Из-за желтого дивана послышался шорох, хриплый вздох. Фредди быстро вскочил, метнулся к Джанин, наклонился к ней, исчез из поля зрения. Я слышал его тихий голос, но слов не разбирал. Впечатление было такое, словно влюбленный шепчется с возлюбленной, успокаивая ее страхи. Еще раз прозвучал короткий шлепок.

Когда он вернулся и сел на прежнее место, я заметил:

— Это не пойдет ей на пользу, помощник шерифа.

— Не принесет и вреда, мистер Макги. Я точно знаю, куда надо бить и с какой силой. Просто мозги как бы встряхиваются, а потом даже голова не болит. Я все думаю, как устроить, чтобы немножко поспать, не беспокоясь о вас обоих. Знаете, будь вы просто на яхте, когда округ Шавана выдал ордер на ваш арест, теперь все было бы совсем гладко.

— Не рассчитывайте на это. Как бы вы все хорошо ни обставили, Фредди, люди, которые были со мной в момент убийства Таша Бэннона, выступили бы, оправдали меня, и вам пришлось бы давать объяснения.

— К тому времени уже не было бы Арли, чтобы изменить показания. Может, все это так и осталось бы загадкой, но меня к ней никак не припутали бы.

— Значит, с Ташем все вышло случайно, и женщина упала на грабли случайно, а с Арли Денн должно было выйти намеренно.

— Порой так крепко вляпываешься, что из угла есть один только узенький выход. Лучше я вас обоих утихомирю…

Я очнулся увечный, страдающий, не имея понятия ни о времени, ни о месте. Сверху шел свет из углов неплотно прилегающей крышки люка. Приняв головную боль за похмелье, сообразив, что лежу в носовом трюме «Флеша» рядом с люком для якорной цепи, а в бок впиваются старые шпангоуты, я подумал, что лишь жалкий пьяница может выбрать подобное место для сна. Однако потом попробовал почесать правой рукой щеку, а рука не поднялась, звякнула цепочка. Повернул голову и увидел, что правым запястьем прикован к переднему брасу из двухдюймовой трубы. Я давно установил такие брасы, чтобы придать носу яхты больше жесткости в бурных водах. Конструкцию не расшатать без лебедки и рычага.

Ощупав голову левой рукой, обнаружил чувствительное место выше и чуть позади правого уха. Я не помнил «наезда», не помнил, чем кончился разговор. Голова работала еле-еле. Долго не мог понять, что судно не пришвартовано в Байя-Мар, — не те движения. Яхта слегка покачивалась, поднимаясь и опускаясь. Иногда ритм сбивался, и я ощущал легкое натяжение якорной цепи, которое заглушало остаточные колебания.

Я сел, поерзал, нашел место получше, где можно было вытянуться, не натыкаясь на белые дубовые шпангоуты. В карманах не оказалось решительно ничего полезного. И ни до чего не дотянешься. Я умудрился несколько раз задремать, движения яхты успокаивали. В четверть двенадцатого по моим часам очнулся и услыхал щелчок задвижки на маленькой дверце носового трюма.

Согнувшись, протиснулся Фредди Хаззард в моих новых слаксах цвета хаки и в чистой футболке. Кивнул, вылез обратно в дверцу, втащил полведра воды, поставил в пределах моей досягаемости. Снова полез за коричневым бумажным мешком, положил его рядом с ведром.

— Мистер Макги, тут в мешке молоко, хлеб и сыр, рулон туалетной бумаги. С ведром как-нибудь справитесь. Не собираюсь отстегивать вас без очень уж серьезной причины.

— Где миссис Бэннон?

— С ней все в порядке. Я нашел цепь и висячий замок, пристегнул ее цепью за ногу, а сперва дал поесть.

— Где мы?

— Стоим на якоре на мелководье рядом с Сэндс-Кей, к востоку от канала, милях в двенадцати от Майами. Пришлось потрудиться, чтоб вывести эту штуку с большой пристани. Ветер помог. Когда я был мальчишкой, учился в школе, почти каждое лето подрабатывал рыбной ловлей. Мистер Макги, я нашел в столе рядом со стеллажом с картами ваши расчеты. Похоже, запасов горючего хватит миль на четыреста, как по-вашему?

— Почему я вам должен объяснять что-либо, Фредди? Он присел на корточки, легко балансируя в такт покачиванию корпуса, и озабоченно посмотрел на меня:

— Я подцепил на буксир тот ваш маленький катерок. Из-за этого с таким трудом вышел из бухты. Осмотрел его, и, по-моему, он миль триста пройдет — баки полные. Куба рядом, но, думаю, это просто другая тюрьма. Узнал погоду — прогноз на пять дней хороший. Наверно, смогу добраться до островов Каикос. Там не очень-то соблюдают формальности и властей почти нету. Как объяснил мне один приятель, они всегда принадлежали Ямайке, а когда Ямайка стала независимой, на островах Каикос и Терке все осталось по-прежнему. Я взял ваши документы, можно их подпалить, вроде бы на этой яхте случился пожар, оставить ровно столько, чтоб можно было прочитать. Вполне могу сойти за вас там, где вас никто не знает. Очень жаль, что так вышло, но раз уж я собрался выдать себя за вас, то так и оставлю с ней вместе прикованными покрепче к яхте, все горючее выпущу и затоплю. Обдумал все другие способы, остался только этот. Ну, вам рассказал, ей не стал говорить, потому что она не в себе. И вы не расскажете, потому что больше никогда друг друга не увидите. Это единственный шанс. Очень жаль, но я должен попробовать. Ну, вы спрашивали, почему должны мне объяснять. Потому что, когда придет время, я могу проломить вам с ней черепа, и тогда вы спокойно пойдете ко дну, ни о чем не тревожась. А до этого обеспечу вам все удобства. И ей тоже. Но у каждого судна свои причуды, и, если это не будет работать как надо, мне придется просить у вас объяснений. А если не объясните, удобств вам обоим не будет. Сами поймете, когда приволоку ее сюда за волосы с цепью на ноге. Я всегда думал, почему это рядом со зрелыми женщинами вроде этой вечно чувствую себя неуклюжим, тупым, боюсь до них даже дотронуться. Да уж раз она все равно пойдет ко дну, не имеет значения, что с ней будет до этого. Можно с ней позабавиться. А можно и не забавляться. Прямо сейчас решать не стану, но если вы сделаете все как надо, шансов будет меньше. Так что прямо сейчас я хочу знать, куда нажимать, чтобы эта штука пошла полным ходом.

— Ничего не выйдет.

— У меня это единственный шанс, мистер. Сколько оборотов?

— Тысяча сто.

— Где переключатель автоматического управления?

— На верхней панели в углу.

— Где карта коррекции компаса?

— Приклеена к внутренней крышке коробки у штурвала. Он кивнул.

— Я немного поспал, только надо еще добрать. Просплю весь оставшийся день и буду двигаться на рассвете. Принесу одеяла, вам будет удобнее, мистер Макги.

— Не утруждайтесь до смерти ради меня.

Он вышел. Будь я один на борту, безумный план мог бы сработать. Но Мейер и Конни Альварес знают, что здесь Джанин. Они никогда не отступятся, пока не узнают о происшедшем. Не слишком-то утешительно.

Итак, сейчас самое время. Долгая вторая половина дня. Позже не стоит рассчитывать на его беспечность. Он даже в пиковом положении неосторожности не проявляет. Ему пришлось спасаться бегством. Двое других его спутников на борту крепко прикованы. Постель мягкая. Море покачивает. Может быть, больше не доведется так сладко поспать.

Итак, давай, Макги, работай, главным образом своей тупой головой. В карманах ничего. Для освобождения нужны инструменты. Скажем, пряжка от ремня? Ах да. Предусмотрительный молодой человек. На мне старые тренировочные штаны. Ни ремня, ни шнурков. Что у нас есть металлическое, приятель… Старое помятое ведро, часы, несколько пломб в зубах. Вот и все.

А если бы было что-нибудь металлическое, что бы ты сделал? Попробовал бы открыть замок наручников. А если бы вдруг подвернулась очень тонкая гибкая стальная проволока, попробовал бы просунуть ее вон в то маленькое отверстие, где наручники соединяются, и как-нибудь расцепить. Но наручники не просто хорошие, тут еще небольшие выступы, чтобы этого нельзя было сделать.

Засов опять щелкнул, он бросил два одеяла, до которых я мог дотянуться, и снова захлопнул дверцу. Щедрый дар, парень. Большое спасибо.

Еще подумаем. Наручники скользят по брасам из крепких труб, которые представляют собой букву X, лежащую на боку. Прикован я к той, что нижним концом упирается в правый борт, а верхним в левый. В перекрестье трубы соединяются не вплотную. Там можно протиснуть наручники. Можно встать, хорошо оттолкнувшись. Я очень высоко оценил собственную работу — по крайней мере, по установке брасов. Обрабатывал их ножовкой, чтобы они как следует прилегали друг к другу, а потом соединил муфтами. Диаметр каждой в основании около четырех дюймов, с четырьмя большими отверстиями для болтов. Даже с самым большим на борту гаечным ключом трудно было бы с ними справиться. Ржавчина казалась не менее крепкой, чем сталь.