Расспросив обо всем, что его интересовало, Корелли велел Рае переодеться в тренировочный костюм. Прошли на конюшню, к репетиционной трапеции. Рая показывала все, что умеет делать. Корелли вносил поправки в исполнение почти каждого движения, но тем не менее согласился взять девушку в ученицы.
Начались репетиции. И только теперь стало понятно, почему в цирке говорят о выступлениях — «работа». Тренировки действительно были тяжелой, изматывающей работой, требующей напряжения не только всех сил, они требовали и напряжения воли, чтобы выдержать, не бросить все сразу и навсегда. Часто возвращалась домой, еле передвигая ноги, так нестерпимо ныло все тело. Хотя она уже умела к тому времени делать немало трюков, но никогда не занималась по определенной программе с обязательным выполнением положенного числа упражнений.
А тут еще демоном-искусителем перед Раей предстал известный иллюзионист Касфикис. Его аттракцион занимал третье отделение гастролировавшей в Воронеже программы. «Девочка, — уговаривал он, — висеть в зубах больно, и все это так трудно, а у меня вам будет легко, и я сразу начну платить 75 рублей». Рая отказалась. Касфикис настаивать не стал, подарил свою фотографию с надписью: «Передумаете — приходите». Но девушка знала, что не передумает. Не за деньгами и легкой жизнью пришла она в цирк.
Мастерство исполнения и одержимость своим ремеслом — вот что не могло не восхищать в цирковых артистах. И, надо сказать, номера, собранные тем летом на воронежском манеже, были образцом, достойным самого искреннего восхищения. Увидев, запомнила их Рая на всю жизнь.
Прежде всего это был воздушный полет Джиованни. Наиболее сильное впечатление произвел одетый во фрачную пару комик, сам Джиованни, удивительно сочетавший абсолютную безукоризненность исполнения трюков с беспредельно смешным поведением в воздухе. Но, конечно, королевой воздуха, звездой полета была его солистка. Одна из первых в советском цирке женщин-вольтижеров, летала она в строгой спортивной манере, крутила такие пируэты и сальто-мортале, какими в те годы мог похвастать не каждый мужчина-полетчик.
Номер эквилибристов Лурих так прямо и представляли зрителям, как «высшее достижение точности». Действительно, высокая лестница, удерживаемая на ногах, четко исполняемые под самым куполом оттяжки, стойки на руках и голове, нарядные костюмы — все оставляло впечатление самого высокого мастерства. Правда, Рае запомнился не только сам номер, но и смешная, несообразная с ее возвышенным представлением о цирке, деталь. Лурих, улегшись на тринку, перед тем как взять на ноги лестницу, надевал пенсне. Был он близорук, а унтерман должен обязательно четко видеть вершину того предмета, которым он балансирует.
Выступление Сазоновых не рекламировали публике столь торжественно, как Луриха, но успехом оно пользовалось ничуть не меньшим. Высокая плотная женщина в длинном красивом платье держала на плече и на лбу перш, на котором ее юный партнер, одетый в стилизованный матросский костюм, как юнга на мачте, с непринужденной отвагой нарушал все представления о сохранении равновесия.
Особым успехом в выступлении Алексея Цхомелидзе пользовалась сценка, где он вывозил на подставке маленького заводного слоника, который шагал в такт музыке, танцевал, а потом ломался из-за перекрученной пружины. Тут дрессировщик и разоблачал секрет «игрушки», доставая из шкурки слона фокстерьера.
Видное место в воронежской программе занимали выступления Армандос, акробатов на переходной лестнице, эквилибристов на перше Рольтон и дрессировщицы Капитолины Бескоровайной, демонстрировавшей комический футбол между пони и собаками.
Эти номера, а также конный вольтиж, двойную проволоку, воздушную рамку, акробатические пирамиды, работу на четырех подкидных досках с эффектными двойными прыжками на манеж, на колонну и в плечи стоящему на перше партнеру, исполняли участники группы Океанос. Разносторонними мастерами были не только руководитель труппы Леонид Сергеевич и его жена Капитолина Ивановна, но и их дети, с малолетства познавшие цирк во всем доступном их силенкам многообразии. Семилетний Коля, выступавший под псевдонимом Нико, вольтижировал на лошади, участвовал в групповом номере и, словно этого было мало, готовился стать жонглером. Маленькая Вива в свои пять лет слыла бесстрашной акробаткой, она проворно взбиралась на самый верх выстраиваемых партнерами пирамид и на мостики в номере на двойной проволоке. Наряду с собственными детьми семейство Океанос воспитывало и учеников. Самый талантливый из них, Ваня Папазов, вырос в первоклассного артиста, основного исполнителя номера на перше и самых эффектных прыжков с подкидных досок. Конечно, ученики, словно родные дети, и жили и столовались вместе с руководителем номера. Но еще теснее, чем общий кров, сближает в цирке людей работа. Именно благодаря работе появлялись, росли и крепли цирковые семьи. Ведь, кроме всего прочего, и ездить одной семьей удобнее, дешевле, проще. А жизнь артиста цирка — это вечное кочевье.
Выехала на свои первые гастроли в Казань и Рая. Там начались планомерные репетиции, неожиданные огорчения, трудности и, как результат всего этого, удачи. Репетировали ранним утром, до завтрака, и еще днем. Утром занимались на кольцах, днем — на аппарате нового, подготавливаемого Корелли группового номера из шести человек. Аппарат был уже готов и подвешен за кулисами на конюшне. Именно для воздушной работы и взял Корелли ученицу.
Задуманный им номер был рассчитан на шесть исполнительниц, работающих синхронно на шести бамбуках, шести трапециях и трех корд-де-воланах. Рая была настолько подготовлена, что сразу могла включиться в репетиции, делая все запланированные в номере трюки. Синхронная работа требует точной согласованности исполнения всех движений и каждого жеста. А этого можно добиться только в ходе бесконечных повторов. Но, наверное, в том-то и состоит магия цирка, что из этих кажущихся однообразными репетиций и рождается непередаваемое ощущение легкости исполнения трюка, одинаково радостное и для артиста и для зрителя. Репетиции шли успешно. И в следующем, Нижегородском цирке Корелли уже повесил аппарат не на конюшне, а под куполом.
Случилось так, что к началу гастролей в Нижнем Новгороде одна из партнерш заболела, и Корелли пришлось срочно вводить новенькую. Номер был не воздушный, гимнастика в партере, и ничего сложного ей не предстояло делать: штицы, бланши и шпагат на кольцах, ножной флажок (тогда это называлось — ангелок) на бамбуке, «лягушку» в руках у партнерши. Номер именовался «Мраморной группой живых статуэток», и, оправдывая это претенциозное название, девушки выходили в белых трико-комбинезонах без рукавов и в белых париках. Рая носила длинные косы, и когда на них попытались натянуть парик, то получилась не голова, а кочан капусты. Корелли повел Раю в парикмахерскую. Как ни сопротивлялась она, как ни уверяла, что у нее, как у Самсона, вся сила в волосах, косы ей отрезали. Вечером того же дня состоялся дебют. Было это 24 сентября 1929 года.
Готовили Раю к выходу на манеж все партнерши и сам Корелли. Помогли натянуть костюм, надели парик, показали, как надо подвести глаза, подкрасить губы. Накинув на плечи халат, привели к занавесу. Непередаваемый страх сковал девушку, ничего подобного она не испытывала ни в Народном доме, ни в Художественном саду, а ведь там она выступала не в партере, а в воздухе и была ведущей исполнительницей… Но вот номер объявлен. Бояться и вспоминать уже некогда. Рая вместе с партнершами в лучах прожекторов выходит к зрителю на манеж.
Начало номера, групповая комбинация на кольцах, проходит гладко. Затем сольная работа, в ней Рая не занята. Можно отдышаться и оглядеться. Впрочем, все равно ничего не видно, прожектора слепят глаза. В третьей комбинации надо делать «лягушку» в руках мадам Корелли (та лежит, вложив голову в одно кольцо, а ноги в другое), одновременно с другой партнершей, которая тоже делает «лягушку» в специальных петлях, перекинутых через ноги унтермана.
И вот тут Рая ухитряется удариться носом о партнершу. После трюка она чувствует, что Корелли (он ассистирует, стоя в форганге) быстро вкладывает ей в руку носовой платок. Нос в губной помаде, Рая этого не знает, но, получив платок, послушно утирается. Теперь нужно идти на финальный трюк. Но как быть с платком? Мысль о том, что его можно просто бросить или же отдать обратно Корелли, и в голову не приходит. А время идет, и, кажется, зрительный зал следит только за платком в ее руке и ждет, что же будет дальше. И Рая не находит ничего лучшего, как тихонько присесть на корточки и положить злополучный платок на самом центре манежа у аппарата.
