Учреждение для бедных было закрыто. Песталоцци находился буквально на пороге нищеты. Он употреблял отчаянные усилия, чтобы выпутаться из долгов. Еще в ноябре 1779 г., следовательно еще до закрытия «учреждения», он продал около 10 гектаров своего участка вместе с надворными постройками своему брату Баптисту. Судя по некоторым данным, брат землю получил, но денег не заплатил. Несколько позже он продаст «фабричные» постройки брату жены и еще 5 гектаров пахотной земли. Это были последние отчаянные попытки сласти свое предприятие, но скоро стало очевидным. что долги превышают все состояние Песталоцци, что с каждым днем существования приюта он запутывается все больше, и Песталоцци остался один с тяжело больной женой в опустевших комнатах своего дома. Все даже самые близкие люди, родственники и друзья признали его окончательно погибшим.
Я в своем доме, — пишет Песталоцци, — имел много друзей, но почти у всех них потерял и последнюю искру доверия Они любили меня, но в общем не надеялись на меня. Среди всех окружавших меня были а ходу слова, что я погибший человек и что мне нельзя больше помочь. Дело доходило до того, что лучшие мои друзья, подавленные этим общим суждением и полные сострадания, как только замечали меня на одной стороне улицы, переходили на другую, чтобы не быть вынужденными терять слова, которые им самим причиняли боль, а мне не могли помочь, так как, думали они, мне вообще уже нельзя помочь. Книгопродавец Фюссли, бывший почти единственным человеком, с которым я мог откровенно поговорить о своем положении, говорил мне в это время, что мои старые друзья считали почти решенным делом, что а кончу свои дела или в госпитале, или даже в сумасшедшем доме.
Но Песталоцци недаром говорил, что страдание идет для него на пользу, В самые тяжелые моменты своей жизни он нашел в себе силы. чтобы подняться и подняться так, что спустя 5–6 лет после гибели его «учреждения для бедных» о нем заговорила вся образованная Европа.
Он стал писателем.
Вряд ли, конечно, его можно было назвать писателем-профессионалом. однако с 1780 до 1798 г он главным образом занимался тем, что писал и печатал свои книги.
За эти 18 лет им написана большая часть произведений. В этот период он написал такую большую вещь, как роман «Лингард и Гертруда» (1781–1787), в 4 томах, большой комментарий в диалогической форме к первому тому «Лингард и Гертруда» — «Кристоф и Эльза» (1782), заново переработал роман «Лингард и Гертруда» в 3 томах (1790–1792), наппиал ряд публицистических и философских статей, из которых наиболее известными являются следующие: «Вечерний час одного отшельника». «О законодательстве и убийстве детей», «Да или нет?» и другие статьи, посвященные французской революции, «Мои исследования относительно природы и человеческого рода» и др.
В начале этого периода он издает маленький журнальчик «Швейцарский листок», в конце — уже в период швейцарской революции — он редактирует официальный орган нового правительства «Гельветический народный листок». В это время он вступает а непосредственное общение с целым рядом крупнейших мыслителей Европы, и его имя, как писателя-моралиста проповедника нового отношения к беднякам, крестьянству, становится широко известным.
Его материальное положение в продолжение всего этого периода остается весьма неблестящим, хотя некоторый скромный минимум ему обеспечен. Он живет то в Нейгофе. то в Цюрихе и в других местах Швейцарии. Он часто совершенно одинок, так как жена болеет и живет в Цюрихе а сын Яков учится с 1783 г. а Кольмаре, т. е. даже не в Швейцарии.
Как же начал свою литературную работу Песталоцци, что толкнуло его на это? По его мнению, это произошло случайно. Однажды, уже после гибели «учреждения для бедных», когда благодаря стараниям его друзей он начал понемногу выпутываться из долгов, он «в веселый час» написал небольшую статью, высмеивающую попытку цюрихских властей придать городской страже военный блеск» Эта статья называлась: «Забавная повесть о превращении кривых, запыленных, нечесаных городских стражей у наших ворот а пряных, причесаных и вычищенных». Эта статья попала к брату упомянутого выше Фюссли, художнику, который, внимательно прочитав ее. нашел талантливой. Он сказал книготорговцу: «Этот человек может себе помочь, если захочет У него есть талант писать так, чтобы в переживаемое нами время привлечь к себе известный интерес. Передайте ему это и скажите ему от меня, что он может, если захочет, стать писателем».
Когда это суждение было передано Песталоцци, он с той страстностью, которая его всегда, а в особенности в начале нового дела, характеризовала, принялся за писание небольших рассказов Как он сам говорит, ему сперва казалось маловероятным, что из него может выйти писатель, ибо «под гнетом судьбы я так опустился, что сразу не мог написать ни строчки, не сделав при этом ошибки, и считал себя совершенно неспособным к этому делу, что бы ни говорил Фюссли».
Первоначально ни один из рассказов не понравился автору. Наконец, он натолкнулся на сюжет «Лингарда и Гертруды», рассказ о котором, по утверждению Песталоцци, «сам собою развился», хотя автор и не имел никакого предварительного плана Роман был закончен почти в один присест «Через несколько недель явилась книга, — рассказывает автор, — хотя я собственно не знал, как это случилось. Я чувствовал ее значение но лишь как человек, который во сне чувствует цену счастья, о котором он только что мечтал. Я едва сознавал, что не сплю».
Песталоцци показал рукопись одному из своих друзей, друг этот нашел сочинение интересным, однако признал, что написано оно не очень грамотно, нелитературно, а потому его нужно передать кому-нибудь для литературной обработки. Песталоцци на это согласился; нашли какого-то литератора и дали ему для обработки 3–4 первых листа этой книги. Через некоторое время литератор возвратил листы в переработанном виде. Песталоцци пришел в ужас, когда увидел, во что превратилось его сочинение: «это была чисто богословско-студенческая работа, которая исказила естественную картину крестьянской жизни, как она была просто и безыскусственно изображена мною в ее неприкрашенном, но верном виде… Он заставил крестьян в трактире говорить деревянным языком школьного учителя, что не оставило моей книге ни тени оригинальности».
Он обратился к известному нам Изелину, у которого нашел восторженную оценку работы. Изелин немедленно списался с издателем а Берлине, который принял к изданию книгу, заплатив автору по луидору за лист, и книга довольно скоро вышла в свет. Это была первая часть четырехтомной работы. Через некоторое время Песталоцци приступил к продолжению романа и в течение шести лет вышли остальные три части.
Роман «Лингард и Гертруда» имел большой успех, во всех журналах появились весьма положительные оценки, все календари и альманахи были переполнены выдержками из этого романа, кстати сказать, не подписанного автором. Экономическое общество в Берне тотчас же после появления книги присудило Песталоцци премию и большую золотую медаль. Злополучный автор не мог продержать этой медали у себя даже несколько дней, он поспешил ее продать, так как роман, принеся ему известность, денег дал ему очень мало.
Перечитывая сейчас его произведения и в частности его роман, мы не можем признать, что Песталоцци, обладал большим художественным дарованием. Роман изобилует длиннотами, невыносимо слащав и сантиментален. Однако роман «Лингард и Гертруда» заслуживает того, чтобы с ним познакомиться ближе. Это социальный роман, где вопросам воспитания уделено много места, но вопрос о народном просвещении является только одной из социальных проблем, здесь затронутых. Кроме того, этот роман автобиографичен в том смысле, что устами положительных его героев Песталоцци высказывает свои самые заветные мысли.
Центральными фигурами романа являются Гертруда, жена каменщика Лингарда, образец матери и воспитательницы, помещик Арнер, стремящийся создать новую деревню путем ее оздоровления во всех отношениях, и, наконец, пастор Эрнст, представляющий, с точки зрения Песталоцци, идеал высоконравственного служителя религии, воспитывающего народ, но не погрязшего в церковных обрядах. Эти трое с помощью учителя Глюльфи, бывшего лейтенанта, ставят себе задачей создать новый народ, новых людей, изменяя те общественные и отчасти экономические условия в которых жила тогда швейцарская деревня.
