Анна тряхнула головой. Тысячи маленьких колокольчиков — каждый на свой лад — пели у нее в ушах. Кончики пальцев онемели. Хватка Камилла ослабла, но она перехватила ускользающую ладонь, провела по ней пальцами, изучая каждую впадинку, шероховатость, шрамик, линию, словно читая забытые письмена — снова и снова. Камилл отвернулся, стискивая зубы. У него не было сил высвободиться из этого нежного плена.
Она подняла тяжелые глаза. Вокруг плыла цветная пелена. Цветной туман, в котором вспыхивали теплые огни. И в этом тумане была только одна опора — твердая, бьющая током ладонь в ее пальцах.
— Камилл… я не хочу… не пускай меня… я…
Лицо Камилла было совсем рядом — тяжело дышащее, с затуманенными глазами. Он жадно всматривался в нее, словно пытался понять, узнать, прочесть… Анна потянулась к нему, но перестала воспринимать окружающее прежде, чем Камилл нагнулся к ее губам.
Она сидела, с недоумением оглядываясь, на заднем сиденье вездехода. Когда она успела уснуть? Они все еще едут к трикки? Внезапно ее руки взметнулись. На ней был наглухо застегнутый комбинезон. Анна растерянно пригладила волосы.
— Доброе утро, — сказал с водительского места Камилл.
— Уже утро? — испугалась Анна. — Я что, уснула?
— Вырубилась, как ребенок, — усмехнулся он, не оглядываясь.
— А мы… мы уже… мы едем от трикки?
— Да. Почему вы спрашиваете?
— Я думала, мне все это приснилось. Все как в тумане… Я помню… что-то со мной творилось… я все видела и слышала… и чувствовала… как-то не так. Что это было, Камилл?
— Был Праздник Перемен, — нехотя отозвался он, — новое время года.
— Время года? Да здесь же всегда одно и то же!
— Да. Для всех, кроме трикки. Но теперь вы тоже будете замечать перемены. Трикки немного изменили вас… Ну, не пугайтесь, хуже вы от этого не стали. Просто немного обострилось восприятие. Вы пили особо приготовленный напиток. Его подают только близким друзьям.
— А… но… — нерешительно начала Анна.
Камилл дернул широкими плечами. Сказал ровно:
— В его состав входят и компоненты, вызывающие сексуальное возбуждение. Вы об этом хотели спросить?
Анна вспыхнула.
— Вы знали? Вы знали про это? Поэтому сами не пили! Почему вы не сказали мне?
Камилл вдруг ухмыльнулся.
— Мне было интересно на вас посмотреть
— Вы… вы!.. — она просто не находила слов.
— Ну, не расстраивайтесь, — бодро сказал Камилл, — я не мог отказать им, это бы их обидело…
— Ну и пили бы сами!
Камилл тяжело вздохнул. Сказал просто:
— Я не мог. Боялся не выдержать.
У Анны порозовели уши.
— И ничего страшного не произошло, — небрежно заметил Камилл. — Вы вели себя вполне прилично.
— Правда? Я совсем… я почти ничего не помню…
Камилл промолчал. Ладони его вспотели. Глупо заводиться. Глупо — при одном воспоминании о вздрагивающих у тебя под рукой упругой нежной груди, о бархатистости податливой спины, мягких губах… И невидящих глазах, устремленных сквозь него… Этот-то взгляд его и остановил, хотя не остановил бы прежнего Сарти, берущего все, что ему хотелось. Она любила… она желала не его… просто мужчину, любого мужчину. Не его.
Ему этого оказалось мало.
Хотя, кто знает, не жалеет ли он об этом уже сейчас…
Камилл остановил вездеход недалеко от станции. Только теперь Анна задумалась, что они будут делать дальше. Получил ли Камилл от трикки какую-нибудь помощь?
Перебираясь на переднее сиденье, она ощутила в кармане что-то твердое. Нерешительно достала найденную бляху. Взглянув на ее протянутую руку, Камилл быстро вскинул глаза:
— А, так вы знаете…
— Знаю…
Он не уловил в ее голосе слабо вопросительной интонации. Сказал нерешительно:
— И что вы об этом всем думаете?
— Не знаю, что и думать! — совершенно искренне ответила Анна.
Камилл откинулся на спинку сиденья, упираясь руками в пульт.
— Все дело в том, что я всегда был везунчиком — в школе, в драках, у девушек, в Десанте… Я выводил своих парней из такого ада, где никто не мог остаться в живых. А я оставался. И они оставались. Это меня избаловало, и однажды я свое везенье переоценил. Они все… там. Все до единого. А я… ну вы видите.
Потом… Я никогда не сомневался в себе. В своих решениях. А когда вышел из больницы, со мной все было кончено. Я больше не мог быть командиром… и не из-за своего увечья. Я удрал от них. От друзей. Джозефины. Всех. Купил треть этой планеты, тогда она еще считалась необитаемой, эту станцию. И несколько лет прожил один. А потом появились трикки.
Анна смотрела на него, открыв рот. Камилл коротко усмехнулся.
— Короче, когда меня попытались отсюда выдворить, у меня наготове было официальное, заверенное трикки разрешение жить на их территории и представлять их интересы.
— Как вам это удалось? Ведь с трикки очень трудно договориться.
— Это другим… трудно. И будь я прежним командором Сарти — здоровым, удачливым, знаменитым — я бы даже не попытался их понять. Ну а потом появились Джереми, Козырь, Гамби… Так, прибивались все понемногу.
— Я вспомнила вас! — воскликнула Анна. — Вы тогда гремели. Конечно, помню — такой супермен — высокий, сильный, краси…
Она осеклась.
— Да, конечно. Я и теперь… Красавчик. Нет, не извиняйтесь. Это было мальчишеством — своего рода вызовом людям, судьбе… или мимикрией, защитной окраской… Мне нравилось, что я внушаю страх. Это сейчас стало надоедать.
— А эта… — нерешительно сказала Анна. — Джозефина…
— Моя жена? Ну, вы тоже должны ее помнить. Знаменитая актриса. Красавица. Мы подходили друг другу по всем статьям.
— И что она?
— А что она? Была счастлива, что я остался жив. А мне все казалось, что она любит того… Сарти. А меня, неудачника, — по привычке. И жалеет. Я, видите ли, не привык, чтобы меня жалели. Я привык к восхищению. Ну и… словом, я сбежал.
— Бедная женщина! — тихо сказала Анна.
Камилл покосился недоуменно.
— С чего это?
— Вы исчезли. Никаких вестей. Она, вероятно, считает вас мертвым. Думает, что не смогла помочь вам, поддержать…
— Эта бедная женщина давно замужем за другим. Нарожала троих детей…
— Вот и молодец! — мстительно сказала Анна. — Вы что думали, она вечно будет соломенной вдовой?
Камилл расхохотался.
— А меня вам не жаль?
— А за что вас жалеть? Вы, я вижу, неплохо устроились, — сердито заявила Анна. — Нагоняете страх на полпланеты, воюете с полицией, портите отношения с торгаша… тьфу, торговыми компаниями, морочите всем головы с трикки. И вообще, вы самый отъявленный лгун и авантюрист, каких я только видела!
— Благодарю, — серьезно сказал Камилл. — Вы обладаете чудным даром утешения. Человек перед вами открывает душу и получает за это по морде.
— А чего вы хотели? То вам не нравится, что вас жалеют, то требуете жалости. Будьте уж последовательны!
— Будем, — согласился Камилл. — И спросим у правдоискательницы, где она нашла этот медальон?
Анна вспыхнула. Камилл рассмеялся. Поднявшись, застыл в неудобной позе, пристегивая к ремню кобуру бластера.
— Что мы будем делать дальше?
— Мы? — он взглянул на ожидающее лицо Анны. — Вы будете сидеть здесь… Вы будете сидеть здесь? Или мне придется вас связать?
— Тогда уж лучше пристрелите, — предложила Анна. — А то я перегрызу веревки.
Камилл некоторое время смотрел на нее сверху. Камень на его расстегнутой груди светился, как раскаленный уголек. Так же светились и зрачки Камилла. Он протянул руку и толкнул ее ладонью в лоб.
— Тогда спи!
Ее тормошили бесцеремонно и требовательно.
— Проснитесь! Да проснитесь же!.. Что это с ней… Словно накачали снотворным… Эй, проснитесь! Откуда вы здесь взялись? Анна! Анна! Проснитесь!
Анна замычала. С трудом раскрыла тяжелые веки. Увидела над собой тускло освещенные лица. Толстяк с бритой блестящей головой приподнял ее, прислонил к спинке сиденья.