“Надоела, как же надоела нищета!” — жалела себя Регина, наконец, добравшись до подъезда. Район убогий, жилье дешевое, и жильцы соответствующие. Многие получили квартиру взамен снесенных хрущеб. А кто живет в хрущебах? Понятно — кто.

Благосостояние жильцов и категорию дома теперь можно легко определить по маркам припаркованных автомобилей и породам собак, которых хозяева выводят на прогулку. Возле их подъезда сиротливо притулились парочка “Жигулей” не первой свежести да облезлый “Москвич”. А собак всего две — двортерьер Тишка, подобранный ее соседкой на улице, да полуслепая от старости болонка Чапа. Тишка, как все дворняжки, добрый и умный пес, но Чапа… Регина с детства любила собак, но настоящих псов, умных и верных, а не таких, как этот лохматый клубок шерсти, от которого ни пользы, ни радости. Еле ковыляет, но благородной старостью тут и не пахнет. Частенько старушка Чапа не может дотерпеть до улицы и оставляет лужицы в лифте, а то и надует кому-то на ногу. Регина уже испытала это “удовольствие” на себе. Чапа, видно, и раньше умом не блистала, а к старости совсем поглупела. Уже не отличает знакомых людей от незнакомых и на всяких случай тявкает на всех, скалится и пытается тяпнуть. Из-за этого Регина уже лишилась не одной пары колготок, что не прибавило ей симпатии к этой шавке.

Поднявшись на свой этаж, она позвонила в квартиру соседки. Утром Регина занимала у нее пятьсот рублей, обещала вечером отдать.

- Мила, это я, — сказала она, когда глазок заслонился тенью. Дверь открылась, явив монументальную фигуру стодвадцатикилограммовой женщины, разменявшей пятый десяток, но тем не менее кокетливо именовавшей себя Милой. — Пойдем, я отдам тебе долг. Володя говорил, что сегодня у него будут деньги. Я купила свежие французские пирожные — такие, как ты любишь.

- Пошли, — с готовностью согласилась Мила, известная сластена. Посидеть на соседской кухне, посплетничать, полакомиться, — вот и все радости одинокой женщины. Ее муж давно сбежал к другой женщине, которую Мила презрительно называла “суповым набором” — та весила вдвое меньше ее.

Передав пакет с продуктами соседке, Регина нашарила в сумочке ключи и открыла дверь.

- Володя, это я, — громко объявила она, первой войдя в прихожую. Не дождавшись ответа, пояснила: — Спит, наверное.

- Что это он все спит да спит? — проворчала гостья, войдя следом и захлопнув дверь. — Ты с утра до вечера пашешь, а муженек только после полудня продирает глаза. Что у него за работа такая? Неужто ему деньги платят за то, что он валяется на диване? — Толстухе хотелось подчеркнуть, что не у нее одной непутевый муж, предпочитающий женщине в теле“ суповой набор”, есть экземпляры и похуже. — Мой-то, хоть и дурак дураком, но деньги зарабатывал. А твой совсем непутевый.

- Да ладно, — отмахнулась Регина, успевшая снять верхнюю одежду, пока соседка проводила сравнительный анализ плохих мужей. — Пошли на кухню, я чайник поставлю, а потом разбужу Володю.

Она направилась в кухню, а любопытная Мила заглянула в комнату. И тут же раздался ее вопль:

- О-ё-ей! Ой, мамочки родные!

- Что такое? Чего ты орешь? — спросила Регина, выглянув в коридор.

Продолжая голосить, Мила стояла в дверях комнаты с округлившимися от ужаса глазами и показывала рукой внутрь. Регина подошла к соседке и заглянула поверх ее плеча.

Владимир лежал на полу, на спине. Лицо посинело и исказилось жуткой гримасой, руки с вывернутыми кистями и скрюченными пальцами были прижаты к груди, согнутые в коленях ноги подтянуты к животу. «Он напоминает дохлого таракана», — без тени сожаления отметила Регина.

- Что это с ним, а? — выдохнула Мила.

- Надо срочно вызвать “скорую”! — Регина постаралась изобразить встревоженность. — Похоже на эпилептический припадок. Наверное, Володя расшиб голову и потерял сознание, а мы теряем драгоценное время. Его мобильник не работает, придется бежать к Лиде.

В их доме еще не провели телефон, а мобильный был только у соседки этажом ниже.

- Пошли звонить, — очнулась Мила.

- А как же мы его Бросим? Вдруг потребуется помощь?

- Тогда оставайся. — Соседка решительно направилась к входной двери. На пороге она обернулась: — На всякий случай позвоню-ка я в милицию, мало ли что, вдруг его избили до потери сознания. Точно, пристукнули! — осенило ее. — Загляни в комнату — на столе бутылка и два стакана. Значит, к твоему мужу кто-то пришел, они выпили, а потом убивец его шарахнул, и капут. Регинка, я побежала, а ты до приезда милиции ничего не трогай.

Алла сидела в кресле, которое верный оруженосец принес для нее из кабинета хозяина дома, и курила очередную сигарету. За эту ночь она не сомкнула глаз, но усталости не чувствовала. Да какая, к черту, усталость! Как раз наоборот — самый настоящий охотничий азарт!

Умелица творить добро крайними мерами не сомневалась, что ее план сработает, но необходимо завершить его сегодня. Олег после дежурства задержится, но к его приходу ей уже нужно быть дома, а от Каширы до Москвы двести километров.

Сейчас Алла жалела, что не озаботилась взять с собой шприц и несколько ампул кофеина, — тогда удалось бы разбудить Савватеева быстрее, и голова у него была бы посвежее. На данный момент неизвестно, в каком состоянии он проснется. Мужик, у которого с похмелья трещит голова, а в душе будто кошки нагадили, не очень-то понятлив и сговорчив.

То, что эту ночь Эдуард Владимирович не ночевал дома, — и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что полностью укладывается в сценарий, — так увлекся плотскими утехами, что забыл о семье. А плохо то, что гулящий супруг будет терзаться, виниться и размышлять, что наврать дражайшей половине, и не сможет сосредоточиться на главном.

Когда прокурор заворочался, закряхтел, застонал, вполголоса крепко выругался и, наконец, проснулся, инициаторша вчерашнего праздника — а у пьяницы каждый день праздник, — встретила взгляд его заплывших с похмелья глаз лучезарной улыбкой и весело поприветствовала:

- Доброе утро, Эдик!

Тот некоторое время усиленно соображал, кто она такая, что тут делает, где он и как здесь очутился. “Где Кура, где мой дом?..” — солидарно с его натужными размышлениями мысленно произнесла специалистка по неприятностям.

Наконец в мутном, похмельном сознании пропойцы обозначился какой-то просвет. Савватеев откашлялся и хриплым голосом ответил:

- Здравствуйте.

- Неужели после всего, что было, мы опять на “вы”? — улыбнулась Алла.

- А что было?.. — осторожно спросил он.

- О-о! Много чего! — жизнерадостно сообщила она. — Сам убедишься. Желаешь еще поваляться в натуральном виде или все же оденешься, и мы продолжим разговор в цивильном обличье?

Оглядев себя, прокурор обнаружил, что лежит обнаженным, — укротительница мальчишей-плохишей в качестве меры дополнительного психологического воздействия не стала набрасывать на него одеяло — после двух бутылок коньяка не замерзнет.

- Ну и здоров ты пить, Эдичка! — Алла изобразила искреннее восхищение. — Три бутылки коньяку — как с куста! — Она намеренно преувеличила выпитое собутыльником, чтобы оправдать его головную боль, поганое настроение и общее недомогание — судя по страдальческой гримасе, самочувствие пьянчуги было, мягко говоря, ниже среднего. — Может, желаешь похмелиться?

- Я не похмеляюсь. — Эдуард Владимирович попытался ответить уверенно и с достоинством, но получилось слабовато и неубедительно.

- Ну, как знаешь, — пожала плечами устроительница неприятностей

коррумпированным «служителям правосудия»

. — Будем общаться в теперешней позиции или все же встанешь?

Наверное, собеседнику было неловко лежать раздетым перед одетой дамой, но с похмелья он никак не мог найти выход из щекотливого положения. Не просить же даму выйти! Но и одеваться при ней неловко. К тому же, поблизости одежды не оказалось — она осталась в другой комнате, но Савватеев этого не знал. А воспитательница трудновоспитуемых не собиралась облегчать жизнь преступному прокурору — чем сильнее тот будет унижен, тем быстрее все завершится.