Сильное увеличение существенно не изменило картины ландшафта, лишь добавило резкости плохо различимым с высоты деталям: проступили яснее кое-как подчеркнутые слабыми контурами теней холмы и валы, узкие каньоны соседствующих параллельных трещин – риллей. И еще одна особенность поверхности: не было видно ни экскавационных бассейнов, столь характерных для планет безатмосферного типа, ни оспин ударных кратеров, ни ступенчатых эскарпов. Тысячекилометровые равнины… Да, в отношении рельефа новооткрытый объект скучноват. Если бы это была планета, можно было бы уверенно сказать, что более скучных планет дальнодею Кир-Кору за все его дальнодейское многолетие просто не попадалось. Но плоскость – даже планетомасштабную – нельзя было назвать планетой. Ни планетой, ни планетезималью, ни планетоидом, ни скоплением протопланетного или постпланетного материала. Что касается формы – этот скучный в отношении рельефа новооткрытый объект по праву приобретал статус дива дивного.

Дивному диву он дал название Планар и приказал люверу открыть обиталь. Внутри лювера словно бы промурлыкал кот-великан.

Сут всколыхнула плавная судорога, картина обзора смазалась. Толчок вперед, толчок назад. Ощущение телесной общности с лювером плавно перешло в ощущение общности с челноком.

Медленно вращаясь, сут вышел из обитали в пространство. Восстановился обзор, и пилот получил возможность осмотреть лювер снаружи, что он и сделал в первую очередь. Перед его глазами в такт оборотам сута поворачивался зеркальный корпус разведывательно-поискового фазерета (класс «лювер», тип «одиночка», модель «Озарис»). Поворачивался вместе со всей пространственной космосферой, предъявлял к осмотру то нацеленный на медно-красную плоскость Планара острый, сведенный на конус «менисковый» конец, то широкую, как «юбка» детского волчка, триофазовую муфту преобразователя. Муфта заслоняла местное солнце.

Привычным усилием мысли он велел челноку стабилизироваться относительно лювера. Сут реагировал послушно и быстро: погасил вращение, на секунду застыл, точно легавая на охоте, и, улавливая желание хозяина, поплыл к выступающему из муфты ребру «экваториального» фаздиска – матода. Ниже и выше ребра этой наиболее крупной на фазерете конструкционной детали были заметны краевые ребра еще двух упрятанных в муфту фаздисков меньших размеров – детода и батода. Если б дитя великана из любопытства развинтило и разобрало на части блистающий этот «волчок», под зеркальной броней оно обнаружило бы нечто вроде трех линзовидных маховиков, насаженных на одну веретенообразную ось.

Когда сут вышел из тени и завис над ребром матода, пилот взглянул на украшенный протуберанцами диск оранжевого Пянжа, покосился на зеленые строчки цифро-буквенного формуляра. Да, он не ошибся, местное солнце – оранжевый карлик спектрального класса "К", подкласса «К-5». Звезды этого подкласса дальнодеи называют титановыми.

Внешний осмотр муфты не принес никаких неожиданностей, визуально все было в порядке. Ребро матода казалось гребнем ледяной горки с двумя дорожками крутых спусков – влево и вправо. Правая освещена оранжевым солнцем, левая – огромной красной луной, которая совсем не луна и даже не совсем планета… Он славировал влево – и сильно искаженное выпуклой поверхностью отражение сута скользнуло вдоль «ледяной дорожки» светлым копьем. На прощанье он мимолетным усилием мысли закрыл щелевой вход в обиталь фазерета (для порядка, мало ли что…) и направил челнок форсированным ходом к Планару.

Сначала он был намерен познакомиться с поверхностью ПБА-18 без особых затей: перед посадкой сбросить на нее зонд проверки на возможную опасность аннигиляции и при отсутствии таковой пощупать грунт Планара собственными ногами. Однако уже на пятисоткилометровой высоте его вниманием завладело явление еще более странное, чем просто ненормально большая плоскость. Медно-красная плоская громадина, заслоняющая без малого половину пространственной космосферы, не имела четко очерченной краевой линии. То, что видели его глаза на краю Планара, напоминало золотисто-оранжевые кружева… Планар был окружен широким поясом из несметного, неисчислимого количества каменных островков.

Точно круглая льдина, плотно окруженная крошевом своих подтаявших и отколовшихся кромок… Знакомство с поверхностью ПБА-18 пришлось на время отложить и направить челнок к поясу каменных глыб.

С трехкилометровой высоты он разглядел все до мельчайших подробностей, но это только усилило его недоумение. К своему краю равнина выполаживалась и сходила на нет – так сходит на нет плоский мыс, уходящий в море песчаными косами. У края равнины лениво фланировали осколочные глыбы, окруженные свитами более мелких обломков, – плоский мир Планара окантовывала кольцом довольно протяженная зона обломочного материала.

Лучи Пянжа падали на равнину под небольшим углом, и детали рельефа были едва подчеркнуты узкими тенями. Тем зловещее выглядели контрастные пятна теней от фланирующих над «береговой» кромкой равнины обломков. Сут быстро шел на сближение с Каменным Поясом, а пилот пытался найти хотя бы мало-мальски правдоподобное объяснение неправдоподобно свободному, вальяжному, можно сказать, поведению блуждающих скал. Если Планар обладает гравитационным притяжением, то непонятно, маракас, каким образом и посредством какой энергетики самые крупные из скалистых глыб иногда позволяли себе пересекать «береговую» границу и, фланируя по горизонтальной дуге, углубляться довольно далеко в пространство над равниной… Этакие каменные облака!..

Естественных объяснений для этой загадочной несуразицы не было. То есть они, естественно, были, но он не имел о них никакого понятия. «Аномальная область, – подумал он. – Поскольку аномальные области встречаются в нормальном пространстве значительно реже, чем в гипре, я имею полное право поздравить себя в третий раз».

По иронии обстоятельств в плане сут напоминал астроиду – знак Ампары (или – как шутили грагалы – знак туза бубновой масти с удлиненными лучами), и теперь его астроидно-крестовидная тень отпечаталась на одном из наиболее удобных для посадки каменных островков – глыбе темно-серого цвета. В теневое перекрестье, как выстрел в мишень, вонзилась капсула для проверки на вероятность аннигиляции.

Взрыва не последовало (значит, глыба не из антиматерии), но в момент посадки челнок встряхнуло довольно сильным разрядом статического электричества, и несколько минут вокруг расплывалась, постепенно редея, пыльная пелена. Сут выдал пилоту цифро-буквенный формуляр с информацией о химическом и минеральном составе рассеянного вещества. Никаких особенных неожиданностей, если не считать таковыми аномально высокое содержание осмия. «Каменные облака» были тяжелее свинца!

Во время посадки сут выгнул вниз кончики четырех своих лучей и впился ими в утес летучего космодрома. Тяжести пилот не ощущал – практически полная невесомость. По меньшей мере загадочно… Будто влекомая скользящим на равнине пятном собственной тени, космодромная глыба шла над поверхностью Планара на полуторакилометровой высоте, заметно забирая влево. Впереди – гряда невысоких холмов, а все, что за нею, сгущалось в золотисто-оранжевую полосу.

Он разглядывал эту яркую полосу, прикидывая, как рациональнее использовать остальные часы обнуленного времени для осмотра плоского феномена. Программа-минимум: промчаться над блином Планара по его диаметру с остановкой в геометрическом центре дневной стороны и то же самое попытаться сделать на обратной, ночной. Программу-максимум планировать пока не стоит. Он уже чувствовал, что здесь одним тревером не обойтись, разведка блинообразного уникума потребует двух, а возможно, и трех дополнительных посещений. После отпуска, разумеется.

Мысль об отпуске согрела и ободрила. Как согревала мысль об отдыхе усталых искателей жемчуга. В сумеречном безмолвии опасных глубин ныряльщик за драгоценными раковинами, наверное, тоже бодрил себя предвкушением эйфории на берегу, и берег тот для него был не просто прогретой, утыканной пальмами твердью, но праздником света, красок, запахов, безмятежности, неги. Ну и, конечно, любви…