— Да, команданте. В этом я полностью уверена.
— Ты увидишь, что мы вместе будем сражаться в Боливии. Время придет. Но мы должны основательно подготовиться к этому. А теперь поговорим о политической ситуации в Латинской Америке, чтобы ты познакомилась с задачами и перспективами нашей борьбы.
Этот разговор затянулся на несколько часов.
В помещении резиденции Кубинского представительства при Организации Объединенных Наций Че еще раз просмотрел текст своего выступления. Он взглянул с 31-го этажа через Ист-Ривер на Куинс, затем перевел взгляд на Бруклин. Однако в этот дождливый туманный день он почти ничего не увидел.
Он вновь взялся за текст своего выступления, отыскал то место, где речь шла о проблеме разоружения. Он прочитал: «Одной из основных тем на этой сессии был вопрос о всеобщем и полном разоружении. Мы целиком одобряем всеобщее и полное разоружение. Кроме того, мы выступаем за уничтожение всех ядерных боеголовок и поддерживаем предложение о проведении конференции всех стран мира, чтобы помочь воплотить в жизнь стремление народов к разоружению. Наш премьер-министр, выступая на этой сессии, указал на то, что гонка вооружений постоянно приводила к войнам. В мире возникают новые ядерные державы, а значит, и увеличивается опасность вооруженной конфронтации. Мы считаем, что нужно провести всемирную конференцию с целью полного уничтожения всего ядерного оружия. Первым шагом в этом направлении должен стать запрет его испытаний».
«Да, это звучит недвусмысленно и несет в себе конструктивный заряд», — подумал он, пропустил пару страниц и стал читать дальше:
«Мы хотим построить социализм, и мы солидарны со всеми людьми, борющимися за мир. Мы — члены Движения неприсоединения, хотя и являемся марксистами-ленинцами, поскольку неприсоединившиеся страны борются против империализма. Мы хотим мира, хотим создать новую Кубу, обеспечить нашему народу лучшую жизнь и поэтому всячески стремимся не поддаваться на провокации янки. Но мы знаем образ мышления и взгляды членов правительства США. Они требуют очень высокую цену за мир. Мы отвечаем им, что цена эта не может быть выше суверенитета страны».
Он поднял глаза от текста.
«Мир — это просто когда не падают атомные бомбы? — спросил он себя. — Что, жители Гарлема живут в мире? Можно ли говорить о мире, когда каждый день приходится вести жестокую борьбу за выживание? Что делать с люмпенами, потерпевшими поражение в борьбе за существование?»
Он вспомнил фигуры, неподвижно лежащие на улицах. Люмпены, жертвы безжалостного общества. Они что, живут в мире?
После выступления на Генеральной Ассамблее ООН многие журналисты пытались получить у него интервью. Он согласился дать его корреспондентам телекомпании Си-би-эс и газетчику из «Нью-Йорк тайме». Эта беседа с министром промышленности Кубы транслировалась в эфир без предварительной записи.
Прежде чем Че вступил на площадку, освещенную ярким светом юпитеров, корреспондент обратился к нему: «Минутку, мистер Гевара. У нас еще есть немного времени».
Че остановился и увидел недоуменное выражение в глазах оператора. Все вопросы можно было прочесть на его морщинистом лбу: «С каких это пор министр промышленности выступает в военном комбинезоне? А может быть, этот Гевара самый обычный террорист?»
— Скажите, мистер Гевара, на большинстве фотографий, которые я видел, вы изображены с длинными волосами. Почему вы подстриглись?
Че пожал плечами. Какие же глупые вопросы задают эти журналисты!
— Просто сейчас я нашел на это время. Когда мы сражались в Сьерре, у нас были другие проблемы.
Он закурил сигару и помассировал затылок. Это выступление на Генеральной Ассамблее ООН требовало огромных усилий, но оно было необходимо.
Журналист продолжал спрашивать.
— Как, собственно говоря, становятся революционером, мистер Гевара? Я полагаю, ими ведь не рождаются! Я интересуюсь этим так, в чисто личном плане.
Гевара не испытывал ни малейшего желания давать интервью. Он очень устал. Но, выступая перед общественностью, он мог кое-что разъяснить. Он сделает все, чтобы организовать пропаганду дела народов Латинской Америки. Закрыв глаза, он ответил:
— Я вырос в семье, где царили антифашистские настроения. Это накладывает отпечаток на человека. В Латинской Америке я повидал голод и нищету и познал причины этой нужды. Подлинным революционером я стал в Гватемале, когда увидел, как ЦРУ во имя интересов американских концернов развязало там кровавый контрреволюционный террор. Кроме того…
Настало время для телеинтервью. Корреспонденты уже расселись перед камерами.
Один нервно вертел в руках авторучку и произвел на Че впечатление человека, страдающего желудочными заболеваниями. Второй, казалось, был сосредоточен. Третий держался непринужденно и любезно. Он начал:
— Доктор Гевара, Вашингтон сообщил, что существуют два политических условия для установления нормальных отношений между США и Кубой. Первое условие: отказ от военных соглашений с СССР. Второе: отказ от политики, направленной на экспорт революции в Латинскую Америку. Вы видите возможности сближения точек зрения по одному из этих вопросов?
Че пристально посмотрел на своего интервьюера. Почему же этот человек не спросит, как кубинцы относятся к американской базе на Кубе, которую янки и не собираются эвакуировать?
— Я не вижу здесь абсолютно никакой возможности для сближения взглядов. Мы же не ставим США никаких предварительных условий. Мы не требуем, чтобы они изменили свой строй. Мы не требуем прекращения расовой дискриминации в Соединенных Штатах. Мы не ставим никаких условий для нормализации отношений, но также не признаем никаких условий.
Затем они начали задавать ему все те утомительные вопросы, на которые он уже столько раз отвечал за последние дни.
Как охотно он оказался бы сейчас рядом с Алеидой и детьми!
Пока переводчик переводил лапидарный вопрос, который он уже понял, Че выводил пальцами на столе имена детей.
Затем они вновь подошли к коренному вопросу: переход к социализму мирным или немирным путем. Все-таки до них дошло, что этот переход когда-нибудь да произойдет. Весь вопрос в том, как?
— Проблему мирного перехода к социализму мы обсуждали в теоретическом плане. Но на Американском континенте добиться его очень трудно. Почти невозможно. Поэтому мы недвусмысленно заявляем, что в Америке путь к социализму можно проложить только винтовкой. И… — тут он улыбнулся американцу, — я могу вам со спокойной совестью гарантировать, что это вам еще предстоит пережить.
После выступления на экономическом семинаре Организации афро-азиатской солидарности Че весьма неохотно пошел на прием. Он терпеть не мог эти «коктейль-парти» с их пустопорожней болтовней. Ему удалось на несколько минут выйти на террасу. Он смотрел на алжирскую гавань и вспоминал порт Вальпараисо.
Присутствующий здесь представитель одного из африканских государств подошел к нему. Че охотно избежал бы этого разговора. Воспоминания поблекли и исчезли.
Улыбка этого человека показалась ему чересчур любезной. Внезапно он почувствовал тоску по Алеиде. Но разговора ему не избежать. Здесь он среди дипломатов. Он должен привлечь их на сторону Кубы. Ни в коем случае он не должен показаться резким.
Они обменялись первыми любезностями, и посол представился. Он выразил удивление, что кубинцам вообще предоставили возможность высказаться.
— Знаете, месье Гевара, что меня поразило больше всего? Ваши высказывания о социалистических странах. Не желаете освежающего напитка?
Представитель африканской страны взял у одного из проходящих мимо официантов два стакана с апельсиновым соком и протянул один из них Че.
— В вашей речи вы заявили, что слаборазвитые государства должны опираться на социалистические страны. Затем вы расточали похвалы социалистическим государствам.
Со стороны порта подул свежий ветер. Че сделал глубокий вдох. У него чуть болела голова. Он должен был кое-что объяснить этому послу.
