– Никого.

– Ну и отлично, – вздохнула Катя.

– Ты знаешь, машину-то, которая Олю сбила, нашли. Вроде бы она в угоне значилась.

– Знаю.

– До чего же жалко девку.

– Жалко, – подтвердила Катя.

Она не предполагала, что без Ольги будет чувствовать себя совершенно потерянной. Впрочем, ей вообще не приходило в голову, что она вдруг окажется без Ольги, без возможности ей позвонить или хотя бы написать.

А ведь поначалу Ольга Кате не понравилась. Женитьба маминого начальника Аркадия Львовича Перовского, известного хирурга, любимца женщин, на молоденькой медсестре оказалась неожиданной для всех, кто его знал. Медсестра не отличалась красотой, была неприметной, и Катя, часто заходившая к ним в отделение и знавшая там всех сестёр, даже не сразу поняла, о ком речь, когда сногсшибательная новость распространилась по больнице.

Женившись, Перовский постарался перевести молодую жену из больницы в ближайшую поликлинику, и по воле случая Ольга стала работать с Катей.

И вот ведь странно, обе они особой разговорчивостью не отличались, с откровениями друг к другу не лезли, но очень скоро стали понимать друг друга почти без слов, с полувзгляда, как примерные супруги, прожившие вместе целую жизнь.

Катя увидела в медсестре то, что та никогда не выставляла напоказ, – поразительную чуткость и ненавязчивую отзывчивость. Редкой доброты девочка, говорила об Ольге мама, когда никто и не думал, что на ней женится сам Перовский.

Таких, как Ольга, на свете больше нет, это Катя знала точно. Непонятно только, как Перовский разглядел в неприметной медсестре эту доброту. Впрочем, он мог жениться не на доброте, а на чём-то другом, видном только ему одному.

Ольга единственная знала, что с Глебом у Кати всё пошло наперекосяк. Никто не догадывался, ни мама, ни Илюша, только одна Ольга. И не потому что Катя об этом сказала: она редко с кем-то откровенничала, а так… сама догадалась. И тут вышло удивительное, Ольга ни одним словом не дала понять, что догадывается о её семейных неурядицах, а Катя понимала – она знает. Знает и очень переживает за неё.

– Как думаешь, найдут водителя? – Светлана Васильевна положила голову на сцепленные руки, потрясла головой.

– Не знаю. Хотелось бы, чтобы нашли.

Время вышло, Светлана Васильевна засобиралась, Катя тоже.

Идти по осеннему городу было приятно. Деревья у домов уже желтели, но листья ещё не опадали, в такую пору хорошо бы съездить за город, в лес, побродить по узким тропинкам, вороша ногами опавшие листья.

Этой весной, когда деревья только покрывались листвой, Глеб однажды обещал встретить Катю после работы, но позвонил, сказал, что задерживается, идёт в ресторан с приехавшими к ним в фирму австрийцами. Тогда Катя уже начинала понимать, что с мужем что-то происходит, но ещё отказывалась в это верить. Они с Ольгой сняли халаты, Катя сунула телефон в сумку, стала прощаться.

– Давай в парк сходим, – предложила Ольга. – Погуляем, хорошо очень на улице.

Она не могла знать, что Катя собиралась гулять с Глебом. И всё-таки знала.

Кате хотелось домой, в тёплую ванну, хотелось заснуть и не думать о Глебе и о том, что ему всё чаще что-то мешает быть с ней.

– Давай, – неожиданно согласилась она.

Они долго бродили по безлюдным дорожкам, изредка встречая собачников, разговаривали ни о чём, случайно вышли к неприметному ресторану, усидели бутылку вина. Придя домой, Катя сразу заснула и не слышала, когда вернулся Глеб…

Подойдя к дому, она задержалась около машины мужа, одиноко стоявшей около подъезда, стряхнула упавший на крышу жёлтый тополиный лист.

Поднявшись в квартиру, она в раздумье застыла в прихожей, потом нашла в тумбочке ключи от машины и решительно спустилась вниз. Адрес больного, заинтересовавшего маму, Катя помнила наизусть.

В подъезд заносили стройматериалы рабочие-мигранты, Катя зашла вместе с ними, поднялась в лифте, долго звонила в нужную квартиру. Если бы дома кто-то был, ей бы уже открыли. Катя повернулась и, не успев отойти от двери, почти столкнулась с совсем молоденькой девушкой, с любопытством на неё смотревшей. Девушка была раскрашена как на маскарад, глаза обведены тёмно-фиолетовым, ресницы же отливали синевой. Старшеклассница, решила Катя.

Девушка подошла к соседней двери и опять искоса посмотрела на неё.

– Простите, вы не знаете, ваши соседи дома? – решилась спросить Катя и добавила полуправду: – Я врач.

– Разве они вызывали врача? – с удивлением спросила девушка. – Их нет в Москве, они к родственникам в Питер уехали.

– Извините, – растерялась Катя.

Ничего путного из её расследования получиться не могло, нечего было сюда приезжать и строить догадки на пустом месте.

– Вы врач из нашей поликлиники? – Девчонке было любопытно и хотелось выглядеть взрослой.

– Нет, я провожу научное исследование и хочу понять, почему Станислава не удалось спасти. Я хотела узнать у его родителей, чем он болел, была ли у него аллергия или вредные привычки. Понимаешь? – с умным видом сочиняла Катя.

Со взрослым такая чушь вряд ли прошла бы, а девчонка понимающе кивнула.

– Ты своего соседа знала?

– Всю жизнь, – важно пояснила девочка, а Катя неожиданно поняла, что соседа ей искренне жаль.

– Ты знаешь, как он попал в больницу?

– Знаю. Они на даче были, Стасик несколько дней плохо себя чувствовал. Сначала думали, отравление. Только потом запаниковали, позвали соседа-хирурга, он и отвёз Стаса в больницу. И оперировал сам. Операция удачно прошла, – по-взрослому ответила девочка и вздохнула. – Лучше бы никакой операции не делали.

– Нет, ты не права, – покачала головой Катя.

Насколько она понимала, аппендицит парню удалили правильно и крайне своевременно, дольше тянуть было нельзя. Непонятно только, зачем понадобилось везти этого Никифорова в Москву, а не в ближайшую больницу. Впрочем, по пустой ночной дороге до Москвы можно добраться за полчаса.

– Ты не знаешь, где у соседей дача? – спросила Катя, понимая, что больше ничего ценного не узнает.

Почему маму так заинтересовала смерть этого пациента?

Девушка назвала место. Правильно, именно там у Перовских дача. И это действительно рядом с Москвой. Хирург Перовский правильно повёз парня к себе в больницу. В его отделении такие операции делали сотнями.

Операция прошла успешно, только через три дня Стас умер.

– Как тебя зовут?

– Ксюша.

– А я Екатерина Фёдоровна. Спасибо, Ксюша. До свидания.

– Знаете, – с грустью вспомнила соседка. – Стасик в последнее время был такой весёлый. Машину купил, «Хёндэ», новую. Меня покатал. Мои родители ещё недоумевали, откуда он деньги взял.

– Почему недоумевали? Он же работал, – не поняла Катя. Как следовало из бумаг, Станислав Никифоров был инженером. – Зарплату получал. Накопил денег и купил. Или кредит взял.

– Ой, – забавно махнула рукой девочка. – Это такой бездельник был! Хоть и нехорошо о покойниках так говорить. Его мой папа к себе в фирму устроил, так не знал потом, как от него отделаться. Работу Стас прогуливал, папе перед сотрудниками было стыдно такого лодыря держать. Какие там деньги!

Катя с трудом удержалась от улыбки, девчонка явно копировала кого-то из взрослых.

Распрощавшись с фиолетовой Ксюшей, Катя спустилась вниз. По дороге домой она опять пообещала себе не думать о Станиславе Никифорове. В конце концов, умерший больной – далеко не единственное, о чем она больше не может спросить у мамы.

Ирина разозлила Бородина всерьёз.

После заседания, как обычно, участники конференции стояли кучкой, обсуждали заслушанные выступления. Утром докладывал Костя Сабуров из Нижнего. Он был совсем молод, но уже известен среди специалистов не столько за выдающиеся успехи, сколько за пробивную настойчивость, с которой постоянно мелькал на выставках, конференциях и в кабинетах московского руководства. Пару лет назад Бородин лично писал ему отзыв на кандидатскую, уже тогда догадываясь, что выпускает будущего конкурента.