И тут же его передали им. Пауза. — Взрыв. Вечером — закрытое партийное собрание — линия и выступление Любимова поддержаны парт. организацией, поведение артистов получило резкое осуждение. Петрович перед этим после совещания был у Шапошниковой. — Работайте спокойно, никто вас снимать не собирается.

Театр не расходился до 12 часов ночи. Празднование 4-летия отменено во избежание мордобоя и безобразий.

На завтра — выходной день, ходил к Кольке.

— Я хоть и не жена декабриста, но за тобой — в любую Сибирь.

Вечером концерт в Электростали и «Пакет» по телевизору, пока мы ехали в Москву.

Утром 25 апреля ездил к Шифферсу, отвозил роман.

— Женя, вы написали гениальную книгу.

— Да, говорят.

На обратном заехал в театр. Королева, она уже 3-ий секретарь райкома и Лева Гарусов — зав. отделом пропаганды райкома комсомола, разбирают наши бумаги, обвиняют в анархизме.

Гарусов. Вот как я понимаю ваши события. Все началось с конфликта Дупака и Любимова, между ними принципиальные разногласия. Пошли слухи, не хочу говорить, кто причиной этому, ясно, что они родились в театре, кому-то что-то сказал Любимов, Дупак, слухи пошли по городу, и уже вся Москва знает, что Любимова снимают. Эта обстановка послужила причиной ком. собрания. Собственно, ком. собрание приняло решение единства и единство одобрено, получилась эта бумага. На следующий день было совещание, было желание зачитать эту резолюцию, факт. Теперь разберемся, как говорит Золотухин, разбросим карты и посмотрим.

Появились слухи — собирается ком. собрание. Правомочно ли было по слухам собирать ком. собрание. Прежде чем собрать ком. собрание принимается решение бюро, на нем обговаривается информация, с этим вопросом идут в партбюро и информируют райком. По любому вопросу должна быть дана объективная четкая информация, после этого ком. собрание имеет право ее обсуждать… Комсомольцы начали обсуждать информацию приблизительную, провокационную, может быть… Мало ли кто что ляпнет, а вы будете это обсуждать… Нарушены уставные правила: не согласовано с бюро партии и райкома комсомола. Собрание обсуждало деятельность Любимова, и Дупака не пригласили, а когда он пришел, вы не дали ему слово, бойкотировали руководителя театра.

— Ложь. Он пришел, когда была подведена черта, и все равно ему дали слово, и он говорил 15 минут о том, почему и как сняли репетиции «Живого», а его об этом никто не спрашивал, вообще «Живой» во всей этой истории ни при чем.

— То, как вы предлагаете организовывать собрание, мы добились бы его на третий день, когда оно могло бы уже и не быть, мертвому припарка, а если пожар, экстренный случай, вы тоже посоветуете бегать по инстанциям и просить указаний? Комсомольцы проявили мобильность и организованность, доказали наличие действенной ком. организации.

Гарусов. Такая самостоятельность доказывает неорганизованность и анархию…

— Давайте по пунктам, я записываю, и у меня должна быть зафиксирована ясность ваших установок.

— Что ты все по пунктам, давай по сути.

— Ишь ты, начал с пунктов, с устава, а теперь требует сути.

Гарусов. Ю.П., Бог, такой и сякой, но человек может ошибаться. Золотухин, не стучи кулаком. Комсомольской организации не дано право обсуждать линию идеологических организаций, театр — это идеологическая организация и иметь свое мнение по поводу репертуара театра.

— …утвержденного управлением и одобренного парторганизацией театра, так и запишем.

Гарусов. Если бы не было Любимова, не было бы такого репертуара, он давит и проводит свою линию.

— Вы умаляете роль партийной организации и всего коллектива, все спектакли обсуждаются и принимаются партбюро, а потом управлением.

— Можешь иметь свое мнение, но не в комсомоле, вы не имеете права влиять на линию репертуара.

— А если Любимов поставит фашистский спектакль?

— Все равно, вы не имеете права обсуждать, это дело партийных органов, а ты можешь подойти и сказать лично.

Губенко. Я как комсомолец поддерживаю парторганизацию театра в той линии репертуара, инициатором которой является Любимов при поддержке парторганизации.

— Мы никого не обсуждаем из руководителей театра и не обсуждали линию театра — мы выражали свое единение, свое согласие с линией, а не обсуждали и не разбирали, мы просили, просили разъяснить, а не требовали отчета от парт. бюро.

Гарусов. Суммирую ваши ошибки.

1. Комс. собрание неправомочно обсуждать линию репертуара, определять, насколько она партийна или нет.

— Лыко да мочало… мы не обсуждали, мы просили и присоединялись.

— Не сбивайте меня.

2. Не имеете права доводить до сведения партбюро свое мнение.

3. Как эта бумага, так называемая резолюция, была использована и могла быть использована. С этой бумагой вы вышли на совещание. Губенко хотел ее зачитать, адрес уже изменился, а на Западе ее бы подхватили и могли бы использовать по-своему. Знаете ситуацию — Польша, Чехословакия, Гинзбург — письма, подписи, обратные письма и отречения, как письма играют на руку Западу и американской разведки. Би-Би-Си тут же бы эту бумагу растрезвонило бы.

Зачем ссылаться на Би-Би-Си, мало ли что оно может выкрикнуть, вывернуть, перевернуть… а крамолы никакой для Советской власти бумага не содержала, кроме как наоборот, доказывая и подтверждая красный цвет линии театра.

Крамола бумаги в следующем, вы подтверждаете на своем митинге, иначе не назовешь, линию Любимова, а эту линию не подтверждает партия.

Это для нас новость, вот те раз, значит, все факты, приведенные в речи Любимова, — ложь? Он сказал, что «все, что я сказал, я могу подтвердить документами, высказываниями в партийной печати».

А если бы Би-Би-Си перемывало кости Советской власти за то, что в самой демократической стране из зала вывели прогрессивного, знаменитого деятеля современного театра — Жана Вилара?

— Би-Би-Си — никто не верит, оно все врет, на него ссылаться не будем.

То вы говорите, что боитесь Би-Би-Си, то говорите, что оно все врет, будьте последовательны в оценке буржуазной радиостанции.

Не передергивайте и четвертое:

4. Собрание пошло по неправильному пути, это было не собрание, а митинг анархистов.

В 6.30 состоялось бюро райкома. Оно продолжалось пять часов без перерыва. Мы доиграли спектакль и стали дожидаться приезда основной тройки в театр. Сидели на полу, на лестнице, театр превратился в штаб, в Смольный. И говорили, говорили… юмору было много, каждый предлагал свой план действий, единственно разумный.

Приехали. Любимов бледный, еле стоит на ногах, Дупак улыбается: «А что вы ждете, ничего не случилось, езжайте домой».

Любимов. Такого еще не было в моей жизни. Такое мощное наступление, режут под корень, хватают по мелочам, ничего не принимают — строгий выговор с предупреждением, Дупаку просто выговор, Глаголину — указать на недостаточную принципиальность, твердость. Товарищи! Я вас прошу об одном. Что бы ни случилось, сохранять покой и выдержку и на высоком идейно-художественном уровне доиграть, доработать этот сезон. Это самая главная задача, задача № 1 — собранно и четко закончить сезон. В театре работает комиссия, вы люди взрослые и должны понимать, что это такое, и чем может кончиться любое наше ослабление дисциплины, любая оплошность может стать концом для театра. Как вы дошли до того, что сосунки дают политическую оценку вашей работы.

На следующий день, 26 апреля, в 11 утра состоялось общее собрание коллектива, повестка: «…О недостойном поведении некоторых товарищей на совещании актива».

Глаголин. Последняя неделя была бурной. Произошел ряд фактов, которые получили резкую оценку: коллектив неуправляем, анархичен, не подчиняется дисциплине любого советского гос. учреждения. В течение 5 дней об этом везде говорят. Я понимаю, что атмосфера была накаленной, главное — слухи о снятии Ю.П. — основа для разворачивания событий, с быстротой стальной пружины. Та защита, которую избрал коллектив, особенно несколько товарищей, сослужила плохую службу.