Интереснейший рассказ о полюдье императора Константина, ежегодно видевшего своими глазами русские «однодревки» — моноксилы, давно известен историкам, но ни разу не было сделано попытки воссоздать полюдье середины X века во всем его реальном размахе как общерусское ежегодное явление. А без этого мы не сможем понять и сущности государства Руси в VIII–X веках.

Начнем с «однодревок», в которых нередко видели маленькие утлые челноки славян, выдолбленные из одного дерева, чем объяснялось их греческое наименование — «моноксилы». Маленькие челноки, вмещавшие всего лишь по три человека, в то время действительно бытовали, как мы знаем по «Записке греческого топарха», младшего современника Константина. Но здесь речь идет о совершенно другом: уже из приведенного текста видно, что суда оснащались уключинами и веслами, тогда как челноки управлялись одним кормовым веслом и никогда не имели уключин и распашных весел: челнок был слишком узок для них.

Характер моноксилов выясняется при описании прохождения их через днепровские пороги: люди выходят из судов, оставляя там груз и проталкивают суда через порожистую часть, «при этом одни толкают шестами нос лодки, а другие середину, третьи — корму». Везде множественное число; одну ладью толкает целая толпа людей; в ладье не только груз, но и «закованные в цепи рабы». Ясно, что перед нами не челноки-долбленки, а суда, поднимавшие по 20–40 человек (как мы знаем по другим источникам).

О значительном размере русских ладей свидетельствуют и слова Константина о том, что, проделав самую тяжелую часть пути, протащив свои суда через пороги, русы «опять снабжают свои однодревки недостающими принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой». Мачты и реи окончательно убеждают в том, что речь идет не о челноках, а о кораблях, ладьях. Однодревками же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева (10–15 метров длиною), а это позволяло построить ладью, пригодную не только для плавания по реке, но и для далеких морских путешествий.

Весь процесс ежегодного изготовления нескольких сотен кораблей уже говорит о государственном подходе к этому важному делу. Корабли готовились во всем бассейне Днепра («озера», вливающиеся в Днепр) и даже бассейне Ильменя. Названы обширные земли Кривичей и Полочан, где в течение зимы работали корабелы.

Нам уже хорошо знакомо это огромное пространство днепровского бассейна, все реки которого сходятся у Киева; еще в V–VI веках, когда началось стихийное движение северных славянских племен на юг, Киев стал хозяином днепровского судоходства. Теперь во всем этом регионе «данники» русов рубят однодревки в «своих горах». Правда, Константин пишет о том, что славяне-данники продают в Киеве свои свежеизготовленные ладьи. Но не случайно император связал корабельное дело с подданством Руси; очевидно, это было повинностью славян-данников, получавших за ее выполнение какую-то плату.

О применении государственного принципа в деле изготовления торгового флота говорит и то, что Константином указаны областные пункты сбора кораблей на протяжении 900 километров: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма), Смоленск (бассейн Верхнего Днепра), Чернигов (бассейны Десны и Сейма), Любеч (бассейн Березины, часть Днепра и Сожа), Вышгород (бассейн Припяти и Тетерева). В Киеве было отведено специальное урочище (очевидно, Почайна?), где окончательно оснащивались все ладьи, доставленные с этих рек. Название этой крепости — «Самватас» до сих пор не расшифровано учеными.

Итак, процесс изготовления флота занимал зимнее время и часть весны (сплав и оснастка) и требовал усилий многих тысяч славянских плотников и корабелов. Он был поставлен под контроль пяти областных начальников, из которых один был сыном великого князя, и завершался в самой столице. К работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, мы должны прибавить труд славянских женщин, ткавших паруса для оснастки флотилии.

Численность торгового флота нам неизвестна; военные флотилии насчитывали до 2 тысяч судов. Ежегодные торговые экспедиции, вывозившие результаты полюдья, были, очевидно, менее многочисленными, но не могли быть и слишком малы, так как им приходилось пробиваться через земли печенегов, грабивших русские караваны у Порогов.

Примем условно численность однодревок в 400–500 судов. На один парус требовалось около 16 квадратных метров «толстины» (грубой, но прочной парусины), что выражалось примерно в 150 локтях ткани. Это была задача для двух ткачих на всю зиму. Учитывая, что после Порогов ставили запасные паруса, мы получаем такой примерный расчет: для изготовления всех парусов требовалась работа 2 тысяч ткацких станов на протяжении всей зимы, то есть труд женщин 80-100 тогдашних деревень. Добавим к этому выращивание и прядение льна и конопли и изготовление примерно 2 тысяч метров «ужищь» — корабельных канатов.

Все эти расчеты (дающие, разумеется, лишь приблизительные итоги) показывают все же, что за лаконичными строками источника мы можем и должны рассматривать упоминаемые в них явления во всем их реальном жизненном воплощении. И оказывается, что только одна часть того социального комплекса, который кратко именуется полюдьем, представляет собой значительную повинность. Постройка станов, транспортировка дани в Киев, изготовление ладей и парусов к ним — все это первичная форма отработочной ренты, тяжесть которой ложилась как на княжескую челядь, так и на крестьян-общинников.

Рассмотрим с таких же позиций само полюдье как ежегодное государственное мероприятие, раскроем, насколько возможно, его практическую организационную сущность. Трактат императора Константина содержит достаточно данных для этого.

Во-первых, мы знаем земли тех племен (точнее, племенных союзов), по которым проходило полюдье. Это область Древлян (между Днепром, Горынью и верховьями Южного Буга); область Дреговичей (от Припяти на север до водораздела с бассейном Немана и Двины, на востоке — от Днепра включительно); обширная область Кривичей в верховьях Днепра, Двины и Волги и, наконец, область Северян, охватывающая Среднюю Десну, Посемье и бассейны верховий Пела и Ворсклы.

Если мы изобразим эти четыре области на карте, то увидим, что они охватывают пространство 700×1000 километров, почти соприкасаясь друг с другом, но оставляя в середине большое «белое пятно», около 300 километров в поперечнике. Оно приходится на землю Радимичей. Радимичи не включены Константином Багрянородным в перечень племен, плативших дань Киеву. Император был точен: Радимичи покорены воеводой Владимира Волчьим Хвостом только в 984 году, после битвы на реке Песчане, спустя 36 лет после написания трактата.

Во-вторых, мы знаем, что полюдье продолжалось 6 месяцев (с ноября по апрель), то есть около 180 дней.

В-третьих, мы можем приложить к сведениям Константина скорость перемещения полюдья (не забывая об ее условности), равную примерно 7–8 километров в сутки.

В-четвертых, мы знаем, что объезд был круговым и, если следовать порядку описания племен, двигался «посолонь» (по солнцу).

Помножив количество дней на среднюю суточную скорость (7–8 километров), мы получаем примерную длину всего пути полюдья — 1200–1500 километров. Каков же мог быть конкретный маршрут полюдья? Объезд по периметру четырех племенных союзов нужно сразу отвергнуть, так как он шел бы по полному бездорожью лесных и болотистых окраин и в общей сложности составил бы около 3 тысяч километров.

В летописном рассказе о «реформах» Ольги есть две группы точных географических приурочений: на севере близ Новгорода — Мета и Луга, а на юге близ Киева — Днепр и Десна. Полюдье, отправлявшееся осенью из Киева и возвращавшееся по весне туда же, могло воспользоваться именно этими киевскими реками, образующими почти полное кольцо: сначала путь вверх по Днепру до Смоленска, а затем — вниз по Десне до Ольгиного города Вышгорода, стоявшего у устья Десны.