— Его можете убить, нам главное член оставить.

Военные снесли Косте голову. Его мозги размазались по белым халатам докторов.

Член отсоединился от бездыханного тела Кости и одним махом сбил с ног и военных, и учёных.

Военные начали стрелять, случайно попадая друг в друга и в докторов. Член выбежал из здания и сел в первый попавшийся космический корабль, корабль сразу взмыл в воздух и через секунду покинул атмосферу неизвестной планеты для женщин с неизлечимыми венерическими заболеваниями.

На губах члена играла саркастическая улыбка.

Подходящая девушка

Она говорит мне:

— Видишь вон тот столик. Три парня. Пиво пьют.

Я говорю:

— Ага.

— Всё должно произойти очень быстро. Они футбол смотрят. Точнее, двое смотрят футбол. Один скучает. Ему с ними скучно. Он футбол не любит. Он и есть наша цель.

Один парень и правда стреляет глазами по залу. Смотрит на меня. Я отворачиваюсь. Достаю телефон и делаю вид, что разговариваю. Девять часов вечера. Бар переполнен. Негде продохнуть. Кислый запах пива и курева.

— Давай сейчас.

Я иду неуверенной походкой по направлению к их столику. Будто пьяный шатаюсь. Падаю возле их столика. Слышу, как смеются люди. Все смотрят на меня и те три парня… Они тоже смеются. Краем глаза я замечаю её руку. Худую и бледную руку с длинными пальцами. Она ныряет в боковой карман куртки, что висит на стуле. Парни ничего не замечают. Я поднимаюсь. Делаю круг по залу. Ловлю неодобрительный взгляд бармена и выхожу на улицу.

На улице очень холодно и темно. Вдалеке шумит автострада. Спустя минут пять она выходит.

— Тысяча гривен, — говорит она.

Мы едем ко мне домой на такси. По дороге заезжаем в супермаркет, берём вино. Она зачем-то покупает свечи. В доме горит только окно хозяйки.

— Тихо, — говорю ей. — Снимай обувь на половичке.

Хозяйка не любит, когда в коридоре оставляют грязь. Она не любит, когда приводят женщин. Мы крадёмся по лестнице на второй этаж. Половицы скрипят. Доносится плач ребёнка. Хозяйка высовывает крысиную мордочку из своей двери.

— Кто это? — недовольно спрашивает она. Близорукая худая старуха.

— Это я, тёть Лиль.

— Я знаю… кто это с тобой?

— Это моя сестра — Ира.

— Ага, — она закрывает дверь.

Мы заходим ко мне, и я поворачиваю ключ.

— Не включай свет, — говорит она.

Мы сидим в темноте. У неё длинные ноги и длинные руки.

— Зачем тебе свечи? — спрашиваю.

— Не люблю электрический свет.

— Ты у меня тоже что-нибудь украдёшь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты хороший и неудачник.

— С чего ты взяла?

— Живёшь в одной комнатке, в вонючем доме с хозяйкой… ты, наверно, еще и безработный?

— Нет.

— Дай угадаю: про себя ты называешь директора имбецилом, получаешь маленькую зарплату и на работе всех боишься?

— Ну не всех…

— А кого не боишься?

— Бухгалтера.

— Почему?

— Потому что она одинокая несчастная женщина с ребёнком и усами.

Она зажигает свечу.

— Ну что, будем трахаться? — спрашивает.

— Как-то не хочется.

— А кто с тобой в доме живёт?

— Хозяйка, я и семья…

— Что за семья?

— Да так, пацан залетел… молоденькая пара и трёхлетний ребёнок…

— Плачет по ночам?

— Орёт и плачет.

— Раздражает тебя?

— Очень.

— А хозяйка?

— Хозяйка — злая сука.

— Что думаешь дальше делать?

— Не знаю, что обычно.

— А что обычно?

— Поживу здесь немного, если поднимут зарплату — сниму однокомнатку.

— Домой не хочешь?

— В Гусятин? Что там делать… там от тоски повеситься можно. Я наливаю вино. Мы выпиваем. Она открывает дверь и выглядывает в коридор.

— А какая дверь семьи?

— Слева, самая последняя.

Она идёт по коридору. Скрипят половицы. Плачет ребёнок. Внезапно ребёнок перестаёт плакать. Она приводит его в комнату за руку. У малыша лицо, опухшее от плача. Под мышкой — красный самосвал. Она садится на пол под окном возле батареи и усаживает его к себе на колени.

— Родителей нет. Он там совсем один. Как тебя зовут, маленький?

Он молчит.

— Родители часто допоздна гуляют и приезжают пьяные. Или звонят утром хозяйке, чтоб та отвела его в садик.

— Как тебя зовут, хороший?

Не отвечает.

— Никитка его зовут, — говорю.

Она берёт его за ручку и рассматривает пальчики. Затем выпрямляет их. Никитка зачарованно смотрит на неё. Его глаза блестят в свете свечи. Всё еще полные невыплаканных слёз. Она зажимает ему рот и нос ладонью и откусывает мизинец. Он брыкается. Затем она откусывает безымянный, средний, указательный.

Никитка перестаёт брыкаться, и безвольное тело скатывается с её колен на пол. Она всё еще держит его за руку.

— Большие не люблю. Большие невкусные.

Она жуёт его пальцы. Хрум хрум хрум… Выплёвывает кости на пол.

— Ладно, — говорит. — Пойду к хозяйке.

Спустя минут пять она втаскивает хозяйку в комнату за ноги. У хозяйки из носа, рта и ушей тоненькими струйками льётся кровь.

— Ты мне пол испачкаешь, — говорю. — Что я завтра хозяйке скажу? И в коридоре тоже кровь?

— Ну, немного.

— Вот не люблю кого-то приводить. Грязь оставляют. Потом хозяйка ругается.

— Ничего страшного, скажешь ей, что это не ты.

Она выпрямляет костлявые пальцы хозяйки и лижет их. Затем сосёт перстень. Обручальное кольцо. Облизывает бородавку между указательным и средним пальцами правой руки. Я давно знаю эту бородавку: часто смотрел на неё на кухне, когда хозяйка стряпала.

— Хочешь мизинчик? — спрашивает.

— Нет.

— С чего-то же нужно начинать.

Она кладёт мизинец себе в рот и хрустит им. Чавкает.

— Не чавкай, — говорю.

— Не нравится?

— Моя бывшая девушка постоянно чавкала. Иногда мне кажется, что мы из-за этого и расстались.

— Хорошо, не буду…

Она обгладывает остальные пальцы.

— Ты голодный?

— Да у меня язва, от вина тошнит немного.

— Тогда идём на кухню. Я тебе что-нибудь приготовлю.

Я недоверчиво смотрю на неё.

— Не бойся. Я всё поняла. Ты честный. Не воруешь и не грубишь. Ты мне нравишься. Я приготовлю тебе самый пышный омлет на свете.

— Яиц в холодильнике нет.

— А у хозяйки?

Она шлёпает хозяйку по щеке.

— Эй, хозяйка! Что ж ты за хозяйка без яиц?

— Она в какой-то секте, там не едят мясо. Она мне однажды сказала, что яйца — это куриная течка, потому что человек развратил курицу.

— Какие глупости.

Мы спускаемся вниз. Она идёт со свечёй. Скрипят половицы. Кажется, на улице пошёл снег. Или это ветер поднял белую блестящую крошку с крыш и деревьев. «Наконец, у меня появилась хоть какая-то девушка, — думаю. — Тяжело быть одному». Все сейчас хотят многого. У всех странности.

Я спускаюсь в подвал и набираю в ведро картофель.

Она садится возле мойки и начинает его чистить.

— Как думаешь, у нас с тобой что-нибудь выйдет? — спрашивает.

— Думаю, да… вот только…

— Я тебе не нравлюсь?

Она выпрямляется в полный рост и задирает свитер. Расстёгивает лифчик. Полная грудь размера третьего. Острые тёмные соски. Такие желанные и родные.

— Что только?

— Ладно, проехали…

— Нет, скажи… я и сама уже долго никого не могу найти. Все какие-то дебильные. Машины, гоночки, мобилы, пиво, минеты, футбол, жратва, сауна, уги, боулинг, концерты, опера, дети…

— Ты не могла бы выковыривать чёрные глазки из картошки?

Голоса человечков

Ночь. Я печатаю халтуру для передачи про полтергейст. Утром нужно сдавать. В одиннадцать. Пришла Маша и села на кровать. За окном — ливень. Уже два дня льёт. В некоторых городах объявили чрезвычайное положение. Благо наша коммуналка находится на горе.

— Почему ты не спишь? — спрашиваю Машу и печатаю не отрываясь. История про то, как у одной домохозяйки из Чернигова в доме жили вонючие призраки кошек, и весь дом жаловался на бедную женщину. А бедная женщина пожимала плечами и говорила: «Я же не виновата, что вонючие кошки-призраки поселились именно у меня».