– У меня хорошие новости, – сказала Рибела в тот самый момент, когда Лессис открыла глаза.
Лессис успокоила свое дыхание:
– Это приятно слышать, Сестра.
– Командующий Сеар пробился к Куджаку. Еще один крупный отряд бесов окружен и разбит в горах. Генерал Феликс полагает, что он возьмет перевал Высокий в течение следующей недели.
– Будь благословенна Мать.
– Новости из Кенора вполне успокаивающие. Победа при переправе на Оон сломила сопротивление у форта Теот. Силы спасения будут там через два-три дня.
Лессис подняла скрещенные руки вверх.
– Мы выжили, Сестра. Империя Розы смогла устоять против самого сильного удара нашего врага. Теперь мы должны перехватить инициативу. Мы должны еще больше работать. Мы должны найти возможность отомстить врагу за содеянное.
Рибела быстро взглянула на Лессис. В ней было что-то странное, какая-то необычная невнимательность, какая-то дикость, которых она в ней никогда раньше не замечала.
– У нас всегда хватало преданности делу, Сестра Лессис.
– Благодарю, Сестра, мне только хочется, чтобы моя преданность делу сказалась бы в лучшем исполнении нашей миссии, – глаза Лессис ясно говорили, что ведьма испытывает чувство вины. Это было недопустимо! Молодые женщины, такие как Лагдален, были солдатами Империи, как и молодые люди легионов. Они точно так же принимали на себя соответствующий риск, связанный с этой службой.
– Лессис, – Рибела наклонилась вперед, – мы одержали великую победу. Конечно, я могла бы пойти и дальше, сказав, что вы лично одержали ее.
Лессис улыбнулась, но Рибела не поняла ее. Небольшие личные привязанности – узы дружбы, любовь, – во всех этих вещах Рибела не была сильна. Рибела почувствовала критическое отношение к себе и с силой кивнула:
– Да, ты права, Сестра.
Она взглянула на неподвижное тело Лагдален у огня.
– Без изменений, я вижу.
– Без изменений, но я верю, что найду ответ.
Рибела взглянула на открытую книгу, лежащую перед Лессис.
– Simpkins Parasympathia? – фыркнула она. – Это устарело, когда я еще была послушницей. Зачем вам обращаться к старине Симпкинсу? Очень изворотливый старик. Не знаю, могу ли я верить чему-либо, что он написал.
– Думаю, Рибела, что ты вновь проявляешь свою нелюбовь к мужскому полу. Симпкинс был немножко диким, но он был ясновидящим и владел искусством перевоплощения так, как могут немногие. Теперь это не так широко известно, но его труд по перевоплощению является базой для всех новых работ в этой области.
Рибела вновь фыркнула, но сдержала свое желание ответить о значении труда по перевоплощению.
– Я желаю тебе успеха, Сестра.
Если Лессис хочет попробовать какие-то дикие заклинания из четвертой эры, пусть она сама за это отвечает.
– Благодарю тебя, Сестра.
Они обе повернули головы к двери.
В дверь вошла настоятельница Плезента, чтобы вознести молитвы над неподвижным телом Лагдален. Она делала это каждую ночь в одно и то же время. Она кивнула ведьмам, сняла с себя шаль и села подле Лагдален.
Во время молитвы Лессис и Рибела сидели совершенно тихо. Лессис собирала все свои силы, готовя себя к главной процедуре колдовства, которое хотела совершить.
Тем временем настоятельница закончила и встала. День был долгим, и она чувствовала себя вначале немного беспокойно. Она видела, как ведьмы глядят на нее, и чувствовала их снисходительное отношение. «Бессмертные, – подумала она, – они надолго переживут меня. Какими странными могут быть их мысли!» Лессис выглядела так же, как она выглядела в те времена, когда молодая Плезента, еще младшей священнослужительницей, впервые увидела ее во плоти. Казалось, ей где-то между тридцатью пятью и пятьюдесятью пятью, у нее было крепкое тело, хорошие глаза, острый слух и достаточно сил, и все же Плезента знала, что Серой Леди было сотни лет.
– Проснется ли она когда-нибудь? – обратилась она к ним.
В темных глазах Рибелы не отразилось никаких чувств. «Холодная как лед», – подумала Плезента. Лессис же улыбнулась и сказала:
– Да, настоятельница, мы поднимем ее. Полагаю, мы теперь знаем, что пошло не так.
– Да будет благословенна Мать, что вы в конце концов узнали. Ужасно печально видеть, что наша Лагдален лежит тут без сознания и к ней нельзя привести ребенка.
– Да, настоятельница, мы также опечалены.
Плезента на секунду внимательно посмотрела на них. Могут ли они быть способны испытывать печаль? После всего, что они пережили?
И вдруг Плезента увидела что-то такое в глазах Лессис, что сказало ей: да, они могут горевать по тем, кто живет недолго и кто служит им в эти немногие моменты на сцене сферы судьбы.
Плезента попрощалась и оставила их. Сходя вниз по лестнице, она говорила себе: хорошо, что она быстро ушла. Она стала слишком старой, чтобы безболезненно противостоять напрасной трате молодых жизней в этих бесконечных войнах. В комнате, которую покинула настоятельница, было уже темно и напряженно от собирающейся энергии.
Единственным звуком теперь оставался голос Лессис, которая спокойным речитативом произносила отрывки из Биррака. Концентрирующаяся энергия проявлялась потрескиванием – как будто собиралась гроза. Пучки трав были сожжены на костре. Запах фрипуры усилился. Становилось все сумрачнее. Плотный красноватый дым, идущий от костра, оседал на пол комнаты. Было странно, что два маленьких пучка травы дали так много дыма. Голос Лессис становился громче, и она наполняла помещение своей энергией, слетающей с ее губ.
Дым, на этот раз белый, поднялся от костра. Лессис вдохнула его, а затем наклонилась и, прижав свои губы к губам Лагдален, выдохнула дым в тело девушки. Трижды она проделала это, и каждый раз Лагдален захлебывалась и кашляла, а затем вновь погружалась в небытие. Ее глаза не открывались.
Лессис вернулась к речитативу. Энергия вибрировала в помещении. Рибела перевела себя в состояние транса, чтобы помочь, если потребуется. Королева Мышей была удивлена этой бешеной тратой энергии. Лессис избрала глупейший способ явить себя миру, но, следовало признать, сила у нее была.
Голос Лессис становился все громче, и его мощь потрясала своды. Послушницы прижали руки к ушам, а головы к полу. Ужасное напряжение сгустилось в атмосфере. Вся Сторожевая башня, казалось, начала колебаться.
Внезапно на своей подстилке зашевелилась Лагдален. Это было первое движение женщины за долгие недели. Рибела почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло.
Лессис перешла к финальному склонению. Загремели строки каденции, сгустились подтексты, прозвучал завершающий элемент огромного заклинания.
Молчание наполнило помещение, молчание, столь плотно наполненное ожиданием, что оно едва не вызвало рвоту у послушниц на полу.
Лагдален не двигалась.
Молчание разрасталось. Рибела чувствовала, как чудовищная энергия пытается взорвать запечатанный склеп. По оценке Королевы Мышей, силы были более или менее равны. Глаза Лессис были закрыты, из угла ее рта поползла струйка слюны. Рибела никогда не видела ее в столь глубоком трансе.
Борьба продолжалась. На этом энергетическом уровне было невероятно трудно оставаться в сознании. Рибела поражалась, насколько трудно достичь подобного уровня в таком мире, как Рителт – прохладном мире умеренных энергий. Рибела не была уверена, что сама могла создать энергетическое поле такой мощности, по крайней мере здесь, на Рителте.
И все же девушка не просыпалась. Но однажды она задвигалась! Рибела понимала, что это Лессис заставила ее реагировать.
Лессис напряглась. Ее колдовство поднимало край самого мира. Ее сжатые кулаки были прижаты к груди. Слюна бежала изо рта и смешивалась с потоками слез, брызнувших из глаз из-за чудовищного усилия. Рибела подумала, что никогда бы не решилась на такое.
Лагдален внезапно дернулась.
Рибела почти вышла из транса от внезапно вспыхнувшей надежды.
У Лессис вырвался непроизвольный стон, и она сделала еще одно усилие.
Вновь показалось, что начинают вибрировать сами стены. Напряжение вынесло из башни распластавшихся на полу людей, всех, кроме охраны, которая, скрежеща зубами, цеплялась за камни зубчатой стены. Напряжение достигло нового уровня, который нельзя было вынести больше чем несколько мгновений, и теперь уже кровь текла вместе со слюной изо рта Лессис. Затем Лагдален дернулась снова, ее глаза открылись, и она испустила длинный плачущий крик. Ее легкие были пустыми, и она втягивала в них воздух, глубоко дыша. Ее глаза были широко открыты, рот раскрыт в ужасе.
