Наряду с делами более важными и менее важными, которые решались на месте, все больше внимания и времени посвящалось личным делам. Вопросы государственные представляли самотеку, к ним не прикладывали особых трудов.
Возможно повлияла дезорганизация, внесенная в это время в нашу среду, так называемыми «людьми из Лондона», которые старались слыть интересными собеседниками и использовать свой ореол «лондонцев» путем распространения самых свежих «великосветских» сообщений, содержащих привкус скандальчиков или сенсаций. Совершенно серьезно, без тени критики или иронии, рассказывали они о политических и персональных интригах, непрерывно происходящих в Лондоне. В своем большинстве они оказывались типичной бурей в стакане воды. Эти люди никогда не затрагивали тем, связанных с текущими задачами, в то же время услужливо рассказывали, кто кого «подсидел», оставил в дураках и какую из этого извлек пользу. Заводилами были Богуш и один из чиновников посольства — Круммель, рассказавший о «пикантных скандальчиках». К этим господам следовало также приобщить бывшего санационного старосту, в то время одного из любимчиков и столпов посольства — г. Станевича.
В это время произошел случай, который меня целиком излечил от расположения к Андерсу. Генерал, когда-то так резко осуждавший Ярнушкевича за попытку получения в долг казенных денег на покупку «камня», сейчас сам присвоил из штабной кассы несколько тысяч рублей на покупку золотого портсигара.
При этом следует заметить, что если Ярнушкевич хотел одолжить деньги и возвратить их, то Андерс никогда не собирался их возвращать. Позже эти махинации превратились у него в страсть, увеличивались лишь суммы.
В это время отношение профессора Кота к Андерсу было довольно странным и малопонятным. Видя пустоту и огромные амбиции генерала и зная его ненасытную жажду власти, он любой ценой хотел завоевать его симпатию. Поэтому за все время пребывания в Советском Союзе посол Кот был необыкновенно уступчив и снисходителен к генералу. Старался выполнить любые его прихоти и постоянно поддерживал их перед Сикорским, независимо от того, были они правильными или нет. Поддержал в вопросе о генерале Пшездецком, которого Андерс без всяких оснований хотел удалить из Советского Союза. В вопросе о Ярнушкевиче профессор Кот так пишет Сикорскому:
«Телеграмма от 15 сентября 1941 г.
Андерс... был бы рад, если бы ты предоставил ему право самому решать вопрос о лицах, в которых он очень заинтересован, а именно, чтобы ты согласился забрать отсюда в Палестину Пшездецкого, его одного, а как решить вопрос с Ярушкевичем — предоставил бы это сделать ему, пока же он их обоих не берет в лагеря.»
Кот не задумывался над тем, правильно ли такое решение, достаточно было того, что так хотел Андерс.
Желая войти в более близкие отношения с Андерсом и зная его алчность, посол Кот хотел его как бы подкупить, преподносил ему дорогие подарки и деньги. Так, в первых числах октября он выдал Андерсу из кассы посольства пять тысяч долларов — как бы на военные потребности, которые, впрочем, никогда не были использованы на военные нужды: из них три тысячи Андерс присвоил, а в двух тысячах отчитался перед армейской кассой после многих напоминаний. Сверх того в половине октября посол Кот передал Андерсу из рук в руки автомобиль посольства «Лассаль», а через несколько месяцев второй — замечательный «Паккард».
Посол Кот все время стремился привлечь Андерса на свою сторону, считая, что тем самым сделает из него свое послушное орудие. А вышло наоборот. Кот не изменил своего отношения к Андерсу, даже тогда, когда увидел уже совершенно отчетливо, что Андерс поступает не так, как говорит, и делает по-другому, чем они решили вместе. Совершенно ни в чем не ориентируясь, некритически принимал все сказанное Андерсом за чистую монету.
С первых дней назначения посла Кота в посольстве воцарился хаос и беспорядок. Чиновники целыми днями играли в карты или развлекались с подружками. Впрочем, посол подобрал себе аппарат не особенно удачно. Лишь три человека выделялись в этом коллективе, на которых держалось существование и кое-какая деятельность посольства. Это были Веслав Арлет — первый секретарь посольства, который работал почти за весь персонал, занимаясь всеми вопросами; Мариан Струмилло — торговый советник посольства, и Ксаверий Прушинский — полный энергии публицист, который руководил пресс-бюро, издавал газету (орган посольства), ездил в армию. Последний, пожалуй, был единственным, кто устанавливал культурные и дружественные отношения с советской общественностью, стараясь расширить контакт и знакомства, способствующие работе. Наше пребывание в Москве на этот раз затянулось до 13 октября и лишь в этот день мы улетели в Бузулук, чтобы через несколько дней вернуться, но уже в Куйбышев, куда 15 октября были эвакуированы все дипломатические представительства.
Когда Андерс перед отлетом был на прощальной беседе у профессора Кота, то усиленно убеждал его в том, что Москва вот-вот падет. На основе этой беседы посол в ту же ночь отправляет Сикорскому телеграмму, в которой, между прочим, пишет:
«...В любой момент здесь может произойти плохое... Андерс просто исключительный удачник и горячо тебе предан... Несколько дней тому назад он готовил на твое имя телеграмму с просьбой об отставке, я с трудом уговорил его не посылать ее... (Это была со стороны Андерса хитрость, никогда ни о чем подобном он и не думал, хотел только напугать посла и целиком подчинить своему влиянию.) В случае падения Москвы будет трудно справится с хаосом. Усилению дезорганизации будут способствовать прерванные связи между правительственными органами. Поляки уже самовольно разъезжают и кочуют, за что, правда, расплачиваются голодом и болезнями... (Это происходило вследствие распоряжения Андерса о том, чтобы едущих в армию направляли на юг).
Андерс был у меня. Прощаясь со мной, он сказал что, по его мнению, Москва совершенно очевидно падет в самом непродолжительном времени... Так как здешние (органы советской власти) будут нуждаться во все большей помощи, то те, кто ее оказывает (американцы), могли бы многое выторговать, но должны были бы уметь диктовать условия...»
Итак «верхи» (так же, как и в Лондоне) не хотели признавать польско-советского договора, не хотели его осуществлять. Они его трактовали как необходимое зло, а Советский Союз считали врагом, пожалуй, большим, чем Германия. Именно эта санационная группа, находящаяся в Советском Союзе, при исключительной поддержке со стороны Андерса с первого момента начала решительно уничтожать какие-либо проявления здорового и доброго отношения к СССР.
Казалось, что лишь, приезд Сикорского и его правильная оценка обстановки и людей, которым он доверил такое огромное и ответственное задание, предупредит зло и оздоровит атмосферу, наметив определенное направление в работе.
Между тем, в воинских частях младшие офицеры, подофицеры и солдаты не отдавали себе отчета о том, что происходило в верхах. Учились интенсивно и с подъемом. Начальное обучение, собственно, было закончено (в масштабах подразделений), приступили к учениям более крупными частями, даже полками. Проводились двадцатикилометровые марши. Одновременно велись работы, чтобы можно было перезимовать. Заморозки уже беспокоили, и холод давал крепко себя чувствовать в палатках. Солдаты начали врываться в землю. Сооружали землянки. Уже в первых числах ноября наступили морозы и толстый слой снега покрыл землю. Там, где были лошади, возили бревна на строительство землянок из ближайших лесов. Там, где лошадей не было, носили лес на собственных плечах. Так происходило почти везде. Заготовляли лес, копали землянки, мастерили печи из кирпича, железа, старых труб и т. п. Делали как умели, но главным образом вкапывались в землю на метр, затем края обрамляли досками, а уже потом натягивали над этим двойные палатки, снаружи обсыпали землей так, чтобы не гулял ветер, делали печки-времянки, а в некоторых подобного рода «квартирах» сооружали даже топчаны. Так более или менее все подразделения подготовились к зиме. Солдаты не переставали учиться.
