В тот же день сожгли молитвенный дом и дом омовения покойников на Старом еврейском кладбище Риги – там погибли служители кладбища со своими семьями‚ а также согнанные туда евреи из соседних домов и случайные прохожие. Сожгли молельный дом на Новом еврейском кладбище – в огне погибли группа евреев и кантор Минц с семьей; в синагоге "Зейлен шул" среди прочих сгорел раввин Моше Килов. Всего 4 июля погибло около 2000 рижских евреев.

В первые дни оккупации согнали в подвалы префектуры "старых почтенных рижских евреев, обливали водой и били… Выбирали тех, у кого были самые большие бороды, и заставляли этими бородами чистить латышам туфли… В эти дни в префектуре не было видно ни одного немца". Мужчин-евреев хватали на улицах, свозили в тюрьму‚ пытали‚ затем отправляли на расстрел в Румбулу и в Бикерниекский лес неподалеку от Риги. Добровольцы из "команды Арайса" выезжали в другие города на автобусах, окрашенных в синий цвет, для поисков и уничтожения местных евреев – эти операции называли "акциями синих автобусов". В Лиепае написали в местной газете: "Жидовской власти теперь конец… Жидовство надо искоренять, латышскому народу следует очиститься от жидовских нечистот, чтобы он мог свободно строить свою жизнь".

В Латвии были созданы полицейские батальоны из местных жителей, а также Латышский легион СС; вступавшие в него давали присягу: "Именем Бога я торжественно обещаю беспрекословное повиновение главнокомандующему немецкими вооруженными силами Адольфу Гитлеру в борьбе с большевизмом и как храбрый солдат готов отдать за это свою жизнь…" Латышские полицейские батальоны участвовали затем в карательных операциях на территории Белоруссии и в гетто Минска, в Польше и на Украине.

Варакляны, Латвия: "Уходя в последний путь, евреи просили соседей присмотреть за курами, подоить коров – ведь они надеялись вернуться. "Еврейские" коровы мычали, не подпуская новых доярок, "еврейские" собаки жалобно скулили, как будто чувствовали беду…"

Лудза: "После расстрела пришел в городскую полицию Зелик Берлин, выбравшийся из ямы, в которой были убиты его мать и сестра. "Вы забыли меня расстрелять", – сказал мальчик. "Иди, иди. Когда надо будет, расстреляем", – ответили ему полицейские. Позднее его убили…"

Люцин:

"Мой отец работал счетоводом в сапожной артели. Летом 41-го года‚ не дожидаясь официального приказа немцев‚ сослуживцы явились в дом и убили счетовода и его жену... Я знала‚ что последние слова папы были: "Слава Богу‚ Этинька не с нами..."

Раввин Дон-Иехье был сефардского происхождения‚ смугл‚ строен‚ высок‚ лицо обрамлено черной бородой... Мальчишки бросали в раввина камни‚ парни гнали его по улице и били палками по спине‚ плевали ему в лицо‚ девчонки выщипывали по волоску бороду... Озверевшая толпа палками забивала смуглолицего отпрыска благородных испанских раввинов...

Васька Эгле‚ латышский парень из интеллигентной учительской семьи‚ был моим соучеником‚ милый‚ веселый‚ открытый рубаха-парень... Он хорошо рисовал‚ играл на рояле‚ был спортсменом‚ очень дружил с еврейской молодежью... И вот этот самый забавник Васька вместе с приятелями... загнали еврейских девушек шестнадцати–восемнадцати лет в синагогу‚ изнасиловали их‚ а потом сожгли вместе с синагогой..."

4

В предвоенные годы в прибалтийских странах наращивало силу националистическое подполье‚ которому тайно помогали из Германии; его участники проводили антисоветскую и антиеврейскую агитацию в преддверии войны между Третьим рейхом и Советским Союзом. В Берлине была создана организация "Фронт литовских активистов"‚ формировавшая по всей Литве подпольные "батальоны смерти" и " отряды штурмовиков"; в начале 1941 года эта организация выпустила воззвание: "Каждый литовец‚ который служит советской власти‚ будет прощен‚ если сумеет доказать‚ что убил хотя бы одного еврея".

В первый день войны "Фронт литовских активистов" отпечатал прокламацию: "Братья и сестры! Подошло время окончательно рассчитаться с евреями. Древние привилегии для литовских евреев‚ гарантированные Витовтом Великим‚ отменяются..." Участники подпольных групп вышли на улицы с белыми повязками на рукавах‚ – они-то и начали убийства красноармейцев‚ советских работников и евреев еще до подхода немецких войск.

Из дневника литовской женщины Е. Бувидайте-Куторгене (Каунас):

"23 июня 1941 года. Всю ночь шли войска. Утром улицы пусты. Люди бегут с чемоданами. Куда? Никакой власти. Никаких приказаний и разъяснений. Все растеряны… Положение евреев ужасное…

24 июня. Железная дорога забита беженцами. Наш дом опустел. Все евреи бежали… Радио предупредило, что евреи стреляют из окон и что за каждого раненого немца будет расстреляно сто евреев… Страшно… Ведут и ведут мимо окон в тюрьму старых и молодых евреев…

26 июня. На рассвете подошла к окну и увидела… убийц. Они вышли из дома напротив – четыре молодых человека с ружьями за плечами… Один – высокий красивый блондин с торжествующим, вызывающим, даже радостным лицом… В подворотне дома… лежал с разможженной головой старик-еврей. Когда я спросила у дворника (брюнет со злобным лицом, с черными страшными глазами – не безумие ли в них?), кто, за что убил, он сказал: "Будете много разговаривать – и вам то же будет…" Весь день продолжается патриотическое садистское упоение: с разрешения и одобрения начальства убивают и терзают евреев… Все литовцы, за малым исключением, единодушны в чувстве ненависти к евреям…

30 июня. Кошмарные дни… Среди евреев царит страх…"

Рива Эпштейн, Каунас: "Мне стыдно, что я прожила с соседями, подругами и товарищами и не знала, что в один прекрасный день они зарежут моих родителей, братьев и сестер, мой народ, только потому, что мы являемся евреями".

Евреев Каунаса ловили на улицах города, вытаскивали из квартир и убивали. Немецкие солдаты были свидетелями расправы, и двое из них показали после войны: "Всё делалось более жестоко, чем на скотобойне. Видимо, те, кто совершал эти поступки, совершенно утратили человеческий облик…" – "Молодой человек лет шестнадцати с засученными рукавами держал в руках железный лом. Ему подводили человека из стоявшей рядом группы людей, и он ударами по затылку убивал его. Таким образом – менее чем за час – он убил всех, 45-50 человек… Затем молодой человек отложил в сторону лом, пошел за гармонью и, встав на тела убитых, заиграл литовский национальный гимн…" – "Поведение стоявших вокруг гражданских лиц, среди которых были женщины и дети, было невероятным: после каждого удара лома они аплодировали. А когда убийца заиграл литовский гимн, начали петь его под гармонь…" – "Все военнослужащие вермахта являлись любопытными наблюдателями, оказавшимися на том месте случайно, как и я. Никакого участия в действиях литовцев они не принимали…"

В конце июня командование эйнзацгруппы "А" докладывало в Берлин о действиях в Каунасе литовских добровольцев: "В ночь с 25 на 26 июня было устранено 1500 евреев‚ подожжено или разрушено несколько синагог‚ сожжен еврейский квартал... В последующие дни таким же способом было обезврежено еще 2300 евреев". Из свидетельских показаний: "Литовцы, которые были соседями евреев, покупателями, даже партнерами по бизнесу в течение многих поколений, внезапно стали мародерами и убийцами. Людей невозможно было узнать…" – "Толпы головорезов шатались по улицам, грабя и убивая… Всех. Семью за семьей…" – "О награбленном еврейском имуществе напоминали своеобразные объявления в литовских и польских газетах, вроде: "Меняю различные докторские инструменты на дрова", "Меняю рояль на токарный станок…"

Подобное происходило и в Вильнюсе, где литовские добровольцы убили в первые дни оккупации около 2000 евреев. Эти события стали известны в Берлине, и в конце июня последовало разъяснение из Управления имперской безопасности: "Не следует чинить никаких препятствий местным антикоммунистическим и антиеврейским действиям по самоочищению. Наоборот‚ если необходимо‚ им надо оказывать всяческое содействие и направлять эти действия – конечно, незаметно – в желаемое русло".