— Сто тысяч тоже деньги, спасибо, — вернул Ефимкина из мимолетных размышлений голос Михаила Александровича.

— Твое великодушие меня изумляет, — с обидой произнесла Яночка. — Я тебя не узнаю, ты не споришь, не поднимаешь цену. Не колдун ли этот сибиряк? Я стала невольным участником ваших деловых переговоров. Могли бы это обстоятельство учесть и предложить мне несколько тысяч на накидку из шиншиллы.

— У нас в Сибири не принято делать подарки малознакомым женщинам, тем более имеющим могущественных кавалеров, — проворчал Ефимкин. — У вас сегодня вечер расставания. Вполне возможно, что на глазах еще появятся горькие слезы или я услышу крики восторга. Думаю, что в придачу к прощальному «Чао!» весьма кстати окажется и накидка из шиншиллы. Она останется в памяти, как и дни совместного проживания. — Леня прав! Я согласен! Сколько стоит это чудо? — усмехаясь, спросил Картузов. — Я часто давал подругам деньги, но никогда не интересовался, каким сокровенным желаниям они служат.

— Легкий полушубок стоит двадцать пять тысяч долларов! — сверкнула Яночка большими глазами, закусив алую губку. — А вы, вы, Леонид, — девушка направила на него долгий испытующе-холодный взгляд, — чем порадуете молодую очаровательную женщину, от которой ждете помощи в налаживании светских контактов? Бриллиантовое колье, двухкаратный бриллиант, гранатовый браслет, сапфировые сережки? Если они украсят меня и все вокруг начнут спрашивать, откуда у меня эти великолепные вещицы, то я, нежно поглаживая ваш презент, воскликну: «Это подарок отменного мужика из Сибири. Он понимает толк в бизнесе, но не меньше ценит умных женщин». Такая реклама, Леонид, стоит значительно больше того, во что можно оценить любое ювелирное изделие «Булгари» или «Картье». Что скажете, голубчик?

— Давайте перенесем этот разговор на конец вечера. Я занят сейчас другими мыслями. Мне надо прийти в себя. Новость сбила меня с толку. Извините… — Ефимкин отвел раздраженный взгляд в сторону. «Зачем Мишка при ней затеял деловой разговор? Какая неосмотрительность. Да и будет ли это назначение? Цель тем заманчивей, чем труднее ее достичь, а я стал человеком мнительным, суетливым и боязливым. Сколько сил надо сейчас иметь, чтобы не расспросить Михаила обо всех деталях. Но при Янке делать это никак нельзя. Иначе вся Москва с молниеносной быстротой узнает мельчайшие подробности старта ефимкинской карьеры. От такой молвы не отмоешься и оплеванный вернешься в Кан. Надо молчать, молчать, Леонид Иванович. В этом случае молчание и впрямь может обернуться золотом. Мой новый проводник по столице Михаил Александрович — человек достойный, для меня отношения с ним послужат наилучшим трамплином к заветной цели».

— Не приставай, Яночка. Я частенько учил тебя: без особой крайности не понуждай людей к затратам, — весело бросил Картузов. — Леня, ты ее прости, Яночка — чудесный человек. Я был с ней счастлив, как ни с кем другим. Давай, Янка, договоримся. В прощальный вечер выскажем друг другу все претензии, которые оставались у нас в душе и на сердце. Мы должны очиститься, простить обиды, если они были, и перестроиться на деловой лад. Мы сможем прилично заработать. А Леонид Иванович с его теплотой и русской задушевностью станет нашим партнером. Его благосклонностью надо пользоваться умеренно, и в этом случае он сам пойдет навстречу, выражая благодарность за наши протекции. Другого ему ничего и не нужно. Только порекомендовать его полезным людям. Ведь он свое дело знает. А я могу ему довериться, потому что чувствую: Леонид вобрал в себя всю сибирскую мощь. Я видел его в деле, это сильный человек. Итак, начинай. Как иракский журналист запустил ботинок в Буша, так и ты брось в меня первый упрек. И никакой жалости! Я совершенно не стесняюсь Ефимкина, более того, призываю его стать третейским судьей. Не против? — обратился он к сибиряку.

— О’кей!

«Слава богу, что исчезла из обсуждения тема драгоценных камней и презентов», — пронеслось в голове Леонида Ивановича.

— Ты призываешь к открытости? — ответила тем временем Яна. Готов услышать все? Я, конечно, не ручаюсь за свою правоту, но претензий у меня накопилось немало! Были сомнения, высказать их или нет. Ну, а если ты сам требуешь… Впрочем, судья между нами мне не нужен. Чтобы человек, прибывший два дня назад из Сибири, смог рассмотреть в нашей распутной столичной жизни истинную суть… Очень сомневаюсь. Лучше пусть сидит и помалкивает. Мне кажется, он как раз об этом мечтает, — заметила она, сверкая красивыми глазами. — Первое. Я постоянно чувствовала, Михаил, что блага, заработанные в период нашей совместной жизни, ты направлял исключительно в одну сторону, словно меня не существовало. Соглашусь, что между нами не было договора о разделе прибыли или о моей, пусть даже мизерной, доле в твоих доходах. Но последние девять месяцев я почти всегда была рядом с тобой. И часто способствовала заработку. За это время только при моем, хоть пассивном, участии ты заработал — а я, зная, что мы сегодня прощаемся, подсчитала — более семидесяти миллионов долларов. А если вспомнить конкретные сделки, то пассивной я оказывалась чрезвычайно редко. Я активно работала на твою прибыль. Могу предположить, что, помимо этого, ты заграбастал столько же. В совокупности это сто сорок миллионов долларов! А что я? Мой месячный оклад в пятьдесят тысяч долларов, редкие подарки к дню рождения, дню ангела, в честь первых ста дней… Считаю, что в день расставания справедливо получить от тебя аккордный миллион долларов. Это меньше, чем полтора процента от общей суммы. Просто сущая мелочь. В этом случае все другие претензии автоматически снимаются.

Официант принес пармезан, оливки и другие закуски.

— Дорогая, — миролюбиво парировал Картузов, — если подсчитать стоимость подарков, то они потянут больше чем на миллион долларов. И, говоря высокопарно, делал я их по велению души, по зову сердца. Я благодарил тебя за счастливые минуты. Ты великолепна. Если бы я жил в XIX–XX веках или раньше и встретил такую девушку, как ты, я бы непременно сделал предложение. И тогда весь мой доход оставался бы в семье. Но мы живем в настоящем времени. Наше поколение ушло от традиционного брака. Почти у всех моих друзей по три-четыре семьи, причем, слово «семья» надо взять в кавычки. И по два-три перманентных романчика. Человек дальнего или близкого прошлого мог позволить себе иметь одно семейное счастье, но это вовсе не предел. Почему нельзя иметь три, семь, пятнадцать счастливых семей? Если наш интеллект способен одновременно производить миллион в десятой степени операций, то почему душа, сердце способны лишь на мизер? Одну любовь, одну семью, преданность одной женщине? Наш биологический вид, дорогая, постоянно, без передышки, совершенствуется. И даже в дни кризиса некоторые идущие в ногу со временем позволяют себе несколько больше того, что в нас укоренилось из прошлого. А что становится традицией? Прежде всего наши слабости. Дерзновенная мысль — удел немногих сильнейших людей. Поэтому ей трудно стать законодательницей мод. А общественные шаблоны показывают лишь уровень массового сознания. Ты, Яночка, была моей лучшей женщиной с октября 2008-го по июль 2009-го. Но я, Михаил Картузов, как все люди, постоянно мутирую. В августе 2009-го я уже другой Михаил Картузов. А в феврале или в апреле 2010-го опять буду иной. И ты тоже другая, потому что так же, как и я, мутируешь. Слово «мутация» можно легко заменить на «обновление», «изменение». Если мы признаем, а наука тут великолепный подсказчик, что наш вид пребывает в постоянных мутациях — ведь это основной закон эволюции, — то станет понятно, что в основе нового подхода к семье лежит принцип социальной свободы. Что является фундаментом добротной жизни для масс? Исключительно капитал! А основа индивидуальной свободы редких особей — интеллект! Что нас, мужчин и женщин, на массовом уровне удерживает от разводов? Только финансовый вопрос! Почему у богатых людей развод, романчик, сторонние связи — дело привычное, не вызывающее глубокой депрессии? Налицо изящная взаимозаменяемость! Простился с одной или с одним и тут же нашел (нашла) другую, другого. Обязательно и притом сразу! Гарантом того, что физическое одиночество при этом тебе не грозит, выступает банковский счет. Для человека без солидного капитала семейный разлад означает крушение защищенности и опоры. А для богатого — прекрасную возможность открыть мир новых человеческих связей и эротических переживаний. Дело совершенно не в том, кто лучше, а кто хуже. Каждая из временных спутниц жизни по-своему прекрасна. Брюнетки, шатенки, блондинки. С одной ты говоришь на английском, с другой — на немецком, с третьей — на иврите… Одна необразованная, но кроткая и нежная. Вторая начитана, утонченный собеседник, предпочитающая тему принципиального отрицания духовных начал. Третья увлекается флористикой, знает много полезного о растениях. Четвертая очарована твоим голосом и желает слушать исключительно тебя одного. Богатый человек живет не одной жизнью, а ухитряется бывать в нескольких ипостасях. Вот Леонид Иванович говорит, что у него есть дама сердца, но она пока в Сибири. Не успеет он надышаться столичным кислородом, как у него появится, другая, третья, пятая, десятая. Мы станем свидетелями его становления. Может, и ты, Яночка, через пару лет свяжешь свое личное время и пристрастия с Ефимкиным.