Любимов. Ну, давай Валерий, отшлифовывай рольку, чтобы так натурально было, как будто настоящего мужика взяли.

— Вот и возьмите с улицы и пусть он вам играет, — хотел сказать, но, конечно, не сказал.

Сегодня я получил 4 письма от т. Лены. Начертила родословную — от своего деда, моего прадеда, до нас, до нашей веточки. По письмам чувствуется, что между родом Золотухиных и родом Шелеповых была какая-то неприязнь. Уж очень они были разные. — К нам, — пишет тетка, — культура пришла раньше, чем в П.-Павловку, Солонешное, то есть район золотухинского рода, потому у нас раньше появились цветные дорожки и т. д. Шелеповы считали себя культурнее, из них многие были действительно грамотными по тем временам, стремились к учению, и многие выучились и стали местными грамотеями, полуинтеллигентами. Заковырку тут, конечно, надо искать в деде Федосее, который прививал ребятишкам грамоту, сам ею владел, был на германской войне и, значит, много знал, потому что свет повидал. И, конечно, вторая и главная межа лежала в достатке шелеповского дома, в его зажиточности, которая давала (и по мнению отца моего Сергея И. и в самом деле) возможность подумать и о просвещении. Отец же рос в семье батрака, сам мальчишкой ушел в батраки, кормил мать и младших, рано возненавидел зажиточных и подался в революцию. Ему было не до образования, но он на него плевал и потом, за что Шелеповы его судили. И опять они были правы, он хоть не признавался, но чувствовал. А Шелеповы подались в революцию сознательно, грамотно, а не с бедняцкой косой. Они же хихикали в душе и поговаривали за печкой, что причина бедности Золотухиных была в лени и недостатке житейского ума. В общем, я к этой теме вернусь и раскопаю ее, потому что помню многие шпильки со стороны теток Шелепих и удар «кулаком» Сергея Илларионовича, который в любую гневливую минуту мог обозвать их «кулаками» и расправиться силой, потому что Советская власть принадлежала ему, бедняку, батраку и правда была его, кровная и т. д. И детей распределяли по этим признакам. Я и Тоня считались Шелепятами, Иван и Вовка — Золотухиными. И как-то в этом действительно была правда, правда рода, правда признаков. Золотухины отличались крутым, упрямым характером, своенравием, силой и гордыней. Шелеповы — мудростью, спокойствием, добротой, стремлением к учености.

В нашей гримерной постоянное распределение ролей. Что-нибудь каждый день мы распределяем, мы не имеем ролей в жизни, так хоть поговорим о них. Особенно жаркими становятся споры, когда премьер читает что-нибудь серьезное. В данном случае я называю себя таковым. Год назад я читал «Преступление» и мы полмесяца говорили о «Наказании» и все тасовали роли. Теперь я читаю «Идиота» и в который уж раз мы снова и снова перераспределяем, сортируем. Во всех вариантах, кто бы ни брал слова, мне достается князь Лев Ник. Это подмечено забавно — что читает премьер, значит, ему намекнули, он отражает репертуарные повороты… И надо зорко следить за тем, с какой литературой появляется премьер. Вот что обличает современный театр — интеллект премьера, премьер читает!!! Слыханное ли это дело!!! Премьер читает и надо успеть заявиться на роль до прихода, потом будет поздно. Премьер идет в сортир, друзья открывают портфель, проверяют содержимое, что там сегодня, какая писка лежит, какой романчик изучает премьер, он просто так читать не будет, охота была ему просто так читать, он со смыслом читает, с дальним прицелом и надо не зевать. Премьер по кабинетам ходит, погоду репертуарную знает!!

Мне сегодня Высоцкий заявил, что он уже три месяца как не живет с Люсей. Оказывается, они разошлись.

Вчера думал о том, кто в Зайке. Но так размышлять неудобно, страшно!! Лучше думать от себя. Ведь был тот миг, когда я был зачат, зажжен. Это без пяти месяцев 28 лет тому назад. Если я родился 21 июня, то зачат я был где-то в конце сентября — начале октября, скорее всего еще в сентябрьских числах. Тот, кто в Зайке, похоже идет по моим следам. Будем считать, что мое зачатие свершилось 21 сентября. Значит, до 21, 19–20… 18 и вообще… меня не было. А 21 сентября 1940 года я уже стал быть!! Я начал счет дням в мире, куда еще никто не проник, как в рай. Миг… восторг и я потянул розовую ленточку, я побежал к своему финишу… Значит, я стоял на старте… Я был запрограммирован до зачатья… Мои гены… хромосомы ждали встречи, ждали выстрела стартового пистолета, чтобы я стал быть, сорвался со старта и побежал. Миг… раз и я живу… день, два, неделя я росту, я познаю мир странный, мир сновидений. А в это время Гитлер договаривается со Сталиным о Польше, а мой отец, моя мать, вся моя страна кричит — Да здравствует Сталин — наш гениальный вождь и учитель — Я хочу по дням восстановить мою жизнь в матери и это делали люди на земле до моего зачатия, до того, как я стал быть, до того, как я умер в мир людей, я хочу восстановить параллель, день за днем — 270 дней в мире снов, 270 дней людских дел, мыслей и т. д.

Я хочу понять, была ли разница в моих мыслях там, в матери, и у людей на земле. Или мать передавала мне все то, чем жили тогда люди, чем ЖИВ ЧЕЛОВЕК ВООБЩЕ. Во мне был Бог.

В Дубну едут приглашенные. Но для справки — Флеров говорил с Эллой при мне и фамилии Смехова не называл, равно как и Демидовой. Элла сказала, что он просто забыл — допускаю. По фамилиям — едет бомонд театра на Таганке. Значит, будет и разговор соответствующий, худсовет в пути.

Любимов со Смеховым поедут поездом, они будут говорить о Ставинской. Некоторые артисты просили меня как друга Смехова замолвить словечко за них, чтобы учли их фамилии при распределении.

— Дубна, 326(б), Золотухин с Шацкой, Высоцкий с Иваненко, Васильев с Лукьяновой, Смехов со Смеховой, Левина со Славиной, Любимов с Целиковской.

После обеда у Васильева в номере сочиняли шуточные поздравления. Венька написал приветствие из словоблудия от «-ЛЯР» и «-ЛЯМ», Высоцкий — песенку, Васильев подобрал музыку.

Нас не приняли сразу бурно, как мы ожидали, и мы зажались. Тем более сделали глупость, не отбили капустник от концерта и зрители, казалось, были в недоумении. Я пел, кажется, хорошо, Вениамин читал Маяковского, Володя пел песни и все спас.

Нина не пошла на концерт, в приглашении было написано — Золотухин с супругой. — Мне не хочется присутствовать в качестве супруги.

После концерта банкет на 400 человек.

Целиковская. Он деградирует как режиссер… Да, да… Уж мне не говорите, я его знаю, слава Богу… Он деградирует… Что он сделал с «Тартюфом», я его возненавидела как режиссера из-за вас, из-за актеров. Какое он имеет право так с вами работать — ни одной актерской работы, при блистательных ролях. Мне никто не нравится. Значит, не умеет работать с актером.