Когда Гришкин домашний телефон наконец ответил его хриплым после длительного возлияния голосом, я обрадовалась и испугалась одновременно. Сбивчиво объяснив напарнику, где и по какой причине сейчас нахожусь, в течение десяти минут выслушивала грозную отповедь. Даже самые мягкие ее моменты не представляется возможным цитировать. Потом Гришка слегка притих и потребовал внятного анализа ситуации, на который я была не способна. Вчерашний взрыв прозвучал настоящим откровением. Сказать, что я не ожидала ничего в этом роде, — слукавить, но масштабы возможной катастрофы представлялись мне куда более скромными. Самое страшное, что я могла вообразить, — это похищение девочек. Но профессионально устроенный взрыв? Признаться, с куда большей уверенностью я думала о том, что опасаться за девочек вовсе не стоит. Если кто и выиграл от смерти Фредди, то это именно они и их мать, ставшие теперь состоятельными дамами. Я всерьез просчитывала вариант их причастности к убийству отчима.

Маленькая обезьянка, устроившись на раскидистой ветке, удивленно смотрела на меня. “Чего так орешь?” — читалось в ее глазах. Днем дворик был не так уютен, как ночью. Он был тесен, и здесь совершенно невозможно было спрятаться от посторонних глаз. Стоило мне найти более-менее укромный уголок, прискакала мартышка и начала строить рожи. А потом, так и не дождавшись должного внимания с моей стороны, принялась бросать мне на голову мусор.

— Поди прочь, зараза, — цыкнула я на нее и снова набрала Гришкин номер.

— Пропадаешь, мать, фигово у вас там, в Калькутте, со связью. Как городишко-то?

— Да я его вижу, что ли?

— Что? А как же знаменитые экскурсионные маршруты?

— Да никуда они, Гриш, не ездят. И даже, по-моему, не собираются. Послезавтра летим в Гонконг, а Индии так и не увидели. Ни кусочка, кроме дороги из аэропорта.

— В общем, я так и полагал. Не путешествия же ради они так рванули.

— Но могли бы хоть делать вид.

— Вот именно, — подумав о чем-то своем, сказал Гришка. По традиции он не спешил меня знакомить с собственными умозаключениями.

— А что с убийством Федора? Есть что-то новое?

— Да так…— неопределенно молвил Гришка, — кое-что тут выплыло. Но пока ничего особенного.

— Но хоть время, когда его застрелили, удалось установить?

— Застрелили? — удивился Григорий. — А кто тебе сказал, что его застрелили?

— Ну здрасьте! А что же с ним приключилось? Его загрызли вампиры?

— Да нет, какие там вампиры. Взорвали его.

— Что???

— Не кричи так громко. Взорвали. В сотовый телефон было заложено миниатюрное взрывное устройство. Весьма профессиональное, скажу тебе. Направленным взрывом ему снесло часть головы… Ну в общем, сама понимаешь. Детали тебе нужны? Нет? Ну и славно. Ничего в них хорошего нет.

— Е-мое, — опешила я.

— И я того же мнения. Думаю, тебе, Настя, надо собирать манатки. Все больше и больше мне эта история не нравится. Насть, ты меня слышала?

— Слышала, Гриш, слышала. Я, между прочим, не так уж рвалась в гости к Федору… Мог бы и сам к нему пойти, раз такой умный.

— Потом будешь отношения выяснять! Сейчас давай двигай за билетами, дура кретинская!

— Сам такой, и не смей на меня орать, — обиделась я и нажала отбой.

— А кто ваш мужчина? — не унимались за обедом девочки. Видимо, проблема полов начала волновать сестер не так давно, слишком уж живым любопытством светились их глаза, когда речь заходила о взаимоотношениях мужчин и женщин. Точнее, Анна с Марией сами упорно заводили об этом речь. Особой стеснительностью они не отличались и вопросы имели обыкновение задавать прямые.

— Кто? Вас его паспортные данные интересуют?

— Ах, ну конечно! Можно подумать! Нужны нам его паспортные данные, конечно!

Анна — скорее всего именно она, а не Мария, я постепенно стала различать сестер, — накручивала на тоненький палец густой блестящий локон и мечтательно смотрела в окно, за которым корчила рожи, кажется, все та же знакомая обезьянка. Мария вела диалог со мной. Иногда они менялись ролями, и тогда Мария принималась мечтательно глазеть в окно. Но у нее, честно говоря, выходило это куда хуже, чем у Анны.

— Кто он в жизни?

— А вы, Машенька, кто в жизни?

— Я не Машенька, я Анна. И мне в жизни совсем не обязательно быть кем-то. Я же не мужчина. В самом-то деле!

— Ну конечно, конечно! Разве она мужчина? — захихикала сестра.

— Ну хорошо. Фима — кто?

— Ой, какая вы хитрая, вы уходите от ответа, уходите. Ну конечно!

— Фима — бык, — вдруг подала голос Мария. Нет, Анна. Черт, кажется, я опять в них запуталась.

— Господи, что значит бык? — поразилась я.

— То и значит, — насупились девочки, — хотя сам-то он себя воображает охотником.

Я улыбнулась.

— Мой мужчина совершенно точно не бык. Не козел, не носорог, не жираф. И даже, смею надеяться, не охотник. Он хороший человек.

— Ну конечно, — хором завопили девицы, — хороший человек! Можно подумать!

Они точно дуры, решила я. Но тут одна из них меня огорошила:

— А что это меняет? Можно быть хорошим человеком и никем. Взаимоисключения тут нет.

— Ну конечно, — поддержала ее сестра, — или никем, или быком. Выбор-то невелик.

— А можно быть ни тем, ни другим? — спросила, слегка опешив, я.

— Можно, — пожала плечами та, что лучше смотрела в окно, — про то и речь.

— И кем же?

— Это уж не нам решать, правда, Мария?

— Ну конечно, конечно! Я же тебе говорила, что она не знает!

Сестры переглянулись. Их ангельски чистые глаза на короткое мгновение стали осмысленными и пытливо умными, но длилось это так недолго, что я засомневалась — уж не привиделось ли?

— Наверное, в колледже у вас любимым предметам была философия? — улыбнулась я.

— Философия? — всплеснули руками сестры. — Кто же нам стал бы преподавать философию? Не было у нас никакой философии.

— А что же было? — от нечего делать поддержала я разговор, что вдруг странным образом обеспокоило Анну и Марию.

— У нас много чего было, — сказала одна.

— Да, — поддержала ее другая.

— Но философии не было.

— Не было.

— А математика?

— Математика? Ну конечно! Математика была, и химия, и физика, и психология. А еще очень много спортивных предметов, и основы этикета, и полито-логия, и вождение. Да, Мария? Я ничего не забыла?

— История была…

— Плотная программа, — восхитилась я.

— О, ну конечно! Очень плотная!

— На мальчиков, наверное, совсем времени не оставалось?

— Настя, а вы провокатор! Конечно! Так мы вам и сказали про мальчиков! Да если хотите знать, нам плевать на мальчиков! Мальчики нам совсем не нравятся.

— Кто же вам нравится? — с испугом спро-сила я.

— Мужчины! — со знанием дела пояснили сестренки. — Нам нравятся настоящие мужчины, похожие на нашего отца.

— А кто ваш отец, простите за нескромный вопрос?

— О, наш отец замечательный! Он — великий человек, он самый смелый и красивый из всех, кого мы знаем!

— Ваша мать развелась с ним?

— Нет, она никогда за него и не выходила. Но какая разница? Нам он писал все время, да. Каждый месяц мы получали от него письма.

— И сейчас получаете?

— Сейчас нет, — погрустнели девочки. — Когда Ангелина познакомилась с Фредди, письма прекратились. Потом мы уехали учиться. Наверное, он потерял нас.

— Но мы найдем его! — горячо уверила одна сестра.

— Обязательно! — поддержала ее вторая. — Только нам сдается, кто-то очень сильно не хочет, чтобы это произошло.

— О чем вы? — не поняла я.

Все это время Фима смирно сидел в сторонке, но, услышав подобное предположение, недобро хмыкнул. Это у него получилось помимо воли, и он даже слегка застеснялся. Девочки презрительно глянули на него и примолкли.

— На пироги мы не пойдем, — капризно сказали они, уходя к себе в комнату. — Ступайте, Настя, одна.

— Пожалуй, и я тогда не пойду.

— Ступайте, — повелительным тоном повторила одна из сестер, — а то тетя Наташа расстроится. Ей очень хочется пообщаться на русском.