— Я против евгеники. Еще в школе я ее изучал, даже на некоторое время увлекся, но потом пришел к выводу: в этой науке много мистики и наша национальная культура с ней несовместима. Поэтому я выбрал свой способ абстрагироваться от общества — уйти в самого себя. И у меня это получилось. Я наблюдаю за реальностью из своего ирреального гнездышка. И вполне счастлив. А теперь, после знакомства с новой энергетической субстанцией, которое с твоей помощью состоялось, надеюсь существенно улучшить свой внутренний мир. Нанопилюля может интересовать меня лишь как стороннего наблюдателя. Меняется ли русский человек, не меняется — меня такие вопросы абсолютно не волнуют. Я боюсь изменить лишь самого себя, ослабить свое самолюбие, нарушить свое одиночество. А что будет происходить с миром, меня не колышет, или, скажу новым сленгом: мне по-фиолетовому. Я ведь не впускаю в себя ничего извне. Так что мне за разница, каким окажется нечто вне меня самого, если это нечто и так для меня не существует? — Помешкин подумал, что сам слышал недавно что-то подобное, наблюдая беседу молодых людей. Впрочем, Петру Петровичу он об этом не сказал.
— А мне интересно, как все же изменится русский человек, получивший сорок процентов инородной генетики. И, признаюсь, я настоял, чтобы в грузинском купаже присутствовал опийный фрагмент. В общем коктейле это составит около одного процента. А если пересчитать на новую генетическую составляющую русского человека, цифра окажется и того меньше — двадцать пять сотых процента. Я уверен: без такого вкрапления яркая творческая личность не состоится. А ведь автор проекта хочет получить именно такой тип.
— А твой интерес тут в чем? — спросил Помешкин.
— Сам не знаю точно, но есть подозрение, что процесс изменения конкретного человека может вызвать у меня самые причудливые игры разума. Начну фантазировать: что еще надо изменить, какую черту характера ликвидировать, что добавить или усилить? Представить себе генетически модифицированного русского человека, принять участие в моделировании нового вида соотечественника — это должно быть увлекательно. Первую пилюлю хочу дать сегодня одной молодой женщине. И тут же начну наблюдать за ее метаморфозами. Профессор дает гарантию качества своей продукции. Ты-то не желаешь на себе таблетку испробовать? — предложил, усмехаясь, Петр Петрович.
— Спасибо! Сейчас мне больше по душе известная ложка без бугорка! — недовольно проворчал господин Помешкин.
— Ну давай, а я тоже свою порцию доем, — кивнул Парфенчиков, запивая соломку.
— Не верю я в успех вашей затеи. Никакая нанопилюля человеку не поможет, — выговорил Григорий Семенович через пару минут. — Тут потребуются тектонические сдвиги. Миллионы лет! Впрочем, давай я тоже понаблюдаю. Кто она?
— Продавщица местного продмага. Кстати, может, с нынешнего дня даже безработная. Инвалид, с трудом ходит. Вчера вечером хотел ее трахнуть, но не сексуальные чувства влекли меня к ней, а желание провести эксперимент: соединить опийную сперму с обычной яйцеклеткой. Только ничего не получилось.
— Отказала? — равнодушно спросил Помешкин.
Петр Петрович без обиняков ответил:
— Нет, у меня эрекция не наступила. Ждал час-два, потом плюнул и ушел.
— А она что, рассерчала?
— Вроде нет. Приглашала приходить.
— Что, опять пробовать станешь?
— Да нет, с этим делом пока попрощался. Секс не моя стихия. Он меня никак не беспокоит, ни в снах, ни наяву.
Григорий Семенович хотел было рассказать о своей эротической страсти к самому себе, о занятии онанизмом при лицезрении собственного отражения, но решил не торопиться с деликатным признанием, а отложить его на время. «Вначале я должен проникнуться к соседу доверием, — подумал он, — а уж потом открыть самое потаенное. Посоветовать ему, пристально поглядеть на себя в зеркало? Облюбовать какие-нибудь возбуждающие черточки на лице, на мочках, на губах? Вдруг чувства возникнут, тогда и эрекция не заставит себя ждать. Меня, например, чаще всего возбуждает ямочка на подбородке. В ней необъяснимый эротический заряд, буквально сводящий меня с ума. Как брошу на нее взгляд, так и хочется себя поиметь.
— Ну что, пойдешь со мной к подопытной? Я-то сам пилюлю в дневной дозе уже попробовал. Но мало что помню. Хорошо бы со стороны поглядеть, что с человеком происходит. Может, ты ее знаешь — Катя Лоскуткина. Живет она в Кане недавно. Знакома?
— Пока нет. В магазины хожу редко. Дорого. Дешевле у частников с грядок покупать. Картофель, свеклу, морковь, а мясо, точнее кости, беру на бойне, но тоже редко. Какова зарплата охранника моста? Четыре с половиной тысячи рублей. Коммуналку заплатил, что осталось? Две тысячи на месяц. Это шестьдесят семь рублей в день. А мясо стоит все сто пятьдесят за килограмм. Как тут накушаешься? Но я привык. Кашка с луком, картошка со свеклой, соленый огурец с хлебом — вот мой рацион. Кажется, другого и не надо. В Освенциме меньше давали. А ты чем питаешься? Вид у тебя совсем не сытого человека…
— Я отмерил себе в Кане пять лет жизни. Больше не хочу. Так что пищей насущной не озабочен. Есть корка хлеба, картофель, пряник — съем, нет — не вспомню. Главное, чтобы всегда под рукой мак присутствовал. Кстати, у меня чемодан денег… Ах да, ты об этом знаешь, так что можешь взять сколько угодно. Купи себе деликатесы и ешь, сколько душа пожелает. В моем случае голодный сытого прекрасно поймет. А деньги мне не нужны, они порождают извращенное потребительство. Я держусь только одного блюда, самого главного и единственного — маковой головки.
— Спасибо, но и мне они ни к чему. Я научился обходиться без них, — объяснил Помешкин. — Почему, ты думаешь, я так горячо себя полюбил? Ведь никакой другой партнер — ни женщина, ни мужчина — мне не нужен. Кого другого полюбишь, когда денег нет, и даже в перспективе не предвидится? Любовь без денег несостоятельна. Она, как лампочка без электричества или машина без нефтепродукта. А с собой я всегда буду нежен исключительно по велению сердца. Завоевание самого себя — разве оно не выше всех других громких побед? Лучше уж от себя быть без ума, чем от кого-то другого. Прагматизм? Да! Дешево! А сделаю я для себя все, что душа пожелает.
— Не совсем понимаю принцип твоего сексуального удовольствия я плюс я! Впрочем, в этом есть что-то загадочное. Но секс перестал меня занимать после того, как полностью открылась невиданная по размаху площадка для игр воспаленного сознания. С этим чудом ничто не сравнимо. Невероятные возможности очаровывают тебя настолько, что напрочь забудется все, даже собственная половая принадлежность. Да и во что можно оценить сексуальную страсть? Грош цена этому влечению, потому что оно вырастает не из твоего интеллекта, а из инстинкта. А я хочу жить умом. Чем выше ай-кью, тем глубже проникаешь в мир воображения. А инстинкт — это заклятая болезнь абстиненции. Так что, идешь на эксперимент профессора? Если желаешь быть только наблюдателем, пожалуйста! Я отправляюсь к Лоскуткиной.
— На дворе дождь. Зонтик есть? — неуверенно спросил Помешкин.
— Мил человек, видно, пройдет еще много времени и тебе придется съесть десятки килограммов молотой соломки, чтобы ты смог абстрагироваться от времени, погоды и окружающей действительности. Меня все это уже давно не интересует. Я не замечаю вещей и обстоятельств, окружающих Петра Петровича. Дождь, ветер, свет, тьма, крики радости или мольбы о помощи, автомобили и яхты… Все это существует в моем сознании в одном случае: если кукнар на миг извлек их из моей памяти. Во всех других вариантах ничего этого я не вижу, не остерегаюсь, не любуюсь, не стыжусь. Это все вне меня! Для постороннего взгляда я плоский человек с отрешенным видом, тип, которого нужно остерегаться. Хотя, конечно, я мухи не обижу. Проект с Лоскуткиной ведь тоже существует лишь в моем сознании. Научись жить по-парфенчиковски — и перед тобой откроется чудесный мир опийного представления с невероятными декорациями и персонажами. Никакого другого, богатого красками и обстоятельствами, жизненного пространства, хотя бы лишь в собственной голове, в этой стране иметь тебе не суждено. Оно уже давно поделено. То, что позволено некоторым, категорически запрещено массам. И еще. Пожалуйста, не разочаровывай меня вопросами о зонтиках и прочей мирской требухе. Мир вещей существует лишь для власти предержащей и богатых. А для таких, как мы, он открывается посредством божественного цветка. Ты же выпил ложку кукнара, неужели после этой вспышки сказочного состояния ты продолжаешь бояться дождя и способен думать о чем-то малозначительном? Поторапливайся!
