После перерыва я встретился с греком Илиадисом. Этот тип достал меня своими просьбами о скидках. Нудный разговор, состоявший из повторяющихся фраз и заклинаний, продолжался около часа. Под конец эта история стала меня уже забавлять. Но когда грек предложил тридцать тысяч долларов наличными за снижение цены на десять процентов, я решил рискнуть и подписал контракт. Выговор от руководства фирмы обойдется мне значительно дешевле тридцати тысяч долларов наличными. Человек, если захочет, может выйти из любого самого трудного положения, тем более я в этой конторе, похоже, последние месяцы. Так почему бы не отбросить щепетильность? Итак, сегодня я стал еще ближе к своей цели — открытию собственного бизнеса.

Я выскочил из офиса раньше, чем было положено по графику. Надо было сдать в Альфа-Банк наличные от Илиадиса. После банка перекусил, зашел в шахматный клуб, сыграл несколько партий и направился домой отдыхать…

— Эксперименты с одним этносом меня не очень устраивают, — бормотал себе под нос профессор. — Не нахожу ничего особо привлекательного в изменениях Парфенчикова. Синтез двух генотипов — русский и немецкий и русский и еврейский — не впечатляет меня. Если продолжить опыты по этой же технологии, то, скорее всего, результат будет похожим. Необходимо сотворить нанопилюлю, объединяющую четыре избранных этноса. Ведь вся история человечества сопровождалась межэтническими мутациями. Цивилизации укреплялись благодаря тому же фактору. Я поставил научную задачу усовершенствовать среднего россиянина и просто обязан продолжить исследования. Пока оставлю Петра Петровича безмятежно спящим. Чтобы вывести идеальную нанопилюлю, весьма интересно взглянуть на него завтра в той же роли менеджера по продажам судов, но без внешнего генетического воздействия. — После этих слов очкарик временно исчез.

Петр Петрович проснулся и начал нехотя собираться на службу. «На что она мне, эта работенка, — навязчиво лезло в голову Парфенчикова, — зачем мне пара тысяч долларов в месяц? Что я, финн или швед какой-то, чтобы копить гроши? Ну и жуткая жизнь у европейцев… Складывать по доллару на черный день? Отказывать себе в удовольствиях? Уж нет! Никогда! Чтобы весь вечер просидеть в баре за кружкой пива и растерянно улыбаться случайному русскому гостю, опустошающему стаканы с дорогими напитками и тискающему запредельных красоток?»

Несколько угнетенный, Петр Петрович поплелся в ванную и, без любопытства взглянув в зеркало на свою невыразительную физиономию, впал в еще большую хандру. «Может, послать работу ко всем чертям? — пронеслась мысль. — Промучился три года на продажах, а понт-то какой? Нет его! Перспектива тоже не просматривается. Другие миллиардами ворочают, а я чужими суденышками торгую. Да и продаются они с трудом, нет, чтобы очередь выстроилась. Мне другая картина по душе: не я клиентов ищу, а они за мной бегают. Подношения несут, чтобы других обойти, контракт с черного хода заключить. В этом случае можно на высокий гонорар наличными от клиентов рассчитывать, да и шанс премию от работодателя получить реально возрастет. А то жуткая несправедливость, — ищи покупателей сам. Дурость! Где ж их найдешь? Что, ночами рыться в Интернете? Писать письма всем заинтересованным фирмам страны, мира? Регулярно просматривать газеты и журналы, выуживая из них возможных покупателей? Это значит перечеркнуть личную жизнь, забыть ее радости. Нет! Ах, не буду я бриться, чистить зубы, а вернусь-ка в кровать. Дерну стакан винца, изгоню из головы хандру, наполню сердце бахусной нежностью и утону в мечтаниях об устройстве России».

Зная по опыту, что без горячительного напитка на такие темы рассуждать непозволительно, он торопливо выпил стакан каберне: открытая бутылка с вечера стояла на тумбочке перед кроватью. Красное вино всегда представлялось дрожжами восторга! Вначале медленно и глухо, но потом все громче в ушах зазвенели колокола. Их всепроникающий упоительный перезвон волновал, трогал, наполнял все мое существо искренней любовью к Отечеству. Тут же в глубине сознания стали возникать странные видения. Парфенчиков шел по центральной улице Небесного Спокойствия. Это была Москва, но совершенно другая, перелицованная. Физиономии богато одетых людей, стоящих у своих «Порше», «Мазератти», «Бентли» и других элитных автомобилей, выглядели унылыми и какими-то даже униженными. Казалось, они стеснялись своего положения, которое было вовсе не завидным. Большинство из них недоуменно наблюдали за восторженным поведением сограждан из другого сословия. Нищенская одежда, неподдельная искренность, безудержная веселость, чрезвычайная любезность вызывали у богатеев тревожную зависть. Создавалось впечатление, что голытьба навсегда отняла у них жизненное пространство и привилегии. Но ведь это же не семнадцатый год? Не видно матросов с маузерами и рабочих с берданками. На улицах и площадях нет кумачовых полотнищ с революционными лозунгами. Вместо броневиков с солдатами по улицам разъезжают тысячи счастливых велосипедистов. Кажется, они прочно ухватили за хвост свою мечту и в восторге идут за ней, не оглядываясь. Россияне грезят о будущем человечестве, о собственной генетической эволюции. На роскошных лимузинах в завтра не уедешь — эту аксиому усвоил каждый. Долой бутики, дома мод и кутюрье! Прочь омрачающие душу праздники вкуса, ароматов, антиквариата, текстиля, роскоши! Долой секс, бордели, магазины, спортивные состязания, курорты шикерии, кремы и лекарства, оскверняющие плоть! И в миг душевного национального подъема невероятной волшебной силой навсегда отбрасывается потребительская ментальность. На смену торжественным маршем вступает новый мир — духовный. В нем две главнейшие профессии — ученый и библиотекарь. И больше никого нет! Нет! Теперь главный вопрос жизни — не в каком доме ты живешь, не какую марку часов носишь, не на каком автомобиле ездишь, не в какие бренды одеваешься, не во сколько каратов твой перстень и ожерелье, а о чем думаешь, чем заняты мозги, что грандиозное создаешь, о чем вдохновенно мечтаешь! Этот поток соблазнительных мыслей вызывает желание выпить еще стакан вина. После нескольких глотков жутко захотелось, чтобы Россия стала первой интеллектуальной страной в мире. На ум стали быстро приходить волнующие темы: форма жизни в органических веществах двойных спиралей, вопросы всемирного тяготения в процессе самоорганизации Вселенной, проблемы физических констант, синергетика и глобальная эволюция… Тут русские должны быть впереди планеты всей. Соотечественники способны решать такие задачи. Но едва он успел допить каберне, как страстное желание изменить мир обрело реальное выражение. Энергия потребительства путем какого-то тайного фотосинтеза обернулась в русском человеке маниакальной тягой к духовности. Химеры роскошного досуга сменились вулканическим движением мыслей. Такое ощущение, что нашим людям теперь страшно захотелось познать все тайны мироздания. Стройно сливаются счастливые голоса. Прямо на асфальте тротуара кто-то вычисляет объем Вселенной. Другая группа вслух пытается расшифровать загадку Первого взрыва. Молодежь жарко полемизирует о транспортных сферах Млечного Пути. Несколько пожилых людей громко спорят о скоростях галактик Третьего радиуса… Куда ни бросишь взгляд, к чему ни прислушаешься — повсюду звучат академические термины. Эти картинки столичного быта наполнили неслыханной радостью. Россия возрождается! Захотелось еще пригубить вина, чтобы острее ощутить безграничную свободу.

Наконец он взглянул на часы. Стрелки показывали 7.50. «Опять опоздал на работу, — подумал Петр Петрович. — Да и бог с ней. На что она мне?» Нехотя почистил зубы, почемуто не добрился, одну сторону щеки оставил заросшей, влажной салфеткой протер лицо и руки. «Многие из моих коллег приходили в офис в галстуках, в костюмах, — размышлял Петр Петрович, — а мне было наплевать на карьеру. Сегодня я оделся, как обычно, демократично: джинсы, летняя трикотажная рубашка с короткими рукавами, спортивная обувь. Когда я входил в помещение фирмы, мне хотелось, чтобы все видели, как я плюю на дисциплину. Даже чтобы сам шеф обратил внимание на мое опоздание. Поэтому я так хлопнул дверью, что здание буквально задрожало. Пусть все знают: пришел Петр Петрович Парфенчиков. Пришел с очевидным опозданием! — ухмыльнулся он. — Честно сказать, совсем нередко хотелось, чтобы меня выгнали с работы. Даже, как говорится, с треском. Имидж изгоя нравился мне значительно больше, чем собственная карьера и высокая зарплата. Я ведь не видел никакой существенной разницы между окладом в две тысячи долларов и пособием по безработице в двести долларов. И той и другой суммы хватало мне всего лишь на один вечер. Ну, может, на два. Как в этих условиях дорожить местом? Да никак! Не успел я войти в кабинет, как ко мне подбежала секретарь нашего отдела: “Петрович, две дамы из Норвегии уже ждут тебя в комнате переговоров. Поторопись, шеф два раза о тебе спрашивал…”