Меренра быстро взглянул в указанном направлении.

— Звезда! — воскликнул он изменившимся голосом. — Звезда, которой раньше не было. И у нее„ Да, у нее длинный, напоминающий меч хвост, тянущийся за ней, как светящееся облако. Она — красна, как кровь, она светлеет с каждым мигом. Что значит это, Оунис? Скажи скорее!

— Это, — отозвался старик дрогнувшим, взволнованным голосом, — это тот вещий знак, появление которого было предсказано и свершилось в назначенный срок. Это знак великий, таинственный, святой!

Он неожиданно опустился на колени, и, схватив обе руки Меренра, поцеловал край его одежды, произнеся, словно заклинание, слова:

— Привет тебе, будущий владыка святой страны наших предков! Привет тебе, чей приход знаменует появившийся на небе огненный меч! Он был красен — прольется кровь, ибо меч падает на головы грешных. Он посветлел — это означает, что так светло будет твое царствование. Привет тебе, юный фараон Древнего, Вечного Хуфу!

— Что ты говоришь? — бормотал пораженный юноша, пытаясь поднять старика. — Ты болен, Оунис? Опомнись!

Старик встал и, шатаясь от охватившего его волнения, сказал хриплым голосом:

— Нет, я не болен. Злые духи не затуманили моего сознания, нет. Восемнадцать лет ждал я прихода этой звезды, появления на небе этого огненного меча. И каждый день я глядел на небо; текли годы, а великий знак неведомого не являлся моим очам, и отчаяние овладело моей душой. И вот сегодня совершилось предсказанное, и кровавый огненный меч заблистал над горизонтом. А я уже думал, что мои очи закроются могильным сном раньше, чем придет желанный миг, и я оставлю тебя на земле одиноким, не открыв тебе своей тайны… Но иди же, дорогой Меренра! Следуй за мной в наше жилище, которое так скоро будет теперь покинуто нами.

Меренра вдруг остановился, охваченный одной мыслью.

— Ты говоришь, старик, о славном и великом будущем для меня? — сказал он, пристально глядя на своего собеседника.

— Да. Так судили предвечные боги! — ответил Оунис.

— Ты — жрец, и тебе ведомо многое, чего не знаю я, — сказал юноша, — но, Оунис, я боюсь, — не исполниться твоим пророчествам! Боюсь, я покину наше жилище, но лишь для того, чтобы отдаться волнам Нила. Пусть несут они мое несчастное тело к холодным волнам далекого моря!

—Что ты хочешь сказать этим? — обеспокоился старик. — Да, Нил понесет нас, но понесет к полному свету и высшей славе, а не к мрачным могилам!

— Хорошо. Пусть будет так! — уныло отозвался Меренра, подавляя вздох. — Позволь мне молчать покуда, как молчал долгие годы ты. У меня есть тоже тайна, тяготящая мою душу, но я не в силах пока еще открыть тебе ее.

— Какая?

— Придет время — и ты узнаешь ее!

— Пусть будет по-твоему, о владыка! — ответил старый жрец. — Но идем же, свет моих глаз! Приспел час, и нам нельзя терять ни мгновения даром! Предопределенное небесными вестниками должно исполниться!.. Законы вселенной неизменны!..

Юноша все еще оставался в нерешимости. Старик умоляюще глядел на него.

— Хорошо, пойдем! — проговорил наконец Меренра, и истощенное лицо старого жреца блеснуло гордостью.

Следуя за жрецом Оунисом, Меренра, который все еще не мог отделаться от навеянных загадочными словами жреца чар, дошел по узкой и извилистой тропинке, круто поднимавшейся по скалам, до небольшой пещеры, убранной убого и украшенной только единственной бронзовой лампадой. Буйволовые шкуры лежали на чистом и гладком каменистом полу, изображая два ложа. Здесь и там по углам стояли простые высокие узкогорлые глиняные амфоры, в которых хранились масло, вода и кое-какие припасы. Над местом, где находили ночью отдых и покой старый жрец и его питомец, висели простые, но великолепной работы короткие обоюдоострые мечи с широкими лезвиями и несколько легких, но крепких щитов из твердой, как дерево, буйволовой кожи. Войдя в пещеру, Оунис опять почтительно склонился перед юношей и сказал, прикладывая руки к своей широкой груди:

— Будь благословен твой приход, о владыка Египта, ты, ради которого бессмертные боги послали на небо Египта звезду, схожую с огненным мечом! Но ты молчишь? Или тебе ничего не говорят мои слова? Или, в самом деле, годы пребывания в пустыне усыпили твою душу и тебя не волнует, когда старый Оунис говорит тебе: «Ты — сын знаменитых „властителей Нила“ — фараонов. Ты — будущий фараон!»

— Я — фараон?! — побледнел Меренра. — Я — владыка Египта?! Я буду водить к победам несметные войска? Я буду повелевать мириадами людей? И я не грежу? И ты не шутишь, не издеваешься над бедным, нищим юношей, знающим только пещеры, пустыни да воды Нила?

— Я — жрец! — ответил с достоинством Оунис, сверкнув глазами. — И ты знаешь, что я не способен шутить такими вещами. Ты — потомок фараонов и ты будешь сам фараоном, а твое потомство будет много веков править нашей великой родиной. Я сказал! Но слушай меня, дитя моего сердца. Слушай и запоминай, что я открою тебе в этот час, когда вышли из могил и носятся над землей духи твоих предков, ушедших в страну теней, к великому Осирису, к матери всего, милосердной Исиде.

— Говори! — сказал взволнованно Меренра. — Но прежде всего — скажи: если я фараон, то почему…

— Почему до сих пор я оставлял тебя жить в пустыне, оставлял тебя в уверенности, что ты — безродный сирота, сын бедного пастуха? Ты хочешь задать этот вопрос? Да, так?.. Потому, — отвечу я тебе, — что ты — сын Тети, великого Тети, основателя Третьей династии4, а Тети не правил в Мемфисе уже почти одиннадцать лет. Тети погиб, и погиб дом его, и все ближние его, кроме тебя, первенца — сына и наследника трона фараонов.

— Я хочу, я страстно хочу верить тому, что ты, Оунис, поведал мне! — полным волнения голосом воскликнул юноша.

— Но мои слова не укладываются в твоей душе, не проникают в твое сознание? — отозвался седой жрец задумчиво. Помолчав мгновение, он продолжал: — Вот что, дитя мое! Ты и не обязан верить мне на слово. Но я дам тебе непреложные, неоспоримые доказательства того, что все, сказанное мной, верно. Люди могут ошибаться; я — человек, значит, могу ошибиться и я. Но боги — покровители и хранители Египта — ошибаться не могут. Когда минует эта ночь и светозарный бог Ра5, окруженный другими богами, проплывет все двенадцать областей царства мрака, ведя борьбу с духами тьмы, и наконец, победив Великую Змею Апоп6, торжественно поднимется над горизонтом, — я поведу тебя к статуе великого Менесат, к той, устами которой говорит его дух. Ты знаешь сам, Менее говорит только тогда, когда его вопрошает человек, в жилах которого течет хоть капля божественной крови — крови бога Ра. На твой зов должен откликнуться из замогильных стран великий Менее, в противном случае ты — не потомок первого владыки Египта, божественного Ра, и его правнука Осириса, правившего Египтом четыреста лет и породившего последнего бога-фараона, славного деяниями Хора7.

Но этого испытания будет еще не достаточно: оно докажет только то, что ты — потомок Ра. Есть другое, которое скажет, что тебе предстоит занять древний трон фараонов. Это — чудо с бессмертным цветком фараонов, с цветком, который, как сам ты знаешь, может казаться мертвым хотя бы тысячи лет, но смерть и тление не касаются, не могут коснуться его, и он оживает, раскрывает свой чудный венчик, если… если рука потомка Ра прольет на него хотя одну каплю влаги.

Завтра ты исполнишь обряд над таинственным, вечным цветком и получишь последнее доказательство правоты моих слов. Их три: огненный меч на небе, предвещающий смену владыки Египта, голос Менеса8, признающего своего потомка, и знак цветка вечности!