Когда ее приподняли вместе с одеялом, она застонала. Это была первая жалоба, первые признаки слез с момента начала ее мучений.
— По-видимому, у меня сломаны нога и рука, — как бы оправдываясь, тихо сказала она.
Наклонившись, доктор промолвил:
— Вы очень мужественная женщина. Теперь мы вас обязательно вылечим.
От пережитых мучений и укола морфия Джейн Чанфарра впала в забытье. На одеяле ее перенесли на прогулочную палубу.
Большинство пассажиров стремились к повышенной стороне лайнера, стараясь уйти как можно дальше от опасности оказаться накрытыми опрокинувшимся судном. Одни из них сразу разошлись по местам сбора по аварийному расписанию, находившимся во внутренних помещениях прогулочной палубы, другие отправились в каюты за спасательными нагрудниками и ценностями.
Пассажиры, забравшись на повышенную сторону судна, уже не покидали ее. Казалось, что более безопасного места не существует и ходить куда-либо в поисках другого убежища нет необходимости. Передвигаться по накренившейся палубе было почти невозможно, поэтому самым правильным все считали оставаться на местах и ждать официального сообщения о том, что случилось и чего следует ожидать. Но такого сообщения так и не последовало. Неопределенное и напряженное ожидание в течение первых двух часов после столкновения для многих оказалось самым неприятным переживанием той ночи. В полном неведении о случившемся все прислушивались к самым противоречивым рассказам, слухам. Судя по всему, было гораздо проще поверить, что произошел взрыв котлов в машинном отделении, а не столкновение в открытом океане с другим судном.
Столпившись на левом борту, пассажиры не могли знать, что спасательные шлюпки противоположного борта уже спущены на воду и ушли прочь от судна. Каждый раз, как только группа матросов взбиралась на борт спасательной шлюпки левого борта, пытаясь спустить ее, люди на палубе начинали нервничать. Время от времени пассажиры карабкались внутрь какой-либо пустой шлюпки, висевшей на шлюпбалках, ждали там чего-то, на что-то надеялись, затем вылезали, возмущенные или отчаявшиеся. Никто не мог точно определить степень грозившей опасности, никто не знал, пойдет судно ко дну или поплывет в Нью-Йорк, только немногие знали или хотя бы предполагали, что произошло столкновение.
Пока пассажиры пребывали в неведении, телетайпы телеграфных агентств, радио и телевидение разнесли известие о столкновении по всему миру. Они сообщили о просьбе «Андреа Дориа» прислать спасательные шлюпки для эвакуации пассажиров. Радиолюбители всего восточного побережья Соединенных Штатов перехватывали летевшие по различным волнам радиограммы о бедствии и передавали их содержание всевозможным источникам общественной информации.
Всего два часа тому назад некоторым не хотелось покидать роскошный лайнер. Джордж Кренделл, страховой агент из Нью-Йорка, стройный, высокий с бледным лицом, и Сильвен Гендлер, занимавшийся экспортно-импортными сделками, сидя в примыкавшем к бальному залу второго класса баре, говорили, что хорошо бы произошла небольшая поломка судовых машин, благодаря которой приятное плавание оказалось бы продленным еще на один день. Но Кристин Грасье и Маргерит Лилли, хотя и были в восторге от плавания по океану, говорили, что хотят как можно скорее увидеть Соединенные Штаты. Кристин Грасье, миниатюрная брюнетка франко-индокитайского происхождения, жила в Ментоне, расположенном близ итальянской границы. Там она встретилась с Маргерит Лилли, приехавшей навестить своих родителей. Сама Маргерит была замужем за английским бизнесменом и жила в Лондоне.
Огни «Стокгольма», прошедшего вслед за столкновением вдоль борта «Андреа Дориа», заметил Кренделл, сидевший лицом к иллюминатору. В воцарившейся тишине все переглянулись.
— Подождите, я сейчас вернусь! — крикнул Кренделл, вскочив на ноги, бросаясь в коридор и распахивая настежь двери на прогулочную палубу. В тот момент, когда он открыл первую дверь, за которой был крошечный тамбур, судно дало крен на правый борт. Кренделла выбросило сквозь вторую дверь прямо к зияющему отверстию (размер его был три на четыре с половиной метра), выбитому «Стокгольмом» в застекленном борту прогулочной палубы. Сложенный на палубе багаж стал вываливаться через это отверстие в море. Оглянувшись в поисках своих вещей, Кренделл с удивлением заметил, что три ящика с вином и коробка с парфюмерией, приобретенные им в Париже, были также доставлены из багажной камеры наверх и стояли на палубе. По-видимому, палуба была загромождена не только вещами из кают, но и багажом, находившимся в трюме судна.
Пока Кренделл был на палубе, его приятель Гендлер, извинившись перед дамами, поспешил в служебную каюту помощника капитана по пассажирской части, в сейфе которого находились сданные им на хранение 16 000 долларов и несколько купленных в Италии экзотических драгоценностей.
Кренделл, вообразивший себя в некоторой степени сведущим в мореплавании (у него в Ист-Хемптоне в штате Нью-Йорк была своя парусная лодка), посоветовал дамам спокойно сидеть, пока он сходит за их спасательными нагрудниками. Но те решили пойти с ним. Их путь в каюты, находившиеся в кормовой части судна, одной палубой ниже, был трудным. Ближайший трап был забит людьми. В коридорах палубы надстройки пассажиров было меньше, но передвигаться там оказалось еще труднее. Вдоль пониженной стороны правого коридора бежал поток воды глубиной около тридцати сантиметров. Каждый стремился идти по сухой стороне коридора, упираясь вытянутой рукой в его правую стенку, поэтому Кренделлу и его двум спутницам пришлось с трудом расходиться с идущими им навстречу.
Временами, когда судно качало, раздавались крики: «Тонем, тонем!» или вопросы: «Что случилось? Что нам делать? Мы тонем?»
Каюта 114, которую занимал Кренделл, находилась напротив каюты молодых женщин, в узком боковом проходе, выходившем в главный коридор. Поспешно схватив два спасательных нагрудника, паспорт и другие документы, Кренделл бросился к другой каюте.
— Быстрее, быстрее, — нетерпеливо торопил он, отметив про себя, что даже на тонущем судне женщины не могут отказать себе в праве заставить мужчин ждать. Наконец обе они появились на пороге каюты. Маргерит сжимала в руках небольшую мягкую дорожную сумку с замком «молния», которую Кренделл тотчас же у нее взял.
Когда они вышли на прогулочную палубу, какой-то штурман направил их на левую сторону судна, объяснив, что таким образом пассажиры помогают уравновесить крен. Это показалось вполне логичным, и все трое присоединились к толпе пассажиров, топтавшихся у левого борта прогулочной палубы. Через некоторое время они поднялись на следующую, открытую шлюпочную палубу, где снова постояли в толпе, пока не появился Гендлер, тащивший спасательный круг.
— Служебная каюта помощника капитана по пассажирской части заперта, в ней никого нет, — сообщил он. Ему показалось бесполезным ожидать там свои 16 000 долларов.
Задержавшись на левой стороне сырой, окутанной туманом палубы, они разговаривали с другими пассажирами, высказывали свое неудовольствие отсутствием какого-либо указания, сообщения. Около полуночи из громкоговорителей раздалось краткое объявление на итальянском языке, но разобрать слова оказалось невозможным. Даже Маргерит Лилли, которая ранее была замужем за итальянским графом и хорошо знала этот язык, не смогла ничего понять. Все находившиеся на палубе держались ближе к корме, ухватившись за поручни, леерные стойки или сидя прямо на палубе.
Сильвен Гендлер предложил своим знакомым продвинуться немного вперед, ближе к спасательным шлюпкам, находившимся в центральной части судна; палуба около них была почти пуста. Они стали медленно пробираться туда, хватаясь за поручни, укрепленные вдоль стенки надстройки, и переползая на четвереньках места, где поручни прерывались. Кренделл сказал, что надо попытаться перейти на правую сторону, но Гендлер находил, что лучше остаться на левой и приготовиться прыгать через борт, если лайнер начнет опрокидываться. Он утверждал, что все находившиеся на пониженной стороне будут затянуты под судно и погибнут. Кренделл, заглянув через левый борт вниз, заявил, что прыжок с такой высоты равносилен самоубийству.
