— Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, — вкрадчиво ответил Патрик. — Нет, я, конечно, понимаю тебя. Твой избранник, несомненно, знал, как увлечь неискушенную девицу — у него ведь такая практика. Но спросила ли ты себя, крошка, почему он женился на тебе?

— Потому что он меня любит! — запальчиво бросила Энн.

На миг ей показалось, что этому охотнику за наследством все известно. Но даже если и нет, он, без сомнения, что-то подозревает, была вынуждена признать Энн.

В комнате горел только ночник, и спальня показалась ей удивительно уютной и интимной.

А может, все дело в этой кровати? — подумала Энн. Кровать была похожа…

На что же она была похожа?

Энн поспешно отвела взгляд. На что она, во всяком случае, не была похожа, так это — на обычную постель для одной персоны. Это уж точно.

Энн нехотя вылезла из ванны и потянулась за полотенцем. Лежа в воде, она испытывала такое восхитительное чувство расслабленности и умиротворения, что едва не уснула.

Все еще во власти этого чудесного ощущения, она прошла в комнату, чтобы взять ночную рубашку, и вдруг остановилась. Все ее хорошее настроение мигом улетучилось. Она вспомнила, что оставила и рубашку, и белье, и все прочие вещи в своей прежней спальне.

В этой суматохе с подготовкой комнаты, в стычке с Патриком, свалившимся как снег на голову, она совершенно забыла перенести сюда свою одежду.

«Чертов дядька», — чуть не вырвалось у нее.

Прикусив губу, «неискушенная девица» в замешательстве смотрела на дверь. Пробежать ли быстренько до комнаты прямо как есть, в полотенце, или все же одеться на тот случай, если ей попадется трижды неладный родственничек.

Она все еще раздумывала, когда дверь комнаты распахнулась и появился Рейт. Энн уставилась на него.

— Ты же собирался быть часа через полтора, — удивилась она, крепче придерживая полотенце.

— Там начал рыскать наш любознательный гость и делать всякие намеки насчет молодых мужей, которые забывают про своих юных жен.

— Он все еще там? — беспокойно спросила Энн.

— Да. Похоже, он перетаскивает наверх какие-то вещи. А что?

Она недовольно поморщилась.

— Я забыла принести одежду из моей комнаты.

Рейт беспечно пожал плечами.

— Значит, принесешь завтра. Если он о чем-либо спросит, скажешь, что не успела до свадьбы.

Энн зябко поежилась в своем полотенце.

— Да нет, — пришлось объясняться ей, — ты не понял. У меня совсем ничего нет. Ни-че-го, — с ударением повторила она. — Ни белья, ни ночной рубашки — все в той комнате. И там же — дорожная сумка, с которой я приехала, — сокрушенно добавила неудачница.

Ей стало не по себе от взгляда, которым одарил ее Рейт.

— Я просто начисто забыла, — оправдывалась она. — С этим Патриком, с уборкой комнаты… Придется теперь идти за вещами.

— Не пущу, — прозвучал его твердый ответ.

— Но мне нужна ночная рубашка, — в панике запротестовала Энн. — Мне не в чем спать. Тебе хорошо — твои вещи здесь.

Действительно, миссис Диджен распаковала сумку мистера Уолстера, которую тот принес из своей комнаты, хотя он и сказал, криво усмехнувшись, что удобнее было бы распаковать самому.

— Новобрачные, — наставительно заговорил Рейт, — не выпрыгивают из супружеской постели в поисках ночной рубашки, и поступать так в нашей ситуации, когда по дому бродит соглядатай, очень неосмотрительно. Боюсь, что, по крайней мере сегодня, тебе придется спать как есть — голышом.

— Нет! — стыдливо всполошилась скромница и уставилась на него. — Я не могу!

— Отлично сможешь, — возразил он. — Я всегда так сплю.

Охваченная ужасом, Энн переводила взгляд с него на огромную кровать и обратно.

— Я не стану спать с тобой на этой кровати, если мы оба будем неодеты, — чопорно заявила она наконец.

— Почему? — спокойно спросил Рейт.

Энн озадаченно поглядела на него. Что значит, почему? Разве непонятно?

— Ну… просто потому что так не делается, — пробормотала она.

Брови Рейта взлетели вверх.

— Как это? По-моему, миленькая, у тебя очень странные представления о браке. Уверяю тебя, что именно так оно и делается.

Он помолчал, наблюдая, как она упрямо ковыряет босой ногой ковер, опять заливаясь краской с головы до ног.

— Нет ничего, слышишь, ничего более приятного и ласкающего, чем прикосновение одного тела к другому, кожи одного к коже другого.

При этих словах странный дурман охватил все ее существо, и вместе с ним ее словно иглой пронзило какое-то болезненное, томительное желание. Она почувствовала пугающее горьковато-сладкое волнение. «Одного тела к другому…» Он ведь не говорил ни о ком конкретно, почему же ей стало так душно, почему воображение рисует картину именно их тел?

Ей сделалось совсем жарко, и пришлось присесть на дальний угол кровати.

— Ну куда же ты, Энни? — искушающе поддразнил его голос. — Опасаешься, что твоя пламенная страсть ко мне может выйти из-под контроля? Что при виде моего обнаженного тела рядом с своим ты не выдержишь?

Энн понимала, что он всего лишь шутит, смеется над ней, но по какой-то неведомой причине вместо облегчения от его стремления разрядить обстановку она чувствовала еще больший трепет.

Судорожно пытаясь проглотить застрявший в горле ком, девушка боялась признаться самой себе, что же означает это чувство. Не решаясь даже заговорить, она, словно впав в детство, схватила подушку и с досадой запустила в своего искусителя.

Уже открыто смеясь, он поймал ее с необыкновенной ловкостью.

И не успела она опомниться, как он стремительно оторвал ее от постели и со смехом поднял, не обращая внимания на брыкания и требования отпустить.

По-прежнему смеясь, Рейт опустил Энн на пол, убрал руки с ее талии, и тут она почувствовала, как полотенце заскользило вниз.

Момент был точь-в-точь как тогда, в замке. Пока она непослушными пальцами отчаянно старалась приподнять полотенце выше, до нее донесся тихий голос Рейта:

— Наверное, ты права, Энни. Вероятно, это не такая уж удачная мысль — спать на одной кровати. Но, боюсь, у нас просто нет выбора. Ты понимаешь — нет! — повторил он неожиданно жестко. — Так что придется поступать так, как велит ситуация. Во всяком случае, на этой проклятой постели достаточно места, чтобы не мешать друг другу.

Так мне и надо, что он разозлился, думала Энн, когда Рейт скрылся в ванной, оставив ее одиноко и потерянно зарываться в простыни. Не будь такой дурой и не забывай свои вещи!

В глазах у нее застыли слезы, ноги закоченели. И зачем было показывать себя такой законченной идиоткой и устраивать шум из-за этой рубашки? Судя по тому, как резко изменилось поведение так называемого мужа, увидевшего ее обнаженной, совершенно ясно, что он не испытывает по отношению к ней каких-либо чувств.

Это, в сущности, было совершенно правильно. Так и должно быть. Ничего другого она никогда и не ожидала, а, значит, все в порядке, твердила она себе, лежа на самом краешке холодной постели, закрыв глаза и стараясь не прислушиваться к звукам из ванной.

В отличие от нее Рейт, очевидно, предпочитал душ. Чувствуя себя совсем потерянной, Энн болезненно поежилась, стоило ей лишь представить его нагое тело, гладкую кожу, блестящую, словно тяжелый дорогой атлас.

Ведь он ей совершенно не нужен. Конечно же, нет. Он ей даже не нравится, не говоря уже о любви.

Всхлипнув, она натянула на ухо свободную подушку, отключаясь от режущих ее слух звуков.

Энн разбудил стук. Кто-то колотил в дверь спальни. Услышав свое имя, она с тревогой узнала голос Патрика.

Но где же ее благоверный защитник? Энн почувствовала неловкость, когда сообразила, почему ей было так тепло и уютно и не хотелось просыпаться. Да потому, что она переместилась с края постели и теперь лежала посередине, свернувшись клубочком возле Рейта.

— Лежи, лежи, Энни, не волнуйся. Я пойду узнаю, что ему надо. — Он поднялся и включил ночник, одновременно спуская ноги. Энн поспешно отвела взгляд.