Фашисты, на которых они наскочили в тот же день, как расстались с детьми, не давали ни минуты покоя маленькому — всего в пятнадцать человек — отряду и преследовали его неделю. Из пятнадцати в живых осталось всего пятеро, и только благодаря смекалке и отчаянной храбрости Волкова они сумели направить гитлеровцев по ложному следу и, пройдя без привала километров двадцать, оторвались от преследователей… Потом, с партизанами, им еще не раз приходилось петлять и отрываться от карателей, лес стал их другом… Теперь, вместе с другими бойцами партизанского отряда, они умело заманивали гитлеровцев в чащу, устраивали им засады и встречали их огнем там, где те и не ожидали.
Теперь не только лес, но и маленькие деревушки, подобно этой, в которой живет Зося, фашисты стремятся обойти. Впрочем, нет-нет, а и заглянет крупный отряд карателей в такое селение и оставит на его месте обугленные бревна… А потом долго еще ходят по окрестным селам несчастные люди и спрашивают, не видел ли кто мать и детей, живших в деревне, не слышал ли кто, куда они могли податься, и гнал от себя страшную правду, не хотел верить в то, что искать родных бесполезно, ибо похоронены они под крышей своего же обрушившегося дома, в котором их заперли изверги, прежде чем поджечь.
И все же Руслан теперь верил в свою звезду, ибо считал, что не может быть, не должно быть, чтобы в том месте, где человеку так хорошо, как никогда в жизни не было, его подстерегала беда. Как жить человеку без надежды?!
Должен быть у Руслана угол, где он чувствует себя как дома, где он может лежать и наблюдать за той, которую любит и которая его любит. «Спасибо тебе, Зося, что ты мне дала такой уголок на земле, где я дышу полной грудью!..» — мысленно благодарит ее Руслан…
Лицо обдало прохладой ворвавшегося в растворенное окно лесного воздуха. Зося несколько раз глубоко вдохнула его и выглянула в окно.
— Зося, — позвал Руслан, голос прозвучал хрипло…
Она не слышала его, всматриваясь в лес. Там, в лесу, Руслана будут ждать Волков и Нырко. Но сейчас у него еще есть время. Он бесшумно подходит к окну, кладет Зосе руки на плечи, резко поворачивает ее и крепко обнимает.
— Теперь я не скоро приду, — сказал он с сожалением. — Когда еще в ваших краях окажемся?
Потемнело. Руслан представил себе, как через полчаса встретится с товарищами, и вновь бесконечные лесные тропинки, дозоры, сон под жужжание комаров, сухари, сало на завтрак, обед и ужин, заботы о маскировке.
— Не хочешь остаться? — услышал Руслан опять тихий глухой голос Зоей; в нем явственно сквозила грусть, и боль, и еще что-то, трудно уловимое, но заставляющее сжаться сердце. Так бывает, когда человек любит тебя и боится разлуки с тобой.
— Не могу, — поправил он ее…
Он представил себе, как ждут его в лесу, в овраге, у поваленного дерева. Волков молча ковыряет в зубах травинкой и укоризненно смотрит на свои трофейные часы. Но когда появится Руслан, ни слова упрека он от него не услышит.
Он перевел взгляд на окно. Темнело. Надо спешить. Руслан поймал себя на мысли, что ждет, когда по-вечернему запоют петухи. С детства не представлял себе села без петухов. Но там, где прошел фашист, кур и петухов не оставалось.
— Мне пора, — заспешил Руслан.
Зося порывисто повернулась к нему.
— Не уходи! — стала умолять она его. — Чую: больше не увижу тебя! Останься!
— Да что это с тобой? — подивился он. — Никогда тебя такой не видел.
— Не уходи! — просила она, и он видел, что она что-то еще хочет сказать, но не решается. Зося прямо смотрела ему в лицо.
— Ты не должен уходить! — сказала она опять и вдруг добавила: — Нельзя! Понимаешь? Нельзя тебе уходить!
Зося подошла к нему. Ее била дрожь. Руслан не мог понять, что с нею. Он подумал о том, что предчувствие у женщин хорошо развито. Неужто она видит его убитым? Тогда почему он ничего не ощущает? Ведь был же в отряде паренек, который, уходя на дело, вдруг всем сказал: «Прощайте!» Когда его поправили, он улыбнулся и заявил: «Я не оговорился — предчувствие у меня». И не возвратился. Подорвался на мине. У Руслана не было предчувствия скорой гибели. Отчего же Зося так испугана?
Зося прижалась к нему, торопливо заговорила:
— Не ходи к ним. Никто же из них не выживет! Каратели всех перестреляют…
— Поесть дашь? — спросил Руслан.
Она покачала головой, жалея, что он не прислушивается к ее словам, вздохнула, показала на стол:
— Под крышкой…
Руслан поднял крышку с тарелки и увидел блины и кусок мяса.
Она смотрела, как он ел, смотрела напряженно, будто запоминая, потом не выдержала, сказала, чуть не плача:
— Вон и Кувшин живет себе дома — и никто его не трогает… Каждую ночь милуется с Катькой. — В сердцах добавила: — А тебя ждешь месяцами! — и залилась слезами.
Руслан не смотрел ей в глаза. У них никогда не было такого прощания. Видно, и впрямь что-то случится. Нехорошее предчувствие охватило наконец и его. Только откуда ожидать беды? Операция, на которую они пойдут с Волковым и Нырко, глубоко засекречена. О ней знают лишь они да командование.
— Гришка о тебе спрашивал, — услышал он голос Зоей, в нем звучали вкрадчивые нотки. — Говорит, пусть ко мне идет. За ним немцы не гоняются, лишь бы сам на глаза не попался. Да я и сама вижу: немцы — в деревню, он — в лесок, немцы уходят — он ворочается. А ты?
— Ты вот что, — вскипел он. — Ты своему Гришке скажи — пусть обходит меня. Встретимся — ему не поздоровится…
— Ой, какой ты, Руслан… — застонала Зося.
— Он же враг Советской власти.
— А чего это ты молишься на нее? — удивилась она. — Или забыл про отца родного?
— Молчи! — повысил голос Руслан, почувствовав, как гнев закипает в нем. — Молчи… И не вздумай больше меня удерживать.
Как-то раз он поведал ей историю своей жизни. И она сказала, что жила в богатой семье, а после прихода Советской власти их поприжали. Оттого и Гришка новую власть возненавидел. Сидит теперь, выжидает.
Она предлагает мне мстить, тяжело думал Руслан, Она? Да как могла она сказать это?! Кому я должен мстить? Родному брату матери Тотырбеку? Но он, председатель колхоза, не раз краснел из-за того, что муж его родной сестры избегает колхоза, живет как кулак. Да, это он поставил вопрос о том, чтобы судили отца. Тотырбек пошел на это, пошел потому, что Умар забыл о том, за что сражался с деникинцами. И не он ли, Тотырбек, оторвал меня от Урузмага, который пытался сделать из меня спекулянта? Рано или поздно, но я попал бы в колонию. Так мне мстить Тотырбеку? За что? Или, может, Соломону? Или Мисосту? За доброе, заботливое их отношение к себе?.. Молчи, Зося, молчи.
И еще… Я помню, с каким энтузиазмом мы вкалывали, мечтая о том, чтобы подарить стране маисовый комбинат. Мы все бредили веществами, которые так необходимы разным отраслям промышленности. И сейчас еще я, беря в руки конфету, сам себе говорю: и в ней твой труд, и это создано не без твоего участия. И рассказываю к месту и не к месту о том, что в состав карамели входит патока, которую вырабатывают из кукурузы на маисовом комбинате.
И я сам и отец мой — никто из моих родственников и не подозревал, как глубоко в меня вошло то новое, что пришло с Советской властью. Оно было в моей крови уже в то время, когда наша бригада решила доказать Ага-Бала Гулиеву, что мы сами построим такой комбинат, какой ему и во сне не снился. И построили. Ворчал ли я на тяготы и на несправедливость? Да, ворчал и порой очень зло. Иногда, наслушавшись побасенок о том, что кто-то где-то неплохо устроился и попивает чаек, закусывая его бутербродом с икрой и балуясь повидлом, я, бывало, хотел бежать из барака. Порой вдруг начинал замечать, как. душно в бараке, как неспокойно спят работяги, как храпит старик, который один-одинешенек на всем свете и навряд ли доживет до открытия комбината, навряд ли увидит его действующим…
Да, были в моей жизни срывы. Да, я плакал иногда в отчаянии. Но если говорить о том, думал ли я о выборе, когда началась война, то скажу одно: для меня было ясно, раз и навсегда, что на нас пошел войной лютый зверь и не жить мне с ним в мире. Когда мы присоединились к отряду, выходящему, как и мы, из окружения, и мне, и Волкову, каждому из нас думалось об одном, что сегодня мы вынуждены отступить, но придет час, и мы начнем гнать врага и уничтожать его логово… И потом, когда нам не удалось прорваться и догнать своих и мы принялись искать партизан, чтобы объединиться с ними, мысль эта крепла в нас. Вместе с партизанами мы стали бороться с врагом. А некоторым, как Зосиному братцу, казалось, что с Советами покончено, что надо искать новую силу, которая даст тебе право жить так, как ты желаешь. И ее брат связался с националистами.
