Центр Любека располагался на островке, окруженном каналами, идущими от Эльбы. На Каналштрассе, то есть набережной, в одноэтажном домике, таком же белом, как и другие дома, с красной черепичной крышей и стала жить Полина Шулер, новый член семьи профессора Шулера. Окно комнаты, которая принадлежала Полине, выходило на Клюгхафен, узкое ответвление Эльбо-Любекского канала, окружающего центральную часть города, и узкая спокойная синяя полоска воды, по которой плавали игрушечные прогулочные пароходики, ничем не напоминала вид из окна комнаты в «Волжских зорях» на одну из самых широких рек мира.

Одаренная способностью все схватывать на лету, Полина быстро выучила немецкий язык. Тогда же исчезли и проблемы с обращением к Барбаре и Томасу. Устаревшее мягкое немецкое «мути» вместо мама и «фати» вместо папа ничем не напоминали русские аналоги и не оскорбляли памяти ни мамы, ни Марины.

А через два месяца после прибытия в Германию Полина пошла учиться в немецкую школу, но вскоре фати Томас, заметивший исключительные способности девочки, перевел ее в гимназию, где особый упор делался на изучение философии и психологии. Фати Томас объяснил приемной «тохтер», что после окончания гимназии она будет отправлена для дальнейшего обучения в исторический центр философской и психологической школы, уютный горный небольшой городок Марбург и будет учиться в Марбургском университете. Они вместе ездили смотреть город на машине, и Полине понравилось в Марбурге все — и уходящие высоко в гору мощенные булыжником улочки с террасообразными домиками, лепящимися друг к другу, и старинное здание университета, где учились, как она уже знала, два ее знаменитых соотечественника, Ломоносов и Пастернак.

Теперь она с нетерпением ждала, когда же наконец станет совсем взрослой. Впрочем, начать осуществлять одну свою мечту можно было уже сейчас — через год она должна будет завершить обучение в гимназии, сдать выпускные экзамены и постараться не «завалить» экзамены в университет. А вот вторая заветная мечта могла осуществиться лишь тогда, когда появится Он, и это от Полины не зависело никак. Нельзя ни приблизить, ни запланировать встречу любимого и любящего человека.

Иногда Полина подходила к зеркалу и устремляла в него внимательный, придирчивый взгляд. Зеркало показывало ей новую Полину, высокую, стройную, почти сформировавшуюся девушку, с длинными светлыми волосами до плеч, которым завидовали многие девочки, и такими же светлыми, зеленоватыми глазами. На русскую девушку уже начинали заглядываться парни, к ней даже подходили знакомиться, но все это было как-то не так и не то.

Полинка даже попробовала поцеловаться с одним из них на дискотеке, ей это понравилось, понравился и сам парень, но желания провести с ним не только целую жизнь, а хотя бы уик-энд у нее не возникло. Стоило ему заговорить, как тяга, вызванная поцелуями, развеялась. А вот ее подруге Кристине повезло больше. Она встретила того, о ком мечтала всю жизнь. Кристина выглядела типичной немочкой, пухленькой, розовощекой, сероглазой, с маленькими, красиво очерченными губами и веселым характером. Она тоже через год заканчивала гимназию и вместе с Полиной собиралась ехать в Марбург. После приемных родителей Кристина осталась единственным человеком, с кем Полине было по-настоящему интересно. Умная, начитанная, разбирающаяся, в отличие от Полины, не только в науках, но и в политике, и в коммерции, что и совсем уже было недоступно Полине, Кристина часто гостила в доме херра Шулера, как она называла Томаса. Однажды Кристина, разоткровенничавшись, поведала Полине тайну своего сердца. Оказывается, она уже не только встретила героя своей мечты, но даже много раз занималась с ним любовью, и ей это показалось чудесным. Одно было плохо — этот мужчина был женат, хотя и не любил свою жену.

— Почему же он не разведется с ней, если любит тебя? — спрашивала Полина.

— Ну что ты говоришь, — смеялась Кристина. — Мне ведь только шестнадцать, и мы можем встречаться лишь тайком, чтобы никто не заподозрил. Вдруг его жена возьмет и вычислит меня? Будет такой скандал! Мои родители подадут на него в суд, и он может попасть в тюрьму. Вот когда я стану совершеннолетней, тогда другое дело! Он сразу возьмет у жены развод, и мы будем вместе всю жизнь.

Такое объяснение вполне устраивало Полину. Но ей было жаль несчастную Кристину, вынужденную еще несколько лет скрывать от всех, кроме нее, свои чувства. К тому же у этой молодой и цветущей на первый взгляд девушки было неважное здоровье. Причем болезнь печени время от времени обострялась, и бедняжке Кристине приходилось пропускать занятия и отлеживаться дома. Правда, приступы довольно быстро проходили…

Как-то Полина поделилась опасениями по поводу здоровья подруги с родителями и посетовала, что Кристина скрывает от своих родителей свои недомогания, хотя, возможно, могла бы вылечиться. В ответ Томас озабоченно покрутил головой и сказал, что постарается уговорить Кристину показаться одному из своих коллег — хорошему специалисту по этому роду заболеваний.

— Странно, а по внешнему виду не скажешь что у нее больная печень, — заметила Барбара.

Полине слова приемной матери показались немного странными. Неужели Барбара не знает как обманчива бывает внешность?

Она заходила к подруге после занятий в те дни когда у той были приступы. Да, Кристина выглядела неплохо, но она лежала на диване, держась за живот, и ее лицо, по-прежнему, впрочем, розовощекое, было искажено страданием.

Однажды Кристина не появилась на занятиях в гимназии два дня подряд, и пылкое воображение Полины стало рисовать ей печальные, а то и просто мрачные картины. Кто знает, может быть, Кристина дома одна, а нужно срочно вызвать врача или везти ее в больницу. Полина так нервничала и дергалась, что учитель, заметив ее странное состояние, отпустил девушку домой.

Через десять минут Полина уже стояла у дверей дома, где жила Кристина. Свой велосипед — обычный транспорт любекских школьниц — она прислонила к стене дома. Полина надавила на кнопку дверного звонка — звонок не работал, и окна были зашторены, только окошечко на кухню немножко приоткрыто… Недолго думая, Полина подтащила велосипед к открытому окну и встала сначала коленкой, а потом ногой на сиденье.

Акробатический этюд увенчался полным успехом — проникнув на кухню, она вошла в коридор и остановилась перед закрытой дверью комнаты, где, как она полагала, мечется по кровати, изнемогая от жестокой боли, маленькая Кристина.

Затаив дыхание, Полина прислушалась — из-за двери точно неслись громкие протяжные стоны. Холодея от страха, девушка осторожно толкнула дверь и… Тут же была вынуждена ухватиться рукой за косяк, чтобы не упасть.

Два обнаженных тела по-змеиному сплетались на показавшемся ей таком узеньком диване — диване Кристины. Полина перевела взгляд выше и увидела запрокинутое, сладострастно оскаленное лицо Кристины, а рядом с ней — затылок мужчины, покрытый редеющими, седыми волосами. Она, наверно, вскрикнула или что-то сказала, потому что затылок стал приподниматься, поворачиваться и, в конце концов, превратился в профиль… фати Томаса.

Полина сделала два шага назад и опрометью кинулась обратно в кухню. Прыгая из окна, она сильно ушиблась, но даже не почувствовала боли…

На следующее утро, улучив момент, когда Барбара занялась счетами евангелистского общества, она, не постучав, вошла в кабинет приемного отца.

— Я требую, — сказала она на чистом немецком языке, — чтобы вы немедленно отправили меня домой, в Россию. Слышите, немедленно…

К чести фати Томаса следует сказать, что он нашел силы поднять голову и посмотреть прямо в глаза «дочери». Но глаза Полины горели такой ненавистью, что Томас не выдержал и потупился.

— Хорошо, — сдавленным голосом произнес он. — Я найду возможность отправить вас домой… фрейлен Полина. Но при одном условии. Барбара ничего не должна знать…

— Хорошо, фати Томас. — Полина вложила в свое обращение столько презрения, что мужчина поежился. — Обещаю, что ваша жена никогда не узнает, с кем она живет.