На другое утро дядя Костаке попросил Феликса сходить к Аглае и взять у нее ключи от дома на улице Штирбей-Водэ. Феликс нехотя согласился.

Аглае напала на Феликса, словно во всем виноват был он:

—Да чего он пристает с ключами? Нет у него их, что ли?

Феликс пожал плечами, с неудовольствием глядя на сидевшее кружком семейство: Аглае, Аурику, Тити и не­отлучно пребывавших здесь Стэникэ с Олимпией. Тити, за столиком у окна, угрюмо копировал акварелью рису­нок с открытки, делая вид, что не заметил вошедшего и целиком поглощен своим занятием. Феликс почувство­вал атмосферу оскорбительного любопытства и ожесто­ченной вражды и немедленно ушел бы, если бы не должен был получить ключи. Аурика без всякой подготовки от­крыла бой.

—Бедненький Тити очень сердится, что ваша прия­тельница, домнишоара Джорджета, так отвратительно по­ступила с ним, — сказала она. — Она велела передать ему, что у нее нет охоты выходить замуж, и вообще так грубо выразилась. Странно, она производила впечатление крайне утонченной девушки. Как вам это покажется?

За этим скрывалось столь многое, что Феликс поту­пился, стараясь избежать холодного взора Аурики.

—Э, виновата не девушка, виноват тот, кто научил ее этому! — саркастическим тоном сказала Аглае. — Брось­те, мы знаем...

—Кто научил ее? — машинально переспросил Феликс.

—Видите, домнул Феликс, какой вы! — ехидно заме­тила Аурика. — Уж будто вам неизвестно? Мы опреде­ленно знаем, что Джорджета сделала это ради вас. Мы ничего не говорим, может быть, вы расположены к ней, но не надо было ей сбивать с толку бедного Тити.

Тити, не отрываясь от рисунка, все более и более нер­вно орудовал кистью. Слушая обвинения Аурики, Фе­ликс застыл на месте. Он вынужден был признать, что в них есть доля истины.

—Я не имею ничего общего с домнишоарой Джорджетой, — смущенно пролепетал он, — я ее едва знаю... Слу­чайно... Тут недоразумение... Кто вам это сказал?

—Кто нам сказа-а-ал? — ядовито протянула Аглае. — Вот кто нам сказал! Говорите же!

И она ткнула пальцем на Стэникэ, который за все это время не проронил ни слова и рассматривал стены. Услы­шав это, он с извиняющимся видом взглянул на Фе­ликса.

—Я сказал... то есть я слышал... Я не говорил, что именно домнул Феликс. В конце концов, зачем мы будем кого-то обвинять... Надо было послушать меня и не пу­таться с такой особой, как Джорджета. Она просто... Всему свету известно.

У окна неожиданно послышался грохот. Тити стукнул кулаком по столу и вскочил на ноги, лицо у него стало совсем восковое.

—Это ложь, вы мне сказали, что застали там Феликса и что они вместе смеялись надо мной. Отилия — про­дажная тварь, она спала с Феликсом, а теперь спит с Паскалополом. Я не позволю, понимаете...

Тити снова стукнул по столу, бумаги разлетелись. Возмущенный Феликс попытался возразить:

—Очень прискорбно, что вы так говорите об Отилии.

—Отилия — шлюха, — орал как безумный Тити, ко­лотя кулаком по столу.

—Мне не следует даже разговаривать с домнулом Тити, который способен на такую чудовищную клевету, — прибавил Феликс.

Гнев Феликса как будто произвел на всех впечатление, только Стэникэ, сделав таинственную физиономию: «тут, мол, большой секрет, я не могу вам объяснить», — отчаянными жестами умолял его замолчать. Олимпия ска­зала:

—Не слушайте вы Стэникэ! Он вечно всюду сует нос!

Феликс направился к двери, но, когда он проходил мимо столика Тити, тот раздраженно дернулся. Подумав, что Тити хочет его ударить, Феликс закрыл грудь рукой. Тити зацепился за ковер, поскользнулся и упал спиной на стол, опрокинув его. Не разобравшись, в чем дело, осталь­ные приняли случайное падение Тити за драку. Стэникэ тут же подбежал к Феликсу и схватил его за руки, а Аг­лае, вскочив, крепко обняла Тити, продолжавшего кричать во все горло:

—Отилия — шлюха, так и знайте!

Феликсу было омерзительно и то, что произошло, и то, как восприняли это окружающие. Аурика и Олимпия пы­тались его успокоить, хотя в этом не было никакой необ­ходимости.

—Ну не обижайтесь так, домнул Феликс! Что за ре­бячество! Ведь вы знаете, какой Тити нервный!

Но Феликс окончательно рассердился, оттолкнул Стэ­никэ и вышел из дома. Стэникэ кинулся вслед за ним.

—Дорогой, милый, напрасно вы на меня сердитесь, — кричал он, пытаясь на ходу поймать руку Феликса, — вы правы, но поставьте себя на мое место. Я ничего им не говорил. Они что-то подозревали и теперь валят все на меня. Разве я могу спорить со своей тещей? Ведь она ста­рая женщина! Вы же умница, понимаете это! Эх, если бы я был такой, как вы, не принимал бы я эту ерунду близко к сердцу. Занимался бы своими делами — и конец. Ну и что тут такого, если он сказал, что вы живете с Отилией! Разве это плохо? Ваше счастье!

—Домнул Стэникэ, оставьте меня в покое! — оборвал его разозленный Феликс, собираясь войти к себе в дом.

—Вы опять сердитесь? — с невинным видом удивился Стэникэ. — Вот видите, что вы за человек, не знаешь, как и подойти к вам.

Феликс хлопнул дверью и быстро поднялся в свою ком­нату. Стэникэ постоял немного в нерешительности, поду­мал, затем осторожно открыл готическую дверь и на цы­почках вошел. Однако Феликс заметил его в окно засте­кленной галереи. Надев шляпу, он тихонько спустился вниз и через ворота вышел на улицу. Он был расстроен, совсем пал духом, и в его уме снова ожили все прежние планы бегства. Лекции немного отвлекли его, и, вернув­шись домой, он с признательностью выслушал совет, ко­торый прошептал ему дядя Костаке:

—Больше не ходи туда! Так будет лучше!

Стэникэ действительно раздул все происшествие и из­ложил его старику в самых драматических тонах.

—Когда молодежь любит — то любит! — разглаголь­ствовал он. — Я сам был такой же. Ваш Феликс, гово­рят, живет с Джсрджетой. Первоклассная девочка, ниче­го не скажу, Феликс молодец! Но вы не знаете, что Тити влюбился в Джорджету и захотел жениться на ней. Он привел ее сюда, к моей теще, клянусь честью, все было готово. И вдруг, ни с того, ни с сего, девушка теперь от­казывается. Говорят, что ей не позволяет Феликс! Воз­можно, возможно! Девушка красивая, уверяю вас, чер­товски красивая. И она уже не желает выходить за Тити. А этот тряпка, Тити, посмотрели бы вы, в каком он был неистовстве! Когда они с Феликсом оказались лицом к лицу, мне стало страшно. Кончено! — подумал я. — Сейчас случится что-то ужасное. И в самом деле, никто и не заме­тил, как они налетели друг на друга. Какая драка! Я их едва рознял! Тити вцепился в волосы Феликсу, Феликс схватил его за горло. Ну и комедия! И все из-за жен­щины — красивой женщины, что уж тут говорить. Дядя Костаке, послушайте меня, я адвокат. Из-за женщины совер­шаются преступления, братья хватают друг друга за горло, возникают войны. Женщина — вот причина всех распрей на земле.

Мрачный, сгорбившийся дядя Костаке расхаживал по комнате, упорно посасывая окурок и временами презри­тельно и недоверчиво поглядывал на Стэникэ. Он не при­давал никакой веры его словам.

—Что вам дался этот мальчик? — сказал он нако­нец.— Почему вы не хотите оставить его в покое? Он ни­чего вам не сделал! Не надо говорить резкости ни ему, ни Отилии. Они сироты! Это грех...

Стэникэ ухватился за новую тему и начал ее развивать:

—Мне очень жаль, что я слышу от вас подобные вещи! Я обижаю сирот? Вы видите меня, я сам с малых лет остался сиротой и знаю, какое это страдание — не иметь никого близких. Я обижаю Феликса? Но я привязан к нему, как к младшему брату, я намерен помочь ему всту­пить в жизнь, руководить им. Что же касается Джорджеты, то он немножко виноват, что уж тут греха таить. Я ему сказал: «Друг мой, не связывайтесь с этой распутницей, она — роковая девушка». Когда он пришел просить ключи, я сделал ему знак, чтобы он в присутствии Тити был осторожен.

—Ну, дали ему ключи? — нетерпеливо спросил дядя Костаке.

—Теща их ищет. Но позвольте, зачем они вам, у вас же есть одна связка? Уж не думаете ли вы продать дом? Ведь сейчас не сезон для найма. Правильно, продавайте, самое верное — иметь деньги в кошельке. Но надо смот­реть в оба, поручить это хорошему посреднику. Назовите вашу цену, и я постараюсь что-нибудь сообразить.