— А кто-то должен был прийти? — удивилась Вера реакции своих друзей.

— И вы никому не звонили?

— Нет, — обиделась девушка. — Я вела себя как подводная лодка. Затаилась. Даже сама от себя. Сказки читала. Впервые за четыре года я хорошо отдохнула. Честное слово. А сейчас меня словно током ударило. Не знаю, что бы это могло значить…

— Слава богу, — произнес Тульчин, влюбленно разглядывая Веру, как в те дни, когда они только познакомились.

— На кухню! Марш! — немного смутившись, начала распоряжаться Вера. — Мне полночи придется обрабатывать и готовить грибы. Но за это ты, Алексей, поведешь меня завтра в зоопарк. Я с детства не была в зоопарке. И в цирке.

— У нас состоялся разговор с Павлом, — заметил как бы между делом Тульчин. — В общем, он не хочет нас с тобой отпускать. Еще несколько дней. И не говорит почему. Этот частный детектив меня с ума сведет.

— Это твоя женщина меня с ума сводит, — возразил капитан.

— Вряд ли она виновата в этой ситуации, — заступился Алексей.

— Надо быть осмотрительнее и не связываться с кем попало. — Кравцов погрозил пальцем.

— Мы два сапога пара, — возразила Вера. — Или две пары сапог, как хотите. Вы тоже связываетесь с кем попало и, кажется, хорошо ловите бандитов.

— Бандит должен хорошо ловиться, — усмехнулся капитан. — И на приманку, и на наживку.

— Так где же вы все-таки были? — полюбопытствовала она. — И что это за аккордеон?

— Конфисковали на одной «малине», — ответил Кравцов. — Зачем бандюге хороший инструмент? Для них работает телевидение, которое все про криминал. Кстати, средства массовой информации недовольны вами. Говорят, что вас специально выращивали в какой-то колбе, что при помощи восточной медицины вам вживили некий музыкальный компьютер… По крайней мере, я так понял.

— Какой кошмар! — воскликнула Вера. — Где это вы набрались таких зловещих сведений?

— В ресторане Дома журналиста, — пожал плечами Павел Сергеевич. — У нас там была небольшая сходка. После того как мы посетили воровскую «малину». И мы выяснили, что разворачивается настоящая борьба с молодыми талантами. Вроде того что вы опасны для культуры, потому что все свободные места в этой сфере заняты, и надолго.

— Вполне серьезно, Вера, — поддержал новоявленного приятеля Тульчин. — Бесконечная погоня за сенсациями привела к необходимости внедрения в массовое сознание суперсенсации. О потерянном поколении маленьких калек, которых специально, как некогда итальянских теноров, выращивают, более того, уродуют… и это очень серьезно.

Вера вспомнила фразу о маленьких калеках, произнесенную Соболевой в кабинете профессора Третьякова, и ее точно холодом обдало. Конечно же всерьез их никто не воспринимает. Они действительно не нужны на переполненном рынке исполнителей. И с чего она взяла, что будущее великолепно? Оно ужасно.

Стрешнева догадывалась, что капитан Кравцов давно скрывает от нее многое. Едва ли не с начала их знакомства.

— Я должна спрятаться и подумать, — сказала она. — Вы меня жестоко удивили этими известиями. Я, конечно, знала об этом. Но все же я шокирована. Я, оказывается, как Ленин, ем красивые мухоморы, чтобы достичь в музыке невозможного. Траву курю разнообразную и по ночам летаю над Москвой.

— Алексей, я предупреждал, что она рассердится.

— Это полезно для ребенка, — ответил Тульчин.

— Да что вы понимаете! — окончательно обиделась Вера. — У меня почва из-под ног уходит, а они веселятся. Да все это устроено для того, чтобы вывести меня из себя и этим разрушить, убить. Не надо никаких подонков у подъезда. Я уже стала психопаткой. И день ото дня укрепляюсь в своей новой роли. Действительно, я маленькая калека. И любая ложь обо мне или о таких, как я, немедленно станет правдой. Вот это точно могущественный гипноз. Да я же скоро к инструменту не смогу подойти. От ужаса и отвращения.

— Одна из многочисленных версий звездной болезни, — произнес Тульчин грустно. — Успокойся, Вера. Ты ни в чем не виновата. Взрослый мир полон угрозы, вот и вся сказка.

— Тебе просто говорить, Лешенька! — продолжала сердиться Стрешнева. — Ты колесишь по свету и в ус не дуешь. Ты всегда был таким. Даже когда торчал в Твери без всяких вариантов.

— Да почему же? — развел руками Алексей.

— Да потому что я сделана из другого материала. Я женщина. И с музыкой, и с миром у меня свои отношения. И понять меня мог бы только действительно крупный музыкант. Из прошлого. Я не стану называть его имени. Но я точно знаю, что он бы меня понял. А больше — никто! Никогда!

— Не спорю, — улыбнулся Тульчин. — Культура — вещь обоюдная.

— Ты все смеешься… — изумленно поглядела на него Вера. — В Питере, ночью перед бегством, я пролистала боевик о нечистой силе. Там князь мира сего непосредственно принимает почести именно от людей культуры. Мне о культуре многое известно. Можно сказать, что даже все. Что я тут с вами вообще делаю? Ах да. Вы тут, кажется, собрались спасать меня. Как бы от меня же самой.

— А хоть бы и так. — Алексей подошел к ней сзади на цыпочках и неожиданно обнял. И тут же понял, что сделал это напрасно. Вера вздрогнула, будто электрический заряд прошел непосредственно сквозь ее плечи.

— Вот… Снова… Я с вами с ума сойду. Что это у вас за квартира такая наэлектризованная?

— Зря вы читаете по ночам такие страшные книги, — сказал Кравцов, жестом приглашая всех к столу. — Придется отпаивать вас домашним вином. Сказки-то небось читали тоже жуткие.

— Подлинную историю благодарного мертвеца, — ответила Вера, усаживаясь за стол и делая вид, что ничего, кроме пищи, ее в данный момент не интересует.

На самом же деле она испугалась еще сильней, чем в первый раз.

С ней происходило что-то серьезное, и это не было болезнью, усталостью или простым страхом. Вера втягивалась во что-то новое и необыкновенное. Она застыла на стуле, устремив взгляд в одну точку, словно прислушиваясь к неведомому.

Кравцов и Тульчин переглянулись.

— Да вы тут, Вера, так все дотла сожжете, — нашел выход из затянувшегося молчания капитан. — Как много в вас энергии…

— Да ну, — возразила Стрешнева, — ничего этого нет и в помине. Давно. Вот разве что Алеша помнит меня такой, как вы говорите. Надо сводить меня в цирк и в зоопарк, тогда что-нибудь вроде энергии появится. А так — наглость одна, и ничего, кроме наглости. Научить играть на фортепиано или виолончели можно и обезьяну. Если потратить на это много, очень много денег. Препятствие одно — обезьяна может не захотеть учиться играть. Она добренькая. Ей чужой славы не надо. Угощайте меня вашим домашним вином. Вы его сами делаете?

— Да. А пирог ваш просто превосходный, — похвалил капитан. — Где научились готовить? И много ли денег на вас затратили?

— В Высоком Городке, — ответила, довольная похвалой, Вера. — Да нисколько не затратили. Это как-то само собой получилось…

Ночью Вера тайком пробралась в комнату Алексея.

— Я только что собирался сделать то же самое, — говорил он, обнимая девушку. — Вот только собрался выдумать какой-нибудь смешной повод.

— А надо было сказать, что ты пришел рассказать мне сказку, которую только что придумал. И я не смогла бы отвертеться… Я ждала этого семь лет, — шептала она вскоре, — какая же я была глупая и темная. Мне нужно было сразу же прижаться к тебе и никуда не отпускать. Иди ко мне, потому что иначе нельзя. Этим заниматься можно только с тобой. И я почему-то всегда знала об этом. Опять меня током ударило. В третий раз. Что за беда? Правда, сейчас не очень сильно. Потому что я с тобой. У тебя было много женщин, да? Наверное, итальянки. Но ты не рассказывай мне про них. А то у меня разыграется фантазия и я сойду с ума.

— Я всегда любил только тебя, — заверил Тульчин.

— Понимаешь, я тогда была слишком маленькой. Заморыш и шкелет. Но во мне горел огонь. Это точно. Вот как сейчас.

— Значит, то, что происходит с нами, происходит именно тогда.

— Ты так считаешь? Это правда. Как я сразу не догадалась. Это происходит там, где на руинах цветет шиповник и летает огромная бабочка, величиной с лопух.