Но даже зная о своей неуклюжести в дневное время, Дзирт последними словами выругал себя за беспечность, когда прямо перед ним возникли два огромных йети, лохматых, как бурые медведи, возникли так внезапно, как будто выросли из-под земли.

Алый флаг, резко взмывший над одной из лодок, возвестил об удаче. Реджис внимательно следил, как флаг все выше и выше поднимался по мачте. «Четырехфунтовая, никак не меньше, – одобрительно пробормотал хафлинг, когда флаг наконец застыл чуть ниже перекрестья мачты. – У кого-то сегодня вечером будет праздник».

Тут к лодке, объявившей о добыче, подлетела другая, да так стремительно, что с размаху ударила ее в борт. Рыбаки обоих экипажей, не мешкая, выхватили оружие. Реджис, которого отделяла от них лишь полоска чистой воды, отчетливо слышал перебранку капитанов.

– Эй, вы увели мою добычу! – заорал капитан второго баркаса.

– У тебя рябит в глазах от солнца! – ответствовал ему первый капитан.

– Как бы не так! Это наша рыба. Мои парни умело заарканили ее и не дали ей уйти. Поворачивай свою вонючую галошу и убирайся подобру-поздорову, пока мы не вытащили из воды и вас!

Как и следовало ожидать, команда второго баркаса мигом оказалась на первом и бросилась в бой еще до того, как его капитан успел закрыть рот.

Реджис перевел взгляд на облака. Драка на лодках была ему безразлична, хотя доносившиеся с озера вопли безусловно раздражали. Подобные потасовки были здесь обычным делом. Предметом споров традиционно являлась рыба, особенно если кому-то доставалась действительно крупная добыча. Редко когда дело доходило до драки не на жизнь, а на смерть. Чаще все заканчивалось разбитыми носами и взаимными оскорблениями. Хотя, конечно, бывали исключения. Однажды, когда сцепились сразу семнадцать лодок, три экипажа погибли целиком, а четвертый был перебит наполовину. Их тела еще долго плавали в красной от крови воде. В тот памятный день южное озеро, носившее до того имя Деллон-Лун, было переименовано в Красные Воды.

«Ах, рыбка, сколько из-за тебя забот», – еле слышно пробормотал Реджис и погрузился в размышления о том, сколь суетна жизнь обитателей Десяти Городов. И все из-за каких-то серебристых рыбешек! Города самим своим существованием были обязаны костяной форели. Эта большеголовая рыба была превосходным источником материала для поделок местных умельцев. Три озера долины были единственным местом, где водилась столь ценная рыба. И хотя сама долина была жутковатой, регулярно опустошаемой войнами местностью, не говоря уж о частых бурях и ураганах, способных запросто сравнять с землей любое, даже самое прочное строение, возможность быстрого обогащения настойчиво манила сюда все новых и новых поселенцев из самых отдаленных пределов мира.

Конечно, многие не приживались: Долина Ледяного Ветра была голой, безжизненной землей с мерзким климатом и несметным количеством опасностей. Смерть была частым гостем в поселках, неминуемо посещая каждого, кто не находил в себе сил противостоять буйному нраву долины.

И все-таки в течение последнего столетия, с тех пор как костяная форель была оценена по достоинству, города заметно разрослись. Поначалу девять поселков представляли собой не более чем стоянки поселенцев, которые заявили о своих правах на наиболее уловистые места. В те годы поселок Брин Шандер, за крепостной стеной которого теперь бурлила жизнь нескольких тысяч жителей, был голым холмом с одной-единственной хижиной, где рыбаки встречались не более одного-двух раз в год, чтобы обменяться слухами, сплетнями и товаром с торговцами из Лускана.

В те времена лодки, даже одноместные, на озерах, воды которых были достаточно холодны, чтобы в считаные минуты отправить на тот свет рыбака, выпавшего за борт, были здесь большой редкостью, А сейчас каждый город обладал целым флотом парусников, на мачтах которых гордо реяли собственные флаги. Один только Таргос, крупнейший из рыбацких городов, мог выставить на промысел более сотни кораблей, многие из которых были двухмачтовыми шхунами с экипажами в десять человек и более.

С охваченных дракой лодок донесся чей-то предсмертный вопль, звон стали о сталь усилился, и Реджис в который уже раз подумал, что, не водись в озерах эта рыба, так, может быть, это было бы и к лучшему.

И вместе с тем хафлинг не мог не признать, что в Десяти Городах ему живется неплохо. Его ловкие, тренированные пальцы быстро освоились с инструментами для резьбы по кости; его даже избрали председателем Совета одного из городов. Правда, Одинокий Лес был самым маленьким, находился севернее прочих поселений, и в нем было полным-полно отпетых бандитов и мошенников, скрывавшихся от правосудия. Однако Реджис все же считал, что ему оказана большая честь.

Каждый месяц летом и раз в три месяца зимой, смотря по погоде, Реджис должен был присутствовать на заседании Совета Десяти Городов, выполняя обязанности выборного представителя от своего города. Заседания проходили в Брин Шандере, и, хотя они обычно превращались в жаркие споры о разделе участков лова между городами, несколько часов на это можно было потратить. Свое присутствие на Совете Реджис считал вполне приемлемой платой за право в одиночку ездить на южный рынок, где, кроме торговли своими изделиями, он получал еще и комиссионные от продажи чужой кости – в размере одной десятой стоимости товара. В общем, жилось ему неплохо.

Схватка на кораблях утихла. На этот раз был убит лишь один рыбак, и Реджис снова принялся созерцать плывущие по небу облака. Потом, глянув через плечо, он любовно ощупал взглядом видневшиеся вдали низкие бревенчатые домики, примостившиеся в тени плотных рядов деревьев. Это был милый его сердцу Одинокий Лес. Несмотря на скверную репутацию его жителей, Реджис считал, что это самый лучший в Долине город. Деревья исправно прикрывали дома от порывов зимних ветров и служили материалом для построек. Лишь изрядная удаленность от Брин Шандера мешала Одинокому Лесу занять более достойное место в сообществе городов долины.

Реджис выудил из-под жилетки цепь, украшенную массивным рубином, и принялся разглядывать сокровище, некогда позаимствованное у бывшего учителя за тысячи миль к югу отсюда, в Калимпорте.

«Эх, Пуук… – прошептал хафлинг. – Видел бы ты меня сейчас…»

Эльф потянулся к висевшим у него на поясе саблям, но йети оказались столь проворны, что выхватить оружие он не успел. Уворачиваясь от ближайшего из чудовищ, Дзирт инстинктивно метнулся влево, и его правый бок оказался прямо на пути второго. В следующее мгновение правая рука эльфа стала абсолютно беспомощной, йети обхватил его своими огромными лапами. Дзирт чудом ухитрился высвободить левую руку и сумел выхватить одну из сабель. Не обращая внимания на боль от объятий йети, он успел упереть рукоять оружия в бедро стиснувшей его твари и направил кривое лезвие так, что второй йети с размаху наскочил на него. Смертельно раненная тварь издала жуткий вопль и, увлекая за собой саблю, тяжело рухнула на землю.

Йети, сжимавший Дзирта в объятиях, чуть присел и, повалив эльфа, обрушился на него всей своей массой. Свободной рукой Дзирт изо всех сил старался оттолкнуть унизанную огромными зубами челюсть йети от своего горла, но в том, что враг прикончит его в самое ближайшее время, сомневаться не приходилось.

Внезапно послышался резкий хруст, и йети забился в предсмертных судорогах. Его морда исказилась гримасой дикой боли, и из проломленного черепа прямо в лицо Дзирту ударила струя крови.

– Нехорошо опаздывать, эльф! – услышал Дзирт знакомый скрипучий голос и увидел, как на спину мертвого медведя неторопливо поднимается Бренор Боевой Топор, не обращая при этом никакого внимания на то, что под тушей йети лежит его друг эльф.

Несмотря на то что дышать стало еще труднее, Дзирт был чертовски рад снова увидеть длинный, крючковатый, не единожды сломанный в боях нос и рыжую, с проседью бороду дворфа, своего старинного друга.

– Я так и знал, что ты наверняка опять влип в историю. Потому-то и вышел тебе навстречу!