- О… это весьма сложный вопрос. Но требующий немедленного ответа.

- Будем проверять?

- Ну, все в твоих руках.

Торвальд серьезно кивнул и, зачерпнув из горшочка еще вязкой травяной субстанции, снова опустился на Норда. Тот хихикнул, почувствовав в себе скользкие пальцы:

- Ей бы мазать после, а не до.

- А мы заранее, - зубы слегка прихватили кожу на лопатке, а пальцы выскользнули наружу. Норд почувствовал, как горячее тело на нем слегка переместилось, и острое, пряное, смешанное с болью удовольствие затопило его с головой. Теперь уже не стоны – скорее, вой и рычание заполняли домик на окраине.

Деревянная лежанка обиженно скрипела, будто возмущаясь непотребству, творящемуся на ней, и облегченно смолкла, едва все закончилось.

- И как? – полностью не отдышавшись, спросил Торвальд.

- Хм… где ты там эту мазь покупал-то? Сходи, что ль, еще пару крыночек приобрети…

***

Зайдя в конюшню, Эрленд удивленно замер: около Шторма стояла крошечная рыжая девица. Она что-то шептала животному, тихо смеялась, задорно запрокидывая голову, и нежно гладила его по лбу. Тонкие пальчики медленно перебирали жесткую гриву, а конь все норовил прихватить ладошку мягкими губами. Эрленд фыркнул: вот тебе и боевой конь! Все норов показывает, взбрыкивает, вечно ржет недовольно. А стóит перед ним бедром вильнуть – ластится, как котенок.

- Здравствуй, господин, - наконец девушка заметила Эрленда. Тот кивнул и прошел в дальнюю часть помещения за седлом. Игнорируя девицу, он начал седлать Шторма, но коню, похоже, ласка пришлась по нраву, и теперь он злобно косился и обиженно всхрапывал.

Девушку, впрочем, бесцеремонность Эрленда не смутила. Она отошла чуть в сторону и неотрывно смотрела на сына конунга, хитро щуря глаза и зазывно улыбаясь, что неимоверно раздражало. Эрленд стал затягивать подпруги, но рука сорвалась, и он разодрал палец о пряжку. Раздраженно ругнувшись, он тряхнул кистью и снова потянулся к ремням.

- Погоди, господин. Дозволь глянуть, - не дожидаясь разрешения, она потянула запястье Эрленда и, все так же жмурясь, обхватила пострадавший палец губами. Брови Эрленда насмешливо взлетели вверх, но оценивающий взгляд все же скользнул по фигуре: не дурна. И смутно знакома, будто уже видел где-то. А… неважно. Свободная рука легла девушке на бедро, скользнула ниже. Пальцы сжали ткань юбки, потянули, отбросили материю и добрались до мягкой теплой плоти.

- Горячий цветочек! – пошло прошептал Эрленд и, подхватив девушку под ягодицы, заставил ее обнять себя ногами за бедра, затем потянулся к завязкам на штанах.

Цветочек оказалась страстной и отзывчивой любовницей. Она кричала и рвалась навстречу, будто оголодавшая. Так, что Эрленду даже понравилось, пусть она и была отнюдь не тем, что он предпочитал.

Закончив с цветочком, Эрленд закончил и с подпругами и, даже не оглянувшись на девушку, выехал из конюшни.

========== Глава 15 ==========

        Заплаканная Ингеборга ворвалась в покои Торы. Рухнув на колени, она обхватила женщину за талию и зарыдала, вжимаясь в теплый живот. Тора сперва удивленно дернулась, а потом начала нежно перебирать мягкие рыжие пряди. Она ни о чем не спрашивала, ничего не говорила. Успокаивала беззвучно, одними прикосновениями. Хотя, подними Ингеборга взгляд, она бы увидела холодные, как зимний лед, и бесстрастные, как Урд*, глаза, брезгливую улыбку и бесконечную усталость в изломе бровей. Тора оглаживала огненную макушку бездушно, будто это, скорее, было неприятной обязанностью, чем актом доброй воли.

- Почему? – наконец выговорила захлебывающаяся слезами Ингеборга. - Почему он так? Я… я… а он! – голос сорвался на жалкий, но все же полный негодования писк.

- Не плачь, - резким, подбадривающим движением Тора взъерошила волосы на затылке девушки и отстранилась. Развернулась и прошла вглубь комнаты, опустилась на лежак. Ингеборга обиженно всхлипнула, потерла некрасиво опухшие глаза, размазала по щекам слезы и неловко поднялась. Поморгала, запрокинув голову, будто хотела загнать непослушную влагу обратно, снова промокнула лицо, теперь уже рукавом и обессиленно рухнула рядом с Торой.

- Он на меня даже не взглянул.

- Значит, ты не старалась быть замеченной, - спокойно отозвалась опытная обольстительница.

Ингеборга напряженно засопела и набрала в грудь побольше воздуха, прежде чем произнести вслух то, что казалось ужасно стыдным, то, что могло выставить ее на посмешище:

- Он… он скользнул по мне взглядом. Но… не узнал.

- Не узнал?

Ингеборга покачала головой, и слипшиеся сосульки челки радостно подпрыгнули, глумясь над хозяйкой.

- Просто… просто… взял. Как шлюху. И забыл.

- Прекрати, - хорошенький носик Торы скривился. - Если так и будешь вечно обелять себя, ничего не добьешься.

- Обелять?

- Как шлюху? – тонкие белые пальцы легко сжали острый подбородок, заставляя оторвать глаза от собственных колен. - Ты и есть шлюха, - Ингеборга дернулась, - и я – шлюха. И только тебе под силу сделать так, чтоб за ночь с тобой были готовы отдать любые сокровища, чтоб тебя молили снизойти. А не самой умолять взять себя за кусок хлеба.

По щекам Ингеборги снова побежали слезы.

- Я не смогу. Я так не смогу.

- А как сможешь? – вовсе без интереса спросила Тора.

- Я… я семью хочу. Мужа. Нежного, ласкового… И детишек. Много-много. Мальчиков. И девочку, обязательно девочку. Чтоб они ее защищали ото всех. И никогда-никогда не обижали… Это, знаешь, как здорово? Когда брат защищает… Кажется, нет никого лучше, сильнее, - голос Ингеборги виновато дрогнул: к Тормоду она так и не подошла. После того короткого мига у двери залы пиршеств она его боле не видела и даже не пыталась найти, хоть времени и немало прошло.

- Семью? Мужа? Детей? – Тора захохотала. Весело, искренне, прищуривая глаза и широко открывая рот, полный крупных белых зубов. – Дорогая, огонек мой, нежность моя юная… Забудь! Забу-удь… Что ж ты, глупая, не поймешь никак – у тебя всего три дороги: в море со скалы, ноги перед кем попало раздвигать, чтоб с голоду не подохнуть, или смирить уже гордыню и наслаждаться тем, что есть.

- Я надеялась, он поймет, он… он простит. И заберет.

- Один-всеотец, ты думала, Эрленд влюбится в тебя? Эрленд? Да… - Тора снова зашлась смехом. - Огонек, да соизволил он свой хм… фаллос в тебя сунуть – гордись, девочка.

Зеленые глаза с мокрыми ресницами пораженно распахнулись, пухлые розовые губы приоткрылись.

- Ты… что такое говоришь?

- Что знаю, то и говорю, - выплюнула Тора. - Я сначала даже думала, вовсе он мужской силы лишен, так нет, просто разборчив, падла…

Отголосков обиды Ингеборга не заметила.

- Но… он же хороший.

- Кто? Эрленд? Тварь на редкость отвратительная, но морда… хорош, - в этом «хорош» смешались и восхищение, и презрение, и ненависть, и даже толика желания. - А вот тот красавчик, что ты придумала, взглянув на Хаконсона, может быть, и правда идеальный мужчина. Только грезами сыт да счастлив не будешь.

- Но… он же… не бывает так. Кого-то он да должен будет полюбить. Да так, чтоб… чтоб…

- Дите, - незло протянула Тора, - что я с тобой говорю? Еще в детских сказках-потешках живешь.

- Мама. Мне мама говорила, что со всеми так. Даже самый славный воин бессилен пред любовью.

- Да? – Тора могла бы поспорить, назвать множество так и необузданных женской лаской мужей, что весь свой век провели, утопая в страсти убийств и сражений и лишь на мгновения забываясь в похоти. Только смысла не видела, вот и не стала. – Пусть так. Только, сама уже видишь, не тебя ждет он. Не тебя. А цепляться за него станешь, только счастье свое, пусть пока и кажущееся тебе неправильным, упустишь.

- Нет! – решительно вскрикнула Ингеборга и вскочила. - Я все смогу. И его себе достану.

И четкой, резкой походкой вышла вон.

А Тора грустно улыбнулась, глянула на дверной проем и уже привычно положила руку на низ слегка округлившегося живота.