Тяжкие раздумья отражались на лице Тотырбека, и без того уже испещренном множеством морщин. И помимо его желания и воли в душе у Умара вдруг возникла теплая волна жалости к этому человеку. Он пытался отогнать это чувство, ему хотелось быть жестоким с Тотырбеком, но это было сверх его сил, и он неожиданно для самого себя произнес:

— Тяжело нам, Тотырбек, не повезло в жизни…

…Потом они шли вместе, рядом, а следом двигался конь. Так и подошли к селу. Вот и последний поворот дороги — и Ногунал раскрылся перед взором Умара. Он в волнении остановился, оглядел село, воскликнул:

— Каким он стал, наш Ногунал! Красавец!..

— Красавец! — пожал плечами Тотырбек. — Строиться стали. Вон скоро больница будет… Жизнь иная пошла. Иду и все думаю о твоих словах. И вот что я тебе скажу, Умар. Походи по хадзарам, присмотрись, кто как живет, каков достаток в каждой семье, вспомни, как они раньше существовали, — тогда и поговорим с тобой, чему я посвятил свою жизнь, на что тратил усилия, выясним, осчастливил ли я кого-нибудь… Можешь и в Хохкау съездить. Спроси отца своего Дзамболата, мать Хадизат, Хамата, Заурбека, Сонью… с кем хочешь переговори, узнай, довольны ли они своей жизнью, и получишь ответ, как я прожил жизнь. Потому что, как ни старайся ты, а мою судьбу тебе не отделить от судеб односельчан… Ясно? И не смей жалеть меня, потому что моя судьба достойна не жалости, а гордости… Хоть и одинок я!.. — И, помолчав, кивнул на хадзары: — Селяне выглядывают. Улыбнись же, не то решат, что ты не с добрыми намерениями прибыл и не по своей воле. А вот и сын твой показался… Можешь гордиться им, хорошим трактористом стал, за ум взялся, вот только женить его никак нам не удается… Кстати, не забудь спросить у него, кто ему помог правильный путь в жизни найти… Иди же к нему, своему Руслану!..

…В неширокое окно несмело заглядывал покачивающийся от ветра уличный фонарь, и сноп света кружил по холостяцкой комнате — три метра на три, — выхватывая из сумрака тяжелый стол, покосившийся платяной шкаф с резными фигурками, диван-кровать, фигуру пожилого мужчины. Руслан лежал, не постелив простыни, не раздеваясь. Был он небрит и давно не стрижен. Сон одолевал его, но Руслан отчаянно таращил глаза на фонарь: он боялся уснуть, потому что опасался, что Юра вновь появится и опять задаст вопрос-обвинение: «За что?» И Руслану придется в который раз прибегать к вопросу-оправданию. «Что ценнее — одна или пятьдесят две жизни?..» Сейчас Руслан был не в состоянии выдержать еще одного поединка с Юрой и, стараясь не уснуть, вслушивался в шумы, доносившиеся через открытое окно.

В самом здании было, тихо — никого из соседей не было дома. Но вот раздался веселый перестук каблучков — это Томуся вернулась из школы. Долго возилась с замком, уронила портфель. Замок на двери открывался туго. Его где-то достал новый жилец Кадаев, обменявшийся квартирой с горбуном, с ним у Руслана была одна общая стена. Три комнаты теперь занимали хозяин и глава семьи Кадаев, его жена, две дочери и теща. На лето теща с внучками отправлялась в горы. Кадаевы были на редкость дружной семьей. Вот и сегодня вскоре после Томуси муж Кемал и жена Зифа возвратились домой вместе, хотя работают в разных концах города. И взаимоотношения Кемала с тещей самые что ни на есть доброжелательные. Одно плохо — очень уж любопытен Кемал. Едва ступив на веранду, он сразу учуял, что появился Руслан, и, приблизившись к двери его комнаты, прислушивался до тех пор, пока жена трижды не окликнула его и укоризненно не зашикала. «Прибыл как будто…» — оправдываясь, прошептал он.

Полчаса спустя, тяжело ступая, появилась Анисса. Стоило ей открыть дверь, как в коридор выскочила Томуся, радостно воскликнула: «Мама!» Считалось, что Анисса нигде не работает. Куда бы она ни устраивалась, тяжелая форма астмы давала о себе знать и сваливала ее в постель. Когда ее мужа забрали в колонию за кражу, Анисса пошла было на швейную фабрику, но через несколько часов ее доставила домой «скорая». Знала она, что ей нельзя покидать дом и отправляться туда, где приволье для разного рода запахов. Знала, что родные любую вещь приносят с опаской, не вызовет ли она приступ. Знала это Анисса, но ей очень хотелось, чтобы сыновья — Сослан, он учился на первом курсе сельскохозяйственного ииститута, и Майрам, закончивший девятый класс, — продолжили учебу. И через некоторое время она сделала еще одну попытку, устроилась на сей раз рабочей парка культуры и отдыха. Увы! Болезнь не любила шуток. Но кому-то же надо было работать, ведь семья осталась без кормильца. Пока Сослан раздумывал, Майрам бросил школу и стал разнорабочим на заводе «Победит». Потом дядя Касполат устроил его таксистом. В ответ на упреки Сослана Майрам твердил: я еще не раз бы тормознул, пока до аттестата зрелости докарабкался бы, а ты у нас отличник, так что вкалывать следует мне, и нечего меня жалеть: заработки у таксиста такие, что заставляют забыть о дипломе…

Между собой сыновья Аниссы были скорее суровы, чем нежны, а вот мать оберегали и от лишних забот, и от грубого слова. Все знали, что жизнь ее не баловала. И муж Измаил конечно же был ей не пара. Многие осуждали ее за то, что замуж за него вышла. Запутанная жизнь была у него, по всей земле свою долю искал: то в Среднюю Азию махнет, то в Сибирь, то в Ленинград подастся… Жадность, взнуздав его однажды, многие годы подгоняла плетью… Аниссе бы выждать — любовь не должна была обойти такую девушку мимо. Да она в восемнадцать лет сиротой осталась: отец погиб на фронте, мать умерла. Что было делать? Ей жить хотелось, о счастье мечталось, не знала, на кого опереться. Она растерянно озиралась вокруг, и тут рядом оказался Измаил. Посватался — в душу не заглядывала, о прошлом его не спрашивала — с ходу дала согласие. Появлению каждого из детей радовалась; не в Измаиле — в них видела смысл своей жизни. Да черная судьба подкараулила, ударила в тот самый миг, когда Анисса всерьез о счастье размечталась. Разве могла она предположить, что Измаил пойдет на преступление?! Думала: премии домой несет, а вышло — у государства крал…

Чем больше Руслан задумывался о судьбе Измаила и Аниссы, тем упрямее сверлила его мысль: в их страданиях виноват не столько Измаил, сколько его отец — одноногий Урузмаг. Измаилу бы брать пример с Тотырбека, а он на отца поглядывал. Жадность свою Урузмаг и сыну передал…

Руслану вспомнился аул Хохкау, жизнь пяти фамилий на маленьком каменистом пятачке; как потом все перемешалось в ущелье, как разбрелись хохкауцы по разным городам и селам…

Тесно переплелись судьбы фамилий. Гагаевы, Кайтазовы, Кетоевы, Дзуговы, Тотикоевы давно разбрелись по всей Осетии и далеко по стране, а корни их все еще в маленьком горном ауле Хохкау. Нет-нет, а возвращаются люди назад, встречаются — и тогда вновь оживает прошлое. Руслан мысленно прошелся по судьбам пяти фамилий, и его вновь поразило, как неразрывно наше сегодня с деяниями дедов и прадедов. И опять мучают вопросы, от которых он бежал в горы. Невольно подозреваешь, что есть какая-то закономерность в судьбах людей, что выбор жизненной дорожки дедами впрямую повлиял на путь их потомков. Почему у Заремы Дзуговой, ставшей всемирно известным ученым, сложилась именно эта линия жизни, а у него, Руслана, своя? Разве они не из одного аула? Разве не одинаковые желания и помыслы руководили ими в делах?

Вопрос за вопросом — и каждый тянет в глубь прошлого.

…В дверь постучалась Анисса. Руслан вскочил на ноги, распахнул ее:

— Входите…

Но Анисса не перешагнула порога. Стоя у противоположной стены, она сказала:

— Рада вас видеть здоровым, Руслан Умарович. С нетерпением ждала вас. Думала, к кому обратиться за помощью, и решила, что следует вас попросить вмешаться. Речь идет о моих сыновьях. Совсем от рук отбились. Да и как могло быть иначе? Если в доме нет мужчины, разве мать сможет повлиять на сыновей? Я все за младшего беспокоилась, за Майрама, вы знаете, он всегда был какой-то открытый, безрассудный… А Сослан мне всегда казался благоразумным, рассудительным… Но в последнее время что-то с ним произошло. И теперь моя душа больше о нем болит. Горячится он по молодости. Хочет сразу всех людей исправить, хорошими сделать. Но так не бывает. Не знаю, откуда у него это. Измаил совсем другой. Он считает, что с годами люди не лучше, а хуже становятся. И тоже ошибается! Как мне объяснить сыну, что в жизни не все так, как хочется? Не могу я найти слова. На вас, Руслан, рассчитываю, вы уж поговорите с ним. Внушил себе, что… — как это он сказал? — главное назначение человека — жить так, чтобы смел самому себе в глаза смотреть. Это не мои — это его слова. Затвердил их наизусть и ничего другого не желает признавать. Правду бросает в лицо преподавателям, начальству в колхозе, где проходят практику. А кому это понравится? На совесть людскую надеется, его подводят иной раз, а он злится. Разные они у меня дети. Вы уж, Руслан Умарович, побеседуйте с ними, расскажите им о своей жизни, пусть поймут, что к чему… Майрама приструните. С какими-то женщинами видят его часто. Сослан возвращается из колхоза. Позовите его к себе. Если я скажу, чтоб к вам зашел, догадается, что по моей просьбе с ними беседуете, и обидится… Такой у него сложный характер!..