16 февраля Севка будет у нас на секции выступать с сообщением о положении в критике ф-ки. Заодно хочу с ним кулуарно поговорить о Медведеве и Ко.

Вот пока и все. Жму руку, твой [подпись]

P. S. Девочкам — поцелуи!

Письмо Аркадия брату, 18 февраля 1976, М. — Л.

Дорогой Борис.

Я здесь обратно сильно приболел и по сей день вынужден сидеть дома, однако некоторые новости все же имеются.

1. Пришел договор из ВААПа по «Дас Нойе Берлин» на издание «Сборника рассказов» (наш именной сборник: как я понял, туда будут включены рассказы из П22В, отрывки из «Стажеров» и «Частные предположения»). Договор на двух параллельных языках и на 6 стр. плюс 3 стр. приложений.

Подписываю и отсылаю два экза, а два (если не ошибаюсь — лень ворошить эту груду бумаги) остается у нас.

2. С совершенно неожиданной стороны проявился Тарковский. От него до сих пор нет ни гласа, ни послушания, и я, потеряв терпение, позвонил в контору Эксперимент-студии. И что же? Сценарий распечатали еще на той неделе. Но! Тарковский хочет порвать с Эксперимент-студией и перейти в объединение Райзмана (все это, конечно, Мосфильм, и что лучше — я понятия не имею, однако мог же Андрюшенька-душенька хотя бы в известность меня поставить обо всем!).

3. В последний день моего здорового состояния — прошлую пятницу — я встретился с неким Эриком Симоном все из того же «Дас Нойе Берлин». Милый парнишка, он будет писать предисловие для вышеупомянутого «Сборника рассказов». Привез мне экз ДР в их издании. Очень мило.

4. Как только смогу выходить, иду в гонорарный отдел ВААПа. Какая-то там путаница, надо разобраться. Я им звонил, но с телефоном шутки плохи, и мы договорились встретиться и посмотреть — это по ГДР. Заодно попробую выписать данные и по Польше, Чехии и др.

5. Касательно встречи — ничего неизвестно. Пока не будет худсовета по сценарию, работать не имеет смысла, да и сценария у нас нет. Будем ждать.

6. Звонила Бела. Они опять требуют журнальный вариант ДоУ — через Главлит-де слишком долго (это для Лундваля). Так что пятьдесят рублей за перепечатку ушли в трубу. А откуда у меня экзы? Все давно им же скормил. Буду сопротивляться.

7. Звонили из Детгиза и потребовали определенности. Я им твердо сказал: сборник будет ПНвС плюс ПиП. И продиктовал аннотацию.

Такие дела. Обнимаю, жму, твой Арк.

Привет Адке и Андрею.

О посещении АНа (и событиях, предшествующих посещению) Эриком Симоном вспоминал Вл. Гаков.

Из: Фантариум

<…>

Вл. Гаков: В году эдак 1975–1976 (точнее уже не вспомню) в Москву прибыл молодой писатель, переводчик и редактор берлинского издательства Эрик Симон. Ему необходимо было встретиться по делам со своими авторами — Аркадием Стругацким, Киром Булычевым и со мной, тогда начинающим критиком. Встречу назначили на дому у Кира Булычева, который тогда жил в тесноватой квартирке на Мосфильмовской улице, производившей на неподготовленного посетителя впечатление музейного склада: везде валялись старинные кивера, каски, шлемы, кажется, даже кремнёвые ружья и кое-какое холодное оружие. Не говоря уж о коллекции орденов и прочих регалиях, слава о коей ходила по всей Москве.

Иностранного гостя и, что существенно, издателя решили встретить достойно, по-русски. Короче, у нас с собою было, кажется, бутылки три хорошего коньяка. Однако гость, несмотря на молодость, в ту пору страдал язвой — и ограничился молочком; а коньяк употребила «принимающая сторона»: два мэтра фантастики и один начинающий критик (в ту пору еще употреблявший). К концу деловой встречи трезвый Эрик, аккуратный и педантичный, как все немцы, изумленно взирал на то, как живут и развлекаются советские фантасты: Аркадий Натанович и я уже успели примерить многие из экспонатов коллекции, а сам хозяин вытащил откуда-то совершенно допотопную фотокамеру-«гармошку» на треноге и, каким-то шестым чувством наводя фокус, фиксировал для потомков это историческое действо.

<…>

О своих приключениях в СССР вспоминает Эрик Симон:

Симон Э. Воспоминания

Впервые я в Москве был в феврале 1976 г. Шел по редакциям, интересовался их продукцией в области НФ, детектива и приключенческой литературы и предлагал нашу. Принимающей организацией было изд-во «Мир» (мы вместе с ними издали советскую НФ на немецком языке); очень любезно, даже дружески меня также принимали в «Знании» и в «Знание — сила», в «Вокруг света», «Детской литературе» и в ВААПе, где тогда работала Белла Клюева. (Правда, там я не сразу нашел ее комнату, спросил где-то поблизости и вызвал панику у одного начальника — ходит себе по зданию иностранец, да еще, так сказать, иностранец беспризорный!) Встретился с Ковальчуком, Ревичем, Григорьевым, переводчиками… Но атмосфера была явно тягостная, все чего-то боялись, в частности, выдать информацию, которую могли бы использовать против них, причем впечатление было такое, что это может касаться буквально любой информации. Миша Ковальчук мне тогда рассказал, что уже на одну весть, что как будто существует новое произведение Стругацких, их враги начинают кампанию против сего произведения. Кое-кто пустил слух, будто Стругацкие подали заявление на выезд в Израиль, в связи с чем АНС объявил (по словам Ковальчука), что «Стругацкие никуда не будут выезжать, разве что на советском танке». (А я лишь тогда, по глупости своей никогда не задумавшийся об их отчестве, сообразил, что Стругацкие — евреи. По общему восприятию то есть, ведь не по закону: ни по советскому паспорту, ни по галахе, даже не по пресловутым нюрнбергским законам. Знал я тогда несколько евреев в восточном Берлине, там, например, в одной семье папа был профессор по евреистике, мама — профессор по марксистско-ленинской философии и член партии, плюс двое взрослых детей, все явно неверующие, но в синагогу они все ходили, на дверном столбе квартиры мезузу имели, кашрут хотя бы по праздникам соблюдали. Ничего подобного я в СССР никогда не видел и только со временем понял, почему не мог видеть.)

Одним словом, порядки я в 1976-м застал как у Кафки. Или как в Управлении в «Улитке». Не принимали меня тогда у себя два человека, с которыми мне надо было встретиться по линии работы: Аркадий Натанович и Юрий Медведев. Последний наотрез отказался принимать меня в редакции; причину, которую он называл, я забыл (ремонт? переезд?), но помню, что это был явно предлог (ведь ко мне в гостиницу прийти он тоже не желал), и о настоящих его соображениях так никогда и не мог догадаться. Но он согласился встретиться со мной на улице, «неофициально», вот мы с ним полчаса или больше ходили по Москве; он мне рассказал, что вообще самое важное в советской НФ — из Сибири и о Сибири, БАМ и все это, и не хочу ли я, чтобы «Молодая Гвардия» мне организовала командировку в Сибирь? Стояли февральские московские морозы, и это меня сильно клонило к ответу, что нет, спасибо, в Сибирь мне, пожалуй, рано. (Тот же самый ответ пригодился несколько лет позже, когда в издательстве МИР вдруг сообразили, что я уже несколько раз в Москве бывал, а в Мавзолей меня еще не водили. «Вы что, в Мавзолей не хотите?» — «Да рано мне…»)

Может быть, АНу было просто неудобно принимать меня у себя дома, но вполне допускаю возможность, что он мне тогда не очень доверял. Но согласился он встретиться со мной у Булычева, с которым у меня все равно встреча была назначена. Присутствовал при этом и Миша Ковальчук. Впечатление у меня тогда было, что АНС долго не бывал у Можейко; во всяком случае, Игорь не удержался от демонстрации нескольких предметов из своего богатого собрания мундиров, орденов и знаков отличия, кажется, даже саблей махал; фотографировали, а потом одевали АНа.

Либо еще в 76-м у Булычева (надо бы спросить Мишу Ковальчука, помнит ли он такое), либо в начале 80-х мне рассказали весьма любопытную историю. Я помню так, что это рассказал сам Аркадий Натанович, но после долгих попыток вспомнить обстановку (лет тридцать прошло!) я теперь уже не исключаю, что это ложная память — рассказать это мог также кто-то из узкого круга тех товарищей АБС, с которыми я тогда общался — Булычев? Ковальчук? Ревич? И даже если рассказал сам Аркадий Натанович, то не берусь судить, придумал ли он эту историю на месте или что-то подобное на самом деле случилось. Но в отличие от обстоятельств саму историю я запомнил весьма подробно.