Путь китобойной базы «Алеут» и трех китобойцев во время китобойного промысла в дальневосточных морях СССР.

Острова, особенно северной группы, мрачные и холодные, но какие богатства вокруг этих островов! Бесчисленное количество рыб, причем много лососевых, проходит проливами и жирует в водах архипелага, южнее много сельди, колоссальные косяки которой подходят и к берегам Южного Сахалина. Большое количество крупных китообразных и тысячные стада дельфинов всегда встречаются вблизи Курил. Мы знаем, что на Курилах есть японские китобойные базы — на одной из них работал наш гарпунер Карлсен.Целый день идем Четвертым проливом, между двумя островами, пробиваясь к океану. Сильное течение, для нас встречное, заставляет именно пробиваться. Миллионы птиц — буквально тучи, закрывающие небо, — летают и плавают в проливе и у островов, где находятся их гнездовья. Здесь их, вероятно, никто не беспокоит, так как на северных Курилах население очень редкое и большая часть островов совсем необитаема. Близко по нашему курсу шла группа кашалотов, и мы, «старички», легко узнали их по огромный притупленным головам и фонтанам. Но эти кашалоты не чета тропической «мелочи», — громадные, повидимому, только самцы. Это, как мы говорим, «самцы, избыточные в стаде». Они отогнаны от смешанных косяков более сильными самцами, борьба окоичилась их поражением, и вот, соединившись в группы, они путешествуют по океану. Но мы решили начать охоту только в водах Камчатки, во избежание всяких недоразумений, хотя в пределах трехмильной от берега зоны охота свободна... Как чувствуем мы теперь, что «Курилы — это меч, направленный в грудь Камчатке». Так пишут японцы, но ведь меч может вернуться к своему настоящему, законному хозяину.22 июня видны берега Камчатки, — сопки, покрытые снегом. Горизонт чист, тумана нет. Китобойцы уже рыщут в поисках добычи. Они далеко отошли от нас, мы же идем по направлению к бухте Моржовой, где предполагаем устроить стоянку и набрать пресной воды, которая у нас на исходе.Переменилась команда, переменился и комсостав флотилии. Теперь капитаном-директором флотилии — опытный дальневосточный моряк Александр Игнатьевич Дудник, много поплававший по суровым дальневосточным морям. Он хорошо знает берега Камчатки и Чукотки, так как не одного японского и американского браконьера захватило охранное судно «Брюханов», капитаном которого он был много лет. Он наизусть знает рельеф восточного берега Камчатки и Командоры, Землю Коряков и Чукотский полуостров, ибо, охраняя наши котиковые лежбища на Командорах и лежбища моржей и других ластоногих, он в каждую «дырку» залезал, выслеживая полупиратские шхуны, прятавшиеся в ожидании поживы во многих еще безымянных бухтах.С китобоями он впервые столкнулся в 1925 году, когда у наших камчатских берегов работала концессионная норвежская компания «Вега» на одной пловучей базе с 4 китобойцами. Тогда охранное судно «Брюханов» обнаружило, что норвежцы хищнически истребляют наши китовые богатства; они снимали только жир, а туши китов целиком выбрасывали в бухты. Китовые туши разлагались и заражали воду. А следует помнить, что по всему восточному побережью Камчатки — место охоты норвежских китобоев — в определенное время года, примерно в июле — августе, проходят миллионные косяки высокоценных камчатских лососей, которые входят в бухты, а затем в реки и речки для икрометания. Но норвежцам было мало дела до лососей и рационального использования китового сырья, — им важно было при наименьших затратах получить максимальную прибыль и удовлетворить акционеров. Вот почему акты шхуны «Брюханов», в которых достаточно подробно описывалось хищническое ведение китобойного промысла норвежскими концессионерами, заставили наше правительство отказать концессионерам в продлении концессии, и, после двух лет работы, добыв 570 китов, норвежцы прекратили промысел у наших берегов. То было не так давно. Теперь же я смотрю на наших китобойцев, которые разбежались по морю в поисках китов, смотрю на нашу базу, на десятки моряков-китобоев, подготавливающих снаряжение к близкой работе, Погода улучшается, открываются дальние сопки. Проходим траверс острова Уташуд. Попрежнему огромное количество всякой птицы, в том числе много уток. То там, то здесь по ходу корабля взлетают стайки морских уток, масса чаек, глупышей, а вот появились и топорки с красными клювами, похожими на клюв попугая. Высоко в небе, тянут еще караваны гусей. Вышло солнце, совсем прояснело, и видны величественные конусы Коряцкой и Авачинской сопок, несколько ниже — Козельская. Проходим маяк на мысе Поворотном и мимо Авачинской губы идем на мыс Шипунский. Ослепительно горит белая голова Коряцкой сопки, — везде на горах еще снег, а вторая половина июня. За мысом Шипунских расположена бухта Моржовая, и туда мы торопимся, так как получены радиограммы, что китобойцы охотятся. Но в это время узнали, что добыли первого кашалота у острова Уташуд. Решили дождаться, лежа в дрейфе. Промысел открыл «Энтузиаст», Капитаном там Михаил Михайлович Станков, молодой и очень самолюбивый капитан. Он работал в Тихоокеанском институте рыбного хозяйства и решил стать китобоем. Решено устроить торжественную встречу первому китобойцу, открывшему промысел. Между китобойцами заключены договора на социалистическое соревнование на «первого кита», на скорейшее выполнение плана, на лучшую разведку, экономию угля, смазочных материалов, гарпунов, гарпунных линей и т. д., на взаимопомощь.Вот показался «Энтузиаст». Громким «ура» встречаем команду китобойца и его гарпунера. Отто Карлович, невзирая на его немецкую выдержку, краснеет и довольно улыбается. На китобоец передаются подарки за первого кита. Конечно, играет наш духовой оркестр, поубавившийся в составе, — там почти все новые лица, но все же бодро играющий туш и Интернационал.Кашалота сравнительно быстро втаскивают на кормовую палубу — разделочную площадку. Большинство моряков никогда не видело кита в непосредственной близости и с большим любопытством толпится у туши кашалота. Щелкают фотоаппараты — каждому интересно сняться у пасти кашалота. «Старички» вспоминают нашу традицию кругосветного плавания и заставляют каждого похлопать кашалота «по животику».Капитан Станков приносит паспорт № 1 на убитого кашалота. По разработанной нами методике на каждого добытого кита, как уже я рассказывал, заводится две анкеты — паспорта: паспорт убоя кита и паспорт, или журнал, разделки кита. Эти документы мы впоследствии обработаем, составим карты мест убоя китов (промысловые карты), учтем все обстоятельства, сопутствующие охоте на китов, опишем детали их поведения при разной пагоде и в разных местах, причем все эти детали опишем для каждого вида отдельно; опишем и весь процесс разделки китов на каждой палубе, взвесим несколько китов, проследим за выходом продукции. Все эти материалы позволят нам судить о состоянии стада и о возможности развивать и расширять промысел. А когда мы изучим поведение китов, нам будет легче охотиться за ними и обучать своих молодых гарпунеров; описание же всех процессов разделки китов позволит нам выработать наиболее рациональный технологический процесс этой очень важной работы.В глотке кашалота находим несколько осьминогов и придонных рыб. Осьминоги небольшие, щупальцы их едва достигают 90 сантиметров, но в желудке кашалота оказались остатки огромного кальмара. Кальмар — это животное из головоногих моллюсков, близкий родственник осьминога, но имеет не 8, а 10 ног-щупальцев. Остатки нашего экземпляра показали, что этот кальмар был до двух метров длины, а щупальцы его имели длину до пяти метров. Вообще же иногда встречаются кальмары, общая длина которых со щупальцами превышает 15 метров. Щупальцы этих хищников, — а кальмары типичные хищники, причем очень свирепые, — имеют много могучих присосков, причем эти присоски снабжены острыми крючками, которые вонзаются в тело жертвы. Эти хищники — быстрые пловцы и живут на больших глубинах в вечных сумерках. Туда, в эти вечные сумерки, и ныряют кашалоты в поисках добычи, а головоногие моллюски, и в том числе гигантские кальмары, — излюбленная пища кашалотов.Голова нашего кашалота, как, впрочем, и всех других кашалотов, которых мы ловили еще в тропиках, была покрыта круглыми вдавленными по краям пятнами, с рваной раной посередине, причем раны эти были недавнего происхождения. Много таких следов и свежих ран мы обнаружили на брюхе и на спине этого кашалота. Видно, что кальмар жестоко боролся за свою жизнь, но нанести кашалоту существенных повреждений он не может, так как толстый слой твердого жира (сала) окружает кашалота, как панцырь. Толщина жирового слоя у этого экземпляра доходила до 25 сантиметров, причем она расположена по всей туше неравномерно: на голове слой сала тоньше — 13 сантиметров, на боках и брюхе толще — 25 сантиметров.Пользуясь тем, что убит только один кашалот и команда пока медленно еще разделывает его, взвешиваем сало. Его оказалось 12 тонн. Кое-кто из команды вырубает зубы из нижней челюсти кашалота, — на память о первом ките. Впрочем, у многих эта память выразилась в том, что из зубов кашалота делали ручки для ножей. Зуб кашалота напоминает по цвету и, пожалуй, отчасти и по качеству, — слоновую кость, и рукоятки у ножей выглядят очень нарядными. Между прочим, я заметил, что во время каждого дальнего плавания какая-либо страсть овладевает всей командой, как эпидемия. То делают маленькие модели спасательных кругов с якорем из красного дерева для фотокарточек корабля и близких, причем полируют их до сверхестественного блеска; то увлекаются выделкой охотничьих ножей с наборными рукоятками, или же костяными, и чем оригинальнее такая рукоятка, тем больше чести мастеру; то мундштуки и трубки точат, то шахматы вырезают — это уже привилегия полярников, а теперь и китобоев. Конечно, и я пережил, и не один раз, все эти увлечения — и рамки вырезывал, и над ножами потел, и ручки полировал... Наш «дед» — главный механик Иосиф Антонович Гейне — начинает тревожиться; «опять пилы таскать начнут, для дела инструмента не останется». Но он добродушный человек, и если к нему обратиться с подходцем, ругнуть, конечно, штурманов (им бы только по мостику разгуливать!), то, смотришь, и появится на свет запасный подпилок. Он старый полярник и душу моряка хорошо понимает. Больше тридцати лет он плавает по всем морям и океанам; это он был стармехом на ледорезе «Литке» во время его известного похода на остров Врангеля. Лучший механик тихоокеанского бассейна, он возглавляет механическую часть нашей флотилии.Наш кругосветчик, инженер-технолог Н. П. Боев, торопит поскорее начать выварку жира из первого кашалота. Первый кит по размерам средний (длина его 15 метров), — а главное один, можно кое-какие данные получить. Торопливость Николая Поликарповича понятна: получено радио — китобойцами замечены группы китов, за которыми они начали охотиться. «Энтузиаст» идет к ним, а мы снова легли на курс к Моржовой. К вечеру прошли мыс Шипунский с его грядой далеко выдающихся в море камней, виден маяк-автомат, слышен рев сивучей, — здесь их тысячное лежбище. Смеркается, надвигается туман, — птицы потянули к берегу.Мыс Шипунский — крайняя юго-восточная часть Камчатки. Когда-то здесь было большое селение камчадалов, но сейчас тут живут только медведи да сивучи... К бухте Моржовой идем в густом тумане. И без того было прохладно, а туман принес с собой пронизывающую сырость. Идем, время от времени давая гудки, по счислению и определяясь по глубинам. Ход малый, капитан осторожно ведет судно, но идем как в молоке, с мостика едва бак различаем, а тут еще ночь надвинулась, никакой видимости. Поздно вечером получаем радиограммы: «Энтузиаст» добыл двух китов, в том числе громадного синего или голубого кита (норвежцы называют его блювалом), а «Авангард» — двух кашалотов.Со светом мы уже в Моржовой. Эта бухта, врезывающаяся довольно глубоко в материк, открывается на востоко-северо-восток в море и состоит из трех частей, разделенных двумя мысами. У входа ее с юга стоит небольшой островок Моржовый, северный вход — мыс Аргали. Здесь встречается много горных баранов-аргали, вот мыс и назван их именем. Южная и средняя части бухты глубоко вдаются в сушу на юго-юго-запад, а гораздо более широкая и более открытая северная часть бухты, имеющая несколько небольших придаточных бухточек, врезывается в сушу почти в чисто западном направлении.Мы вошли в удлиненную южную часть бухты, со всех сторон окруженную сравнительно высокими, покрытыми снегом сопками. По крутым склонам, шумно пенясь, текут ручьи и водопады. В углу — речка. Внизу видно много зелени, а чуть выше толща снега. Это камчатские контрасты. Видны даже зеленые кроны деревьев, стволы которых и корни покрыты полутораметровым снегом. Гудки «Алеута» всполошили сотни птиц, поднявшихся белой тучей над кораблем и наполнивших резкими, испуганными криками обычно тихую, безлюдную бухту и мохнатого хозяина здешних мест — бурого медведя, который быстро карабкается по крутой сопке, время от времени оглядываясь.Охотники наши за винтовки, но их пальба только поддала прыти напуганному мишке. Да, оказывается, он здесь не один. Вот еще и еще выбегают из густой прибрежной зелени один за другим пять медведей. А на снегу, повыше, видны также медведи. И тут слышу: «Э, да тут сильно медвежисто...» Охотники даже про винтовки свои забыли, стоят и любуются редким зрелищем.Впрочем, потом мы к этим зрелищам привыкли, особенно когда отходами нашего промысла стали питаться все окрестные медведи, которых здесь с давних времен превеликое количество.Тем временем стали на якорь, спустили рабочую шлюпку и вельбот, затем наш катер «Алеутик», закрепились двумя тросами за береговые скалы и протянули шланг для набора пресной воды прямо из водопада, и пошла вода самоходом. В бухте значительно теплее, а когда взошло солнышко, — так совсем хорошо. Работавшие на берегу уже нашли дикий лук и черемшу, нашли и ландыши, с букетами которых и возвращаются. В бухте полная тишина.Но вот показался из-за поворота «Энтузиаст», ведя свою добычу. Деловито постукивая и чихая мотором, к нему подходит «Алеутик» и принимает одного из китов. С трудом дотащил он его до слипа, трудиться было над чем. Кит отливал сталью с голубизной. Складки на брюхе его серо-голубые. Это был знаменитый синий кит, самое большое из живущих и когда-либо живших животных на нашей планете.Вытаскивали его двумя 30-тонными лебедками. На кормовой площадке он не помещался, пришлось хвост его затащить в коридор, и все же голова лежала на слипе. Длина его оказалась 26,5 метра, а обхват у грудных плавников — 12,5 метра. Наша команда с недоумением смотрела на этого гиганта: с какого бока к нему подойти, чтобы начать разделку? Я сделал несколько снимков с этого гиганта, предварительно поставив у туши для «масштаба» рослого матроса Лавронова. Не буду описывать на этот раз все перипетии разделки. Достаточно, если скажу, что три дня мы резали его, находясь по щиколотку в крови и жире. Когда я говорил команде раздельщиков, что через месяц они будут разделывать такого кита в 3 — 4 часа, а через три в один час, меня только из вежливости называли в лицо шутником. И нужно же было такой громадине попасться в самом начале промысла! После этого кита даже кашалоты, разделывать которых труднее, чем полосатиков, казались легкой работой, невзирая на то, что они подтухли... Да, хорошо, что здесь так прохладно и вода ледяная, — не так быстро портятся туши китов. Но промысел вступал в свои права, наступали трудовые будни, нужно было работать и учиться, и мы работали и учились. Оказывается, не очень-то можно было полагаться на сноровку и знания норвежских инструкторов по разделке и жироварению, до многого нужно было доходить самим.Нашлось время и для отдыха, снова заработали кружки, опять слышатся звуки сыгровки духового оркестра, заработала библиотека, по вечерам общеобразовательные и специальные лекции, заработала сеть партийной учебы. Начались будни советского промыслового корабля. Нужно дать хорошие темпы вначале, — впереди еще пять месяцев промысла, — нужно так построить жизнь и работу, чтобы не было места унынию и тоске по земле, чтобы не отстать от темпов земли. Нужно заполнить досуг интересным и полезным. Особенно озабочены в этом отношении мы, когда думаем о китобойцах. У них жизнь труднее и сложнее, чем на огромной базе. На китобойце не всегда и покушаешь толком. Небольшое волнение, — и начинается «танец». Да и охота за китами изматывает, а у нас все молодежь, а молодежь — впечатлительна.До поздней ночи заседает бюро парткома под председательством бывшего шахтера, а теперь ответственного секретаря флотилии Петра Ивановича Нельги. Борьба за количество, борьба за качество, социалистическое соревнование, питание, снабжение, ударники, оркестр, драмкружок, библиотека, лекции — мелькает в протоколах бюро. Слышатся страстные споры, но общий язык всегда находится.Наступили будни флотилии...