмма в немного измененной редакции появилась в нашей прессе в Лондоне.
Соснковский, Залесский и Сейда протестовали против польско-советского договора и в знак протеста вышли из состава правительства. Они считали, что подписание какого-либо соглашения с СССР абсолютно не нужно, больше того, трактовали его как предательство польских интересов. Правда, Сейда под личным нажимом Сикорского вернулся в правительство, но остальные двое даже слышать об этом не хотели, утверждая, что пока договор вступит в силу, Советского Союза уже не будет. Соснковский, второй после Андерса «знаток» Советского Союза, предрекал падение СССР в течение ближайших нескольких недель.
Во всяком случае этой «телеграммой» Андерс, абсолютно ни в чем не меняя своих убеждений и поступков, обеспечил себе в дальнейшем полное самоуправство в Советском Союзе и возможность осуществления своих планов. Телеграмма позволила вопреки замыслам и намерениям Сикорского, парализовать официальную польскую политику.
Вот как в конечном счете был ликвидирован один из первых крупных конфликтов, возникших между верховным главнокомандующим, премьером и командующим польскими вооруженными силами в СССР.
Все дальнейшее пребывание Сикорского в Советском Союзе прошло в полном мире и согласии с Андерсом.
Между тем мы подъезжали к Тоцкому.
На железнодорожной станции, украшенной национальными флагами Польши и союзнических государств, нас уже ожидал генерал Токаржевский в окружении высших офицеров. Присутствовало также немного гражданского населения и рота почетного караула, одетая в новенькое, только что полученное английское обмундирование.
С вокзала Сикорский на санях поехал в штаб дивизии, где состоялось торжественное вручение Сикорскому, президенту Речи Посполитой, рынграфов с изображением божьей матери.
Затем Сикорский проехал на площадь, где обратился с речью к солдатам, а затем принял парад. После парада начал обход солдатских жилищ, обращая особое внимание на палатки, приспособленные солдатами к зимним условиям. Угощал их папиросами, расспрашивал, как себя чувствуют.
В дивизионной часовне ксендз Тышкевич провел богослужение. После этого все пошли в офицерскую столовую на общий обед. Здесь опять было много речей. Начал их Токаржевский приветствием верховного главнокомандующего. В своем выступлении он выражал огромную любовь к Сикорскому и заверения в своей лояльности. Токаржевский говорил: